Господин мертвец. Том 2 - Константин Соловьёв

– Допился… – сказал кто-то за его спиной.

Но Дирк уже понял, что происходит. Он схватил свой «цейс», припал к окулярам и увидел.

Сперва оба уцелевших аэроплана замыкающей тройки летели на одинаковой высоте, выдерживая небольшую дистанцию между собой. Пилоты были опытны, а только что сошедшие с заводского конвейера машины – послушны. Потом тот «Брегет», что шел слева, едва заметно качнулся в сторону. Ничего особенного, может, просто поймал встречный порыв ветра. Потом он задрожал, словно преодолевая сильнейшее сопротивление невидимой силы. Это было тем удивительнее, что его напарник летел так же легко, как и прежде. А потом левый «Брегет» просто перестал существовать. Через бинокль Дирку сперва показалось, что изящный аэроплан в одно мгновение превратился в огромный рой мух, который хлынул во все стороны разом. Но это было не так.

«Брегет» попросту разделился на составляющие. Крылья, стойки, обшивка, шасси, приборная панель, двигатель и даже отдельные заклепки – все это превратилось в каскад мелких деталей, связанных между собой лишь силой инерции, сталкивающихся в воздухе и разлетающихся в разные стороны. Кажется, из всего аэроплана не осталось части крупнее кулака. Разве что пилоты. Они продолжали двигаться вперед, и Дирк отчетливо видел их сидящие силуэты в летных куртках. Они продолжали полет, но уже без аэроплана, в рое его недавних деталей. И двигались еще несколько секунд, пока не стали падать в облаке мелкого сора и деревянных плоскостей. Дирк отвел от глаз бинокль.

– Все, – сказал Хаас. Выглядел он совершенно измученным, запавшие глаза смотрели мутно, как сквозь туман.

Люфтмейстер дрожащей рукой снял с ремня флягу и запрокинул ее, на тощей шее быстро задергался крупный кадык.

– Ловко, – признал Дирк. – Как этот трюк работает?

– Сложно объяснить… – буркнул люфтмейстер неохотно. – Разнонаправленные колебания воздуха… Вам не понять.

Оставшиеся бомбардировщики без помех убрались восвояси. Карл-Йохан предложил оставить у пулеметов дежурных и не снимать зенитных прицелов, но Дирк лишь отмахнулся. Он знал французов и был уверен, что те, хорошо обжегшись и потеряв четыре машины из шести, станут осторожны. И, конечно, нескоро попытаются повторить этот дерзкий прием.

Его предположение подтвердилось. В течение нескольких следующих дней французские аэропланы появлялись еще несколько раз, но к опасному месту больше не подходили, предпочитая кружить на большой высоте или обходить стороной. Дирк беспокоился только, чтобы среди незваных гостей не оказалось аэроплана с артиллерийским корректировщиком. Это был самый неприятный тип воздушного противника, который, хоть и был сам безвреден, причинял больше проблем, чем эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. На всякий случай он распорядился восстановить все поврежденные убежища и подготовить ряд новых, на большей глубине и с несколькими перекрытиями. «Висельники» ворчали, но работа была выполнена в срок.

Скоро им это пригодилось.

Спустя еще два дня над французскими позициями появился темный предмет, похожий на толстую венскую сосиску – аэростат артиллерийской разведки. Он выглядел совершенно безобидно, но Дирку этот нескладный обтекаемый силуэт казался более зловещим, чем ощетинившаяся орудиями батарея. Он знал, сколько неприятностей может причинить этот летающий бочонок. И он не ошибся.

Стрельба французских орудий, прежде редкая, разрозненная и совершаемая, казалось, больше по необходимости, обрела силу и превратилась в настоящую угрозу. Теперь по три-четыре раза в день на позиции фон Мердера обрушивался самый настоящий град, терзавший их до получаса кряду. Артобстрелы не были серьезной опасностью для укрепленного района двести четырнадцатого полка. Стараниями имперских штейнмейстеров он мог противостоять в течение долгого времени даже сверхтяжелым осадным орудиям. «Веселым Висельникам» пришлось тяжелее, французские снаряды становились у них все более частыми гостями.

Самая отвратительная пытка – пытка неизвестностью. Кажется, это было подмечено еще до мировой войны, но Дирк был уверен, что только тут это выражение обрело настоящий смысл, вобрав в себя достижения современной артиллерийской науки. Ничто не изматывает душу сильнее, чем тяжелый гул приближающихся снарядов. На этот звук, как на веретено, наматывались нервы и натягивались до такой степени, что вибрировали, как готовые порваться гитарные струны.

Как всякий фронтовик, Дирк на слух разбирал голоса пушек, далекие и слаженные. Вот заговорил хор, немного вразнобой, но между выстрелами не успеть и моргнуть глазом. Легкие хлопки среднего калибра и тяжелое уханье гаубиц. Спустя несколько секунд можно разобрать уже другой звук – протяжный, с присвистом, гул снарядов, которые висят где-то над твоей головой и уже собираются рухнуть, всколыхнув землю на протяжении от Южного до Северного полюса. Внутри тусклых металлических цилиндров лежит зерно испепеляющего огня, готовое распуститься, высвободив всю свою силу, в тот момент, когда тупой нос вспорет землю.

Грохот, от которого, кажется, глаза могут стукнуться друг о друга, упругий удар по барабанным перепонкам, такой сильный, что ввинчивается в мозг, клубящаяся над землей пыль и запоздалое, колотящееся в груди понимание – в этот раз пронесло. Большая лотерея, в которой мертвые участвуют наравне с живыми.

Второму взводу везло – их позиции ни разу не накрыло прямым попаданием. Лишь несколько раз снаряды взрывались недалеко от периметра, вызывая осыпи и обвалы, с которыми аварийные команды успевали быстро справиться. Взводу Йонера, несмотря на все его фортификации, пришлось хуже: тяжелый снаряд, проломив два или три перекрытия, разорвался в блиндаже, превратив командира одного из отделений и еще трех мертвецов в подобие гуляша, среди которого не найти ничего крупнее пальца.

Взбешенный Йонер поставил десять талеров тому, кто собьет проклятый аэростат, но желающих забрать награду так и не оказалось. Пулеметы, как и тяжелые противотанковые винтовки, были бессильны на таком расстоянии, и даже Хаас мог только развести руками. Имей полк фон Мердера истребители, наглецов-французов еще можно было бы проучить, но оберст, конечно, берег уцелевшие машины.

– Теперь за нас принялись всерьез, – сказал Карл-Йохан как-то раз, когда они с Дирком укрылись в одном блиндаже при раскатах очередной канонады, – обработают, как картошку на грядке. Каждый день акустики докладывают о новых орудиях. Две батареи шнайдеровских стопятимиллиметровок, около восьми километров, тут и тут… Батарея тяжелых мортир, не меньше трех стволов, двести восемьдесят миллиметров, и хорошо замаскированы…

Перед глазами Дирка потрепанная карта покрывалась все новыми и новыми обозначениями. Их было так много, что глаз начинал путаться в лабиринтах резких линий и штриховки.

– Кажется, они собрали здесь достаточно батарей, чтобы загнать нас на полкилометра в землю.

– Именно так, господин унтер. Я не удивлюсь, если скоро они притащат сюда одно из своих пятьсотдвадцатимиллиметровых чудовищ [6 - Obusier de 520 mod? le 1916 – 520-мм французская тяжелая железнодорожная гаубица особой мощности. ].