Для кого цветет лори - Марина Суржевская

– Что это?

– Наш магический щит, – улыбнулся владыка. Оникс покосилась на двух Сумеречных, установивших защиту, вздохнула. Да уж, не думала она, что когда-нибудь будет ехать в одном экипаже с владыкой империи, а сильнейшие маги станут ее защищать, а не пытаться убить!

Лошади остановились, и экипажный раскрыл дверцу и разложил ступеньку. Толпа заволновалась, двинулась, глашатай громогласно объявил о прибытии Светлейшего Владыки империи. Люди ахнули, подались вперед, напирая друг на друга и сотрясая воздух криками. А внутри всей этой каши из людей, по живому коридору и под защитой купола, медленно шествовали Оникс и Ошар. Владыка придерживал раяну за локоть, и ей постоянно хотелось этот локоть убрать. Но она терпела.

Они поднялись на высокий помост, отсюда вся площадь была как на ладони, и Оникс поежилась. Погода испортилась, солнце закрыли тучи, и налетел холодный ветер, пробирающий до костей. А на девушке поверх синего платья был лишь легкий светлый палантин, почти не согревающий на резком ветру. Советник Итор не позволил укутаться в тяжелую меховую накидку, посчитав, что она скрывает фигуру девушки. Оникс подумала, что он просто наказал ее за дерзость.

Она окинула взглядом толпу. Казалось, сюда пришел весь Темный Град: кузнецы и кухарки, прислужники и торговки, носильщики и нищие с окраин. Множество лиц, рассматривающих ее. Только на этих лицах раяна не видела улыбок. Она поежилась.

Ошар поднял ладонь, голоса смолкли. Он начал говорить, и его голос, усиленный магами, пронесся над площадью.

– Жители Темного Града! Сегодня я, Светлейший Владыка империи, принес вам благую весть!

– Принеси нам хлеба! – выкрикнули из толпы.

Черные тени Сумеречных скользнули в том направлении.

Ошар продолжил, даже не повернув головы:

– Эта весть вернет надежду вашим душам и свет вашим домам!

– Мы хотим есть!

Снова почти незаметные скольжения теней и придушенный вопль. Оникс начало мутить от происходящего.

– Я знаю, что вы устали, что в ваших домах холодно и темно, но надежда есть! Она живет в ваших сердцах и сегодня обретет новый смысл…

– Наши дети голодают!

Крик женский, но тени окружили и ее, заставляя молчать. Оникс сжала ладони. Ей хотелось уйти, сбежать, спрятаться. Хотелось прямо сейчас рвануть с шеи кольцо на веревочке, надеть его на палец и оказаться снова на берегу моря, возле старой лачуги Рысого.

Но тогда она приведет Сумеречных к старику, что всегда был добр к ней… Она не имеет права вновь подвергать опасности чужие жизни. К сожалению, ничего не изменилось, и помогать раяне – чревато смертью…

Ошар что-то говорил, тени скользили в толпе, люди хмурились. Со всех сторон Оникс видела враждебные и злые взгляды, они трогали ее, прикасались, толкали. Они требовали, чтобы раяна убралась с этого помоста. Люди не верили Ошару и его словам, смотрели недоверчиво.

Раяна, что свергла тирана? Не верим.

Монахиня? Да это падшая девка!

Надежда? Дайте нам хлеба, мы умираем от голода!

– Ничего не выйдет, – одними губами прошептала Оникс владыке, который продолжал улыбаться, словно не замечал бурлящей вокруг ненависти. – Они больше не верят в сказки…

Первый комок земли просвистел в воздухе и, ударив в защитный купол, жирным подтеком сполз вниз. Раяна проследила его движение и вздрогнула. Кто-то бросил это в нее. Даже не во Владыку, а в нее! Не будь купола, грязь сейчас стекала бы по лицу девушки. Злость заставила ее выпрямить спину, гневно окинуть взглядом толпу. Она ни в чем не виновата! Ни в чем! Она не будет опускать глаза перед этими людьми, что кидают в нее комья. За что с ней так? Разве она не одна из них? Разве виновата в своей судьбе? Разве желает ее? Так почему в нее летят пригоршни земли и острые камни?

Оникс вздернула подбородок, откинула волосы и… замерла.

И все исчезло.

Хмурый зимний полдень. Площадь Темного Града. Орущая толпа и перекошенные злобой лица. Черные тени псов и Ошар с будто приклеенной улыбкой. Ничего не осталось. Все провалилось в небытие, растворилось, стало неважным… Потому что Оникс увидела того, кто стоял в рядах кричащих людей. Стоял молча, спрятав лицо в провале неприметного серого плаща. Стоял, глядя на нее, и от этого взгляда – темного, тяжелого, знакомого до боли – все внутри девушки сжалось, а потом сердце пустилось в галоп, а воздух исчез.

«Этого не может быть! Мне показалось! » – мысль промелькнула испуганной птицей, и он словно почувствовал. Поднял ладонь, снимая капюшон и позволяя ей увидеть.

Оникс побледнела.

Все те же темные волосы, отросшие почти до плеч. Она знала, какие они на ощупь. Чувственные, резко очерченные губы. Идеально ровный нос. Узкий белый шрам, разделивший левую бровь. И зеленые глаза. Холодные, внимательные, подчиняющие.

Ран Лавьер.

Она сказала его имя про себя, но оно обожгло так, что стало больно.

– …Эта монахиня, принесшая в наш мир надежду и освобождение, станет моей женой, вашей повелительницей…

Слова Ошара долетали, словно сквозь тюфяк с соломой, хотя он стоял рядом. Комьев грязи на защитном куполе стало в разы больше, но этого Оникс не видела, она смотрела лишь на Лавьера. Их взгляды сцепились, словно два зверя, вгрызлись друг в друга, не в силах оторваться. Она увидела, как потемнел его взгляд, и резко выдохнула. Раяна знала эту темноту. Она, как никто, знала ее, и эта тьма снова звала и требовала. Только Лавьер мог смотреть так, что она ощущала его взгляд, как прикосновение. Словно он снова трогал ее. Обвел контур щеки. Обрисовал губы. Опустился ниже, на шею. Чуть помедлил, словно раздумывая, стоит ли сжать эту шею сильнее, лишая воздуха. Опустился на ее грудь, закрытую светлой тканью. Смял и ее, сдирая с девушки. Он подчинял ее, он брал, он вновь порабощал раяну…

Даже сейчас она ощущала его желание, голод, инстинкт, что появлялся каждый раз при взгляде на Оникс. Но сейчас в этом взгляде было и что-то новое. Почти неконтролируемое, почти физическое ощущение его злости. Ярости, сплавленной с желанием, с непреодолимым вожделением и потребностью подчинить.

– Нет, – она прошептала это беззвучно, но, кажется, он услышал.

Губы изогнулись в насмешке: «Да».