Анархист - Михаил Тихонов

Я вытянул из кармана портсигар. Старый, из нержавейки, открыл его и достал самокрутку. Сигареты давно кончились. Но был самосад-табак. Прикусив зубами, зашарил по карманам в поисках спичек. Это может показаться странным, но запас спичек у нас был громадным. На хрена у одного дедка столько хранилось? Коробок четыреста. Может больше. Да кто ж его знает. Птиц не задавал вопрос, он констатировал факт. А я не знал что ему сказать. Я представлял, что он может попросить. Но вот, смогу ли я выполнить просьбу? Не уверен.

Наконец найдя спички я раскурил самопальную сигарету и вдохнул горьковатый дым. Мы не спеша шли по серому, размытому дождями асфальту, сквозь который уже пробивалась трава, к краю Разлома.

– Серег… я не знаю, что твориться там. – мы как раз добрались до места, где трасса резко обрывалась и начинался разлом. Я кивнул в сторону плохо видимого противоположного края пропасти. – я не могу тебе ничего обещать.

Я сел прямо на асфальт и свесил ноги в пропасть. Курил и бездумно смотрел вдаль. Туман, попытавшийся с рассветом окутать нас дымком, передумал и решил рассеяться. Птиц скинул с плечья ружье, положил его и сел рядом со мной.

– Я не могу обещать. Но я постараюсь вернуться. – выдохнув из легких дым, я продолжил начатый разговор.

– Ты уже решил с кем пойдешь? – Птиц так же бездумно смотрел вдаль, как и я.

Я очень соскучился по солнцу. Прямо в немоготу. Вечно хмурое небо давило на меня. Вызывая раздражение.

– Регина уже два дня не встает. Она совсем плоха. У меня мало времени.

– Значит один?

–Да.

Мы сидели в тишине какое-то время.

–Серег, если я не вернусь через пару дней… – мне было тяжело это говорить. С трудом проглотив комок в горле. – позаботься о сыне.

– А Регина? – Серега посмотрел на меня. Я чувствовал его взгляд. Но посмотреть в лицо старому другу не мог.

– Если я не вернусь, она не выкарабкается. – с трудом протолкнул стоящий в горле ком.

Птиц будто понял, что не стоит бередить мои раны. Он всегда тонко чувствовал состояние людей. Вот и сейчас, промолчал.

В отличии от меня, сумевшего отстоять независимость от поселка и жившего чисто своей семьей, Птиц врос в структуру общества корнями. На недавнем совете, было принято решение не проводить разведку за пределами разлома. Страх неизвестности победил. Люди, заседавшие в совете не хотели перемен. Кое-как налаженный быт, нехватка рабочих рук. Все это давило. А тут еще нужно кого-то посылать в неизвестность, без малейших гарантий на успех. На это старички пойти не могли. Плевать, что нет лекарств. Плевать, что умирают младенцы. Главное – безопасность.

– Куда ты планируешь пойти? Вдруг совет все же даст разрешение? – Птиц похоже и сам не верил в то, что говорил.

– Дойду до Серменово. Может там кто выжил. – я пожал плечами. – если не будет результата… двину в сторону Уфы по трассе. Мы не знаем как идут разломы. Возможно, что пути нет. А нетопырь… Ну просто наши кузнечики решили мутировать.

Я улыбнулся. Хотя это и стоило мне труда. Птиц и сам все прекрасно понимал. Его не назовешь дураком. Но иногда он закрывал глаза на вещи, о которых не желал знать.

– Понятно. – Птиц замолчал. Наверное думал о чем-то своем.

– Дай закурить. –Я удивленно взглянул на бросившего курить еще до удара Птица.

–Нервы. Миш, не думай, что я не в курсе того, что мы все инфицированны. – ну да. Кто бы сомневался. Тщательно мною хранимая тайна. Время от времени терявшиеся в лесах заболевшие люди. Птицу хватило чтобы понять. – я устал ждать и бояться, что следующим, кто заблудиться в лесу будет кто-то из моих. Устал…

Голос друга дрогнул. Ему было тяжело говорить это мне. Я был изгоем, но кроме меня и моего сына, никто не смог выздороветь после вспышки непонятной эпидемии. С тех пор, уже два года, именно мне пришлось выполнять функции санитары леса. Он думает это легко? «Исполнять» тех, кто мог стать опасен для остальных. Но темные времена – темные решения проблем.

– Не надо Серег. Я все прекрасно понимаю. Ты не хочешь, чтобы однажды в рейд со мной ушел кто-то из твоих близких. Или даже ты сам. – я повернул голову и посмотрел на него. – Не бойся. Я не доживу.

Поднявшись на ноги, я отряхнул штаны и вгляделся вдаль. Что-то на той стороне пропасти привлекло мое внимание. Жаль мало света пробивается сквозь облачный покров. И как-будто, на небесах прочитали мои мысли. На миг, сплошные тучи разошлись, и солнечный свет впервые за долгие годы сумрака достигли поверхности, высветив на той стороне белую машину с открытыми дверьми.

Я стоял, будто громом пораженный. Белая Шкода Фабия. Та самая, на которой мы ехали в Узян, чтобы встретить Новый две тысячи двадцать первый год. Как давно это было…

***

Птиц смотрел вслед уходящему в сторону Разлома Анархисту. Не было никаких гарантий, что он вернется. Но, тем не менее, Анархист уже сделал для людей больше, чем кто-либо другой в этом селении. Сергей поправил очки, вечно пытающиеся сползти вниз, и крепче прижал к груди обычную тетрадь на сорок восемь листов. Потрепанная, с пожелтевшими страницами, она содержала записи наблюдений и опытов. Вряд ли кто знал, что Анархист имел собственную лабораторию для исследований. И точно никто не знал, что он ставил опыты над заболевшими. Птиц, лишь мельком глянул последние записи, когда Анархист отдал ему тетрадь. Но даже этого хватило, чтобы понять. Он почти сумел получить лекарство. Вот только не успел. Заболела жена. И Анархист плюнув на все рванул на посики прохода в большой мир, со слабой надеждой раздобыть антибиотики довоенного производства. Птиц еще раз погладил тетрадь. Об этом не должен знать никто, и он сумеет сберечь эту тайну. А потом, когда, не если, а когда друг вернется, он вернет ее владельцу. Сергей печально улыбнулся. Сколько он знал Анархиста? Года с седьмого, две тысячи который. Двадцать лет. Даже чуть больше. Но этот человек всегда был и будет сплошной загадкой.