Иван, Кощеев сын - Константин Арбенин

– Похоже, у них либо прямо в царском дворце слон сдох, либо же новый сорт сыра испытывают…

Только никакого дворца в Лесном царстве отродясь не было, как, впрочем, и сыра. Всё здесь было запросто, по-природному: вместо генералов – хищники мохнатые, вместо народа – летуны пернатые да зверьё помельче, а вместо царского дворца – пышная лесная поляна.

Вывели горе-путешественников на ту поляну, велели остановиться с краю, чтобы человечьими грубыми подошвами ягодную красоту не затаптывать.

– Вот так поляна, – присвистнул Горшеня, – что твой аеродрон!

Поляна и вправду знатная была – ровная, цветущая, да ещё посреди неё круглое озерцо имелось. Но насладиться этой красотищей ни у Ивана, ни у Горшени никаких сил нет, ибо давешний забористый запах здесь не исчез, а, наоборот, достиг своего мучительного апогея: глаза разъедает и глотку скребёт нещадно, будто напильником! Горшеня-то в своей жизни всякого нанюхался, поэтому ещё более-менее держится, а у Ивана прямо слёзы из глаз потекли.

А тем временем медведь-воевода подтянул жировые складки да и припустил во всю медвежью припрыжку в дальний соснячок. Рыканул там что-то на своём наречии – сосны в ответ раздвинулись, и показалась средь них огромная змеиная башка с мохнатыми, непричёсанными бровками.

– Поймали незертиров, ваше величество! – докладывает медведь. – Привели в целостности и сохранности!

Доложил – и обратно к пленникам отбежал, дышит с пристрастием, неровно. На морде у него написано, как он собой доволен.

Примялись сосны в обе стороны, и змей Тигран Горыныч собственной своей персоной пошёл выползать на поляну. Тут сразу и понятно стало Ивану с Горшеней, кто такой таранный запах издавал во всём лесном радиусе.

– Вот кому в бане-то помыться не помешает, – говорит Ивану Горшеня вполголоса. – Экое, брат, анбре! На фронте специально на этот случай противогазную масочку выдавали. Но поскольку нами такой случай не предусмотрен…

Не договорил Горшеня – закашлялся. А когда змей из сосняка вылез полностью и предстал во всей своей красе, Иван с Горшеней про запах даже забыли на время. Но не размерами своими гигантскими ошарашил Тигран Горыныч путешественников, не тигровыми полосами и мохнатостью – куда больше поразил их донельзя удручающий его внешний вид! Шкура нечёсана, грязь комьями на разных местах висит-болтается, морда небритая, как у мопса, в глазах горсти какой-то мутной слюды – не царь, а помойная куча с бровями! И голова-то у змея имелась всего одна, единственная! Вместо остальных торчали из туловища, будто сорная ботва, разной длины культи да обрубки такого же необработанного вида, как и весь прочий змеиный фасад.

– Единоглавый! – охнул Иван и тут же нос свой пальцами защемил, поскольку подул ветерок и пахну? ло от государя слаще прежнего.

Змей своё рыхлое тело к озерцу подтянул, разложил его части по равнинкам да бугоркам, откашлялся, кудлатую бороду грязными когтями проредил.

Горшеня Ивану на ухо шепчет:

– Давай у этого сырка спросим насчёт чёрта, который нам нужен. Сдаётся мне, что он про него обязательно должен знать. Они небось на одних дрожжах взращивались – дрожжевые, понимаешь, братья.

А Ивану уже не до чёрта – он от неравной борьбы с запахом вдруг позеленел весь и лицом потерялся. Видать, случился с ним осязательный шок.

– Ты носом дыши, – толкает его Горшеня, – носом завсегда лучше дышать, чем ртом: на дух противнее, зато гадости внутрь гораздо меньше попадает!

Иван от безысходности Горшеню послушал, сделал носом глубокий захват воздуха, пошатнулся, а затем будто даже взбодрился и повеселел. Зрачки у него расширились, и в лице возобладал какой-то нездоровый синюшный оптимизм.

Пока друзья с дыханием экспериментировали, мохнатый воевода вытянулся перед государем во фрунт.

– Вот, ваше лесное величество, – докладывает, – добыли «языков», понимаешь!

– Языков? – басит звериный царь. – Языков я люблю, благодарствуйте.

– Рад стараться! Служим живой природе! – рапортует медведь и задом отходит в сторонку, чтобы картину не заслонять.

А змей ретироваться ему не позволяет, спрашивает со всей государевой строгостью:

– Кто такие? Откуда взялись?

– Разбойники, – снова вытягивается Потап Михалыч. – Симеоны!

– Почему думаешь, что разбойники?

– Потому как людской породы существа, а люди, ваше лесничество, они все есть чистой воды разбойники. От них в лесу завсегда один, понимаешь, урон!

Змей когтистыми пальцами по земле постучал, в крошку целый пук дёрна перемял – поразмышлял, значит. Смотрит на доставленных. А те до сих пор сло? ва вымолвить не могут, с прихваченными носами стоят.

– Однако их здеся двое, – недоумевает царь-змей.

Медведь чуть помедлил, но согласился.

– Так точно, ваше величество, – говорит, – около того.

Тут Иван всё ж таки нос разомкнул, головой дёрнул, как жеребец, и понесло его ретивое.

– Никакие мы не разбойники, – говорит он и шаг вперёд делает, – а уж тем паче не Симеоны, за которых нас принимают! Меня, например, Иваном зовут. А ты кто таков будешь, удивительное существо?

Змей от такого обращения остолбенел, медведя лапой отодвинул на край поляны: сам, мол, разберусь со смутьяном, безо всяких мохнатых помощников.

– Я, – объявляет снисходительно, – Тигран Горынович Первый, всех зверей единоличный царь.

А Иван всё больше наглеет, прямо на рожон прёт: сломила его, видать, химическая атака!

– А разве царь зверей не лев? – спрашивает развязно.

– Львы у нас не водятся, – отвечает Тигран Горыныч.

– Так ведь и драконы не водятся!

– Я не дракон, – терпеливо объясняет животное. – Я тигровый полосатый змей редкой ископаемой породы, северного разновида. Единственный в своём роде.

– Стало быть, тебя охранять надо? – интересуется Иван.

– А как же! Конечно! – соглашается Тигран Горыныч и с явным удовольствием рассказывает об этом подробнее: – Давеча даже научная экспедиция приезжала, мерки с меня сняла и в какую-то Красную книгу записала. Даже отпечатки попросили на память оставить. Да… – Змей гордо раскланялся на разные стороны, а затем как-то резко поник заповедной своей головушкой. – Только… Конфуз вышел, однако: те экспедиторы самозванцы оказались, воры обыкновенные и разбойники, подлое человечье семя! Угнали у меня, срамоеды, коврик-самолёт! А я без него на дальние расстояния передвигаться неспособный, отяжелел с годами, турбулентность потерял… – Вдруг вскинулись бровки змеиные. – Да уж не ваши ли дружки-сподвижнички? ! Небось в одной шайке состоите!