Что мы пожираем - Линси Миллер

– Правда? – спросил наследник. – Как же я тебя не замечал?

От резкости в его голосе у меня заныло в груди.

– Я выросла на севере первой стены Незабудок.

Незабудки, район, в котором когда-то располагались церкви, по большей части были заброшены, и воды Болот давно уже подтапливали его заброшенные церкви. Когда-то у богов были имена, но после того, как они покинули нас, мы перестали их использовать. Сейчас они были просто идеями – Порядок, Хаос, Жизнь, Смерть и Время, – а их церкви гнили. Когда я была там в последний раз, большая часть зданий обвалилась, а в оставшихся жили люди, которым больше некуда было идти. Раз в несколько недель стража устраивала там зачистки.

– Район Не-Забывайте-Их? – он слегка наклонил голову. – Ты выросла в районе Худой-погряз-в-болотах?

Старые названия уже никто не использовал. Но, разумеется, он был исключением.

– Вы не были в Болотах, – пожала плечами я. – А я уже много лет живу в Лощине.

Он долго смотрел на меня, слегка приоткрыв рот.

– Какая у тебя фамилия?

Жители Лиры всегда носили фамилию того родителя, который внес больший вклад в семью. Но фамилию моей матери он вряд ли узнает. Я не была забытым ребенком какого-то пэра. Просто у нее было на два медных халфана больше, чем у моего отца.

– Адлер, – сказала я. – Скажите, а люди просто говорят вам свои имя и фамилию, забывая, что вы никогда об этом не спрашивали?

– Прости меня, – он поправил очки и откинулся на спинку сиденья. – Как тебя зовут?

– Лорена Адлер, – сказала я. – И я прощу вас, если вы скажете, что именно вам от меня нужно.

– Мне нужна ты, Лорена, – сказал наследник, барабаня своими длинными пальцами по щеке. – А чего хочешь ты? Ты говорила, что хочешь помочь Уиллоуби Чейзу, но, кроме этого, ничего не упоминала.

Он снова пытается меня отвлечь. Я ничего не ответила.

Наследник вздохнул. Он пересел со своего места ко мне, коснувшись бедром моего колена, снял очки и развязал галстук.

Он протер им красные стекла.

– В детстве я хотел собаку, – сказал он, – но на самом деле мне была нужна не она.

Он надел на меня очки, положил палец мне под подбородок и повернул мою голову к себе. В пространстве над его плечами висело едва заметное темно-красное пятно – как будто кто-то наклонился, чтобы что-то прошептать ему на ухо. Я протянула руку, пальцы скользнули по пятну. Я ничего не почувствовала.

– Это ваш творец, – прошептала я. – Вы можете видеть творцев.

Он рассмеялся, запрокинув голову. По его шее, от левого уха тянулся вниз едва заметный шрам.

– Они показывают только грехотворцев, – он кивнул на пространство позади меня. – Твой грехотворец прячется, когда я смотрю на тебя.

Я бы тоже спряталась.

– Вы сами их сделали? – спросила я. Я наклонилась к нему, чтобы получше рассмотреть его творца, но он спрятался у него под плащом. Этот мальчик – монстр, но все же он чертовски умен.

– Мама сказала, что позволит мне завести собаку, если я сделаю со своим грехотворцем что-то, чего она до этого не видела, – сказал он. – А я очень хотел собаку, даже несмотря на то что контракт едва меня не убил.

– Вам не собака была нужна, – очки соскользнули с моего носа и его рот оказался разделен пополам толстой красной линией. – Вам был нужен кто-то, кому было бы плевать, что вы – грехоосененный.

Ему был нужен кто-то, кто любил бы его, а не боялся. Кто-то равный ему – и это было невозможно, пока существовал суд пэров, а он был наследником престола.

– И вот, у меня есть ты, – он забрал у меня очки и небрежно нацепил их на лоб. Его глаза были светлыми, пепельно-серыми. – Что ты знаешь о Двери?

– Только слухи, – покачала головой я. – Когда боги изгнали выживших Благих и Грешных, Грешные пошли на хитрость. Они не покинули наш мир навсегда и позаботились о способе вернуться. Глубоко под сердцем Устья есть Дверь. Чтобы она оставалась закрытой, ей нужно приносить кровавые жертвоприношения.

Они пожирали нас. Мы пожирали их. Выжившие спрятались за Дверью, которая пожирала нас. Цикл продолжался вечно.

Вот зачем Уилла хотели принести в жертву.

– Она существует. Действительно, существует. И ее аппетиты растут. Чтобы она оставалась закрытой, нужно все больше и больше душ. Скоро наступит день, когда мы не сможем утолить ее голод. Она откроется. Грешные вернутся в этот мир и снова будут господствовать над людьми. Над теми, кто останется в живых… – он наклонил голову, позволил очкам скользнуть на место и поправил их дрожащей рукой. – Я хочу, чтобы ты помогла мне закрыть Дверь, чтобы больше не нужно было приносить жертвы и никому не надо было умирать. Я хочу закрыть ее навсегда.

Глава пятая

Устье Реки Богов располагалось на изгибе Серповидных гор. Королевские владения возвышались над городом, взирая с вершины скалы на прочих обитателей Устья. От дворца в сторону города спускалась река; ее извилистое течение разделяло город на две части, а созданные смертными каналы обеспечивали водой все районы столицы и окрашивали их в серо-желтый цвет. Лодки и баржи медленно проплывали под широкими воротами на границах районов, словно слова, вырывающиеся из кривозубого рта.

Если ворота, ведущие из Устья, были ртом, то Болота были кишечником. Там замерло множество полузатонувших плавучих домов и застойной воды, потерявшей свое русло. Без Болот Устье перестало бы функционировать: жители Болот делали работу, браться за которую не хотел больше никто. Так было выгоднее: можно было не обращать внимания на тех жителей Болот, что лишились руки, работая в шахтах, или потеряли палец, трудясь на заводах. Вряд ли кто-то стал бы что-то менять – даже если бы и существовала такая возможность. В народном совете – органе, в котором состояло несколько десятков человек, задачей которых было контролировать полномочия суда, – в основном заседали люди, не поднимавшие шумиху или не желавшие изменений, опасаясь больших потерь. Конечно, если бы они попытались что-то изменить, двору пэров достаточно было бы просто получить перевес голосов, чтобы отменить их решения. В стране было более двухсот семей пэров, а в суде пэров заседал представитель каждой семьи. Эти люди определяли все, что происходило в Цинлире.