Храм на развалинах - Рубен Аракелян

– Вы сейчас серьезно?

– Абсолютно. Мы же условились – только правда. Так получите свою правду. Признаться, мне самому уже невыносимо держать все это в себе, и я рад возможности хоть кому-то наконец все рассказать. Благо сейчас это уже нет необходимости скрывать. Я ведь в углу, верно? Мы к этому пришли. Просто я хочу, чтобы вы поняли мои мотивы, а для этого мне нужно вернуться в школу, во времена, когда я был подростком, даже ребенком. Тогда я встретил Ингу. Мы учились в одной школе.

– Первая любовь. Понимаю.

– Единственная любовь. В этом плане я являюсь самым везучим человеком на всем свете. Ни до этого, ни после, мне никогда больше не везло, если вы понимаете, о чем я сейчас говорю. Я глубоко убежден, что всякому человеку отведен определенный запас везения, и запас этот исчерпаем. Именно поэтому у нас так много случаев, когда, например, крупный выигрыш в лотерею влечет за собой разрушенные жизни. Весь запас моего везения был потрачен на встречу с ней. И за четверть века я ни разу не пожалел, что карта именно так легла. Будь мне предоставлен выбор до случившегося, я бы все равно отдал все везение за эту встречу.

– Очень романтично, профессор. Только не пойму, как это поможет нам в нашей с вами ситуации.

– Ничего, вы поймёте. За этот вековой квартал были разные события в нашей жизни. То есть, чтобы вы понимали, я отнюдь не идеализирую наше существование. Проще говоря, любая жизнь – она как растянутый сериал. Ее интересно наблюдать, но только в синопсисе. Если же ее смотреть в реальном времени, то рутина заставляет переключать канал. К сожалению, а может и к счастью, пульт дистанционного управления есть в руках только лишь у наблюдателя, а для актеров все течет медленно, и приходится проживать каждую секунду каждой новой серии. Нет возможности перемотать рекламу, например. И в этой всей рутине, в этом медленном потоке капающей из крана воды, нужно постоянно прилагать усилия, чтобы осознавать, что в твоём существовании здесь, на этой съёмочной площадке, есть смысл. Без этого осознания все это лишь новая капля из подтекающего крана.

– Как же красиво вы излагаете, профессор. Все эти речевые обороты… Прямо залюбуешься.

– Вы сейчас иронизируете, и это вполне нормально. Поступаете вы так именно потому, что сейчас являетесь наблюдателем. Пульт сейчас в ваших руках. И вам скучно. Хочется нажать кнопку перемотки. Я ведь прав? Конечно прав. И сам прежде часто замечал, что нахожусь в такой же ситуации. До тех пор, пока не научился находить смысл. Вот скажите, вы думаете о смысле собственного существования? Хоть иногда.

– Как любой человек. Но я слишком занят, чтобы тратить на это много времени.

– И к чему вы приходите, когда появляется время на подобные мелочи?

– Ну, я не умею так красиво формулировать свои мысли. Я, знаете ли, обычный мужик. Так сказать, из народа. Таким как я чужды высокие матери и тому подобная ерунда.

– Ну что ж, в таком случае, я отвечу за вас, если позволите. Благо, очевидно, что у меня времени на обдумывание этих, как вы их называете, высоких материй, было гораздо больше, чем у вас. Поэтому я, как мне кажется, могу говорить достаточно объективно. Эта жизнь, это непозволительно, просто непростительно медленное существование обретает хоть какой-то смысл, только когда есть цель. Без цели все это становится цепью вегетативных процессов. Клетка рождается, делился, умирает, и так снова и снова, пока, наконец цикл смерти не возьмёт вверх над циклом рождения. Без цели все это лишь нанесенное на график коническое сечение, где зародившаяся в нуле кривая идёт вверх, после чего, достигая верхней точки, устремляемся вниз до тех пор, пока не вернётся обратно к нулю. Проще говоря, если нет цели, то масштаб увеличивается, и можно наблюдать лишь глобальные процессы. Ты становишься лишь множеством точек на плоскости, которые, если повезёт, то образуют причудливый узор, а если нет, как в моем случае, то станут простым отрезком, устремляющимся от нуля обратно к нулю. Но как только появляется цель, масштаб графика уменьшается настолько, что, наблюдая со стороны, ты никогда и не подумаешь, что перед тобой обычная система координат с поднимающейся, либо опускающейся кривой. Только тогда твое появление в этой системе координат обретает смысл. Только когда ты не видишь график. Проще говоря, гораздо легче ждать чего-то, чем просто ждать. Вот взять вас. Почему вы так настойчиво преследовали меня все последние месяцы? Потому что я дал вам цель. Дал смысл вашего существования. Отнял у вас время на экзистенциальные страдания. Уменьшил масштаб вашего графика настолько, что вы перестали видеть вашу собственную систему координат.

– Ясно. Выходит, мне следует вас благодарить, я правильно понимаю.

– Нет, неправильно. Вы все ещё не понимаете. Я здесь – всего лишь цель. Временная, а не перманентная. Цель, которую вы сами создали. Я не говорю сейчас о том, хорошо это или же плохо. Я лишь говорю о факте. Благодаря тому, что вы создали из меня цель, ваша жизнь обрела смысл. У каждого это работает по-своему. Для кого-то цель – вернуться домой с работы и обнять детей. Для кого-то – проснуться утром, не умерев во сне. Для других – поехать в отпуск летом на побережье. Заработать миллион, найти пару, вырастить дерево в саду, починить наконец протекающий унитаз… Все это настолько субъективно, что выделить что-то схожее или среднее просто невозможно. Все зависит от многих факторов: кругозор, образованность, дальновидность, широта взглядов. Общее только одно – жизнь является настоящей жизнью, только при наличии цели. Только ради нее можно продолжать существовать в этом мире.

– И какая у вас цель, профессор? Усыпить меня своей лекцией? Или может, упаси господь, унизить упоминанием широты внутреннего мира?

Он снова взглянул на часы.

– Это зависит от положения стрелок на часах. На ближайшие без малого десять минут цель одна, самая главная, которой я жил пару последних лет. Спасти жизнь. Самую важную из всех. Десять оборотов секундной стрелки, и ей на смену придет другая. Которая, возможно, ещё продлит мое существование. Но было время, когда я терял свою цель. Когда прежний стимул исчерпался, а нового так и не появилось. Такое случалось несколько раз. И в каждый из них бренность этого протекающего крана в виде бесконечно сменяющих друг друга серых будней наваливалась на меня огромной бетонной плитой. Все было бы гораздо проще, будь мой тот самый пресловутый внутренний мир пошире. Это к слову об унижении, в котором вы меня пытаетесь обвинить. Тогда, возможно, я бы сумел следовать чему-то глобальному. Ну, например, мир во всем мире. Понимаете, о чем я? Или, допустим, увидеть своих внуков. Или даже правнуков. Сплясать на их свадьбе. Это если немного более приземленно. Но, к сожалению, мой скудный мозг устроен иначе. Эта самая цель должна быть осязаема. Она должна быть где-то впереди, но не слишком далеко. И вот, когда это навалилось в очередной раз, подумалось, что на этом все закончится, что конец уже близок. Но, в один из дней, Инга потеряла сознание. Прямо вот здесь, на кухне, за вашей спиной. Оказалось, что это лейкоз в третьей стадии. Рак крови, проще говоря. Возможно, это покажется вам кощунством, но этот диагноз тогда подарил мне жизнь. И если бы я был чуть более сентиментальными человеком, то, вероятно, мне было бы сейчас стыдно это признавать. Помню тот вечер очень хорошо. Она была разбита, опустошена, эта новость свалилась словно снег на голову. А в голове все складывалось в какой-то дьявольский пазл. Тем вечером пришло понимание. Осознание того, что у меня появилась цель, что она дана мне не просто так…