Как довести прекрасного принца - Лина Алфеева

– Ты чего расселась? У Листика уже самовар вскипел.

Полупрозрачное лицо Иова выступило из куста орешника, следом раздалось леденящее душу завывание. Я к припадкам призрака была привычная, поэтому даже не вздрогнула.

– Я дощечку уронил, – последовало слезливое объяснение. – Вытащить не могу. Застряла-а-а-а…

Новая порция ультразвука разогнала всё живое в округе: сорвались с веток испуганные горлицы, выскочил из кустов трясущийся заяц, даже паучок, прядущий паутину, прервал своё занятие и эвакуировался на тоненькой ниточке от греха подальше.

– Элли, беда у меня, – уже спокойно возвестил Иов и умоляюще посмотрел на меня.

Орешник был густой, колючий, а на мне платье новое, чулки нештопаные, любимые, в полосочку. И всё же я опустилась на колени и поползла в заросли. Наверняка на дощечке Иов уже успел что-то изобразить, если не верну, продолжит ныть и чаю спокойно выпить с Листиком не даст.

Отыскать пропажу оказалось не так уж и сложно, но руки я в кровь ободрала, пока доставала. На дощечке углём была нарисована томная русалка.

– Никак не успокоишься, да? – хмыкнула я, возвращая призраку эскиз.

При жизни Иов был большим ценителем женского тела и обожал рисовать любовниц в пикантных позах. Когда о коллекции картин узнали родственники его пассий, художника настиг кинжал профессионального убийцы. Обиженный на белый свет призрак отказывался признавать настоящую причину собственной гибели и продолжал верить, что пал жертвой проклятущих конкурентов, сгубивших его из зависти к искромётному таланту.

– И жизни не хватит, чтобы постичь все прелести и тайны женской натуры, – глубокомысленно изрёк Иов.

– Поэтому ты как самый хитрый умудряешься рисовать и после смерти. Будь поосторожнее с натурой. В Ивовске тебя уже приметили, как бы история не повторилась.

Предупреждение я вынесла мимоходом, зная, что Иов пропустит его мимо ушей и продолжит наведываться в городок близ Тёмного леса. На редкость безответственное привидение. Это ж надо было умудриться засветиться чуть ли не в каждой спальне!

– Что значит смерть, когда в душе пылает искра вдохновенья? Стремлюсь успеть запечатлеть я лик любовного томленья. – Призрак простёр полупрозрачную руку к небу и вскрикнул, поймав прямой солнечный луч. – Жарковато что-то становится. Лучше я тебя в избушке подожду. И ты давай не задерживайся, самовар стынет.

Я подбросила на ладони клубочек-проводник. Ведь не предупреждала же, что загляну, а всё равно рады. За последний год я часто наведывалась в гости к домовому из Тёмного леса. У Листика всегда можно было выпить душистого чаю, поболтать и – что самое главное – выговориться.

К заветной избушке я вышла спустя полчаса. Лес счёл, что мне не помешает разминка, и немного покружил по тропкам. Ступу пришлось оставить на опушке, предварительно окутав чарами. В сохранности ведьмолётки я не сомневалась: даже если кто-то совсем рядом пройдёт – не заметит.

– Наконец-то явилась наша лапушка! Заждались мы тебя! – Листик возник на крыльце и важно приосанился.

На домовом была красная рубашка навыпуск, штаны и неизменные лапти. Лукавые глаза поблёскивали из-под густых, цвета спелой пшеницы бровей. Я сгребла Листика в охапку и расцеловала в пахнущие выпечкой щёки.

– Ну будет тебе… будет! – Домовой быстро осмотрелся – не видел ли кто? – после чего прошептал: – Поставь обратно. Несолидно же.

Я вернула раскрасневшегося домового на крыльцо. Тот помолчал немного, поправил пояс и снова напустил на себя суровый вид, отчего между бровей появилась складочка.

– Так о чём это я? Задержись ты ещё хоть чуточку, и осталась бы без вареничков. Вкуснющие получились. Картошечка так и тает, лучок сладкий. Захарий, пока я тесто на пирожки ставил, почти всю кастрюлю умял.

– Ты меня ещё куском хлеба попр-р-рекать будешь, – обиженно прорычали из избушки.

– Хлебом не буду. Ты его всё равно не ешь.

Избушка у Листика просто загляденье, тёплая, добротная. Печь не дымит, крыша не течёт, погребок имеется, а в двух шагах от дома – колодец. Я сперва удивлялась, что в таком доме кроме домового никто не живёт, а потом Иов украдкой поведал, что с Листиком невозможно поладить. Уж больно тот авторитарен в бытовых вопросах. Здесь не сядь, там не встань, всюду нос суёт и раздаёт непрошеные советы.

– Элли, чтобы через минуточку была за столом. Кто ж чай холодный-то пьёт? А ежели самовар греть, то его опять со стола снимать придётся. И прекрати ты мою избушку магией портить!

Я в ответ хмыкнула, закончила защитный круг и только потом поднялась по ступеням. Тёмный лес меня не обижал, проказами не изводил, но лучше поберечься.

В горнице пили чай. За столом на лавке восседал здоровенный мохнатый волкодлак и чинно лакал из чашки, рядом, прямо на столе, расположились феи. Крылатые крошки макали кусочки баранок в вазочку с вареньем, после чего прикладывались к соломинкам, торчащим из общей кружки. Призрак Иов устроился на подоконнике и уже что-то рисовал в альбоме.

– Вот, пришла. А говорили, что заблудилась, – флегматично обронил он.

– Как же она заблудится? У неё же клубочек.

– Снова одна? – недовольно проворчала фея, от которой исходило сиреневое сияние. Звали её Фиалкой. Более капризного и манерного создания мне встречать не доводилось. – Уж привела бы какого-нибудь мужика.

– Абы какого не надо! – спохватилась зеленоватая малышка, пахнущая мятой.

– Мьятта, не всем принца подавай. Я бы и на кузнеца согласилась. Сильного, крепкого, загорелого, – подала голос фея яблоневого цвета.

– Цыц, бесстыдницы! – прикрикнул на них Листик. – За столом об опылении ни слова. Нечего Элли аппетит портить.

– А мой аппетит тр-р-радиционно никого не интер-р-ресует, – хмуро проворчал в чашку Захарий.

– А что у нас с аппетитом? – Яблонька перелетела к волкодлаку на загривок и почесала его за ухом. – Почему не кушаем?

Страшный и косматый, раза в два крупнее обычного волка Захарий тут же разомлел и довольно зажмурился. В чём он провинился, я не знала, однако проклятие, лежащее на волкодлаке, блокирующее возможность превращения в человека, намекало, что он насолил сильному магу. Я сразу предупредила бедолагу, что не сумею его расколдовать, однако волкодлак продолжал надеяться.

– Элли, рассказывай! Не томи! – Фиалка отложила баранку и привстала на цыпочки. – Как прошёл бал?