Ветер Севера. Риверстейн - Марина Суржевская

– Да уж, досталось тебе сегодня, – подруга сочувственно заохала. Она бегала хорошо и почти никогда не попадала под хлыст.

– Еще и носом ударилась, больно, между прочим!

Подружка у меня жалостливая, сразу начала охать и советы давать, как нос разбитый лечить. Ей, драчунье, виднее – не раз прилетало. И забыла про опасную тему. Ну, или сделала вид. Я старательно кивала, слушая ее наставления и стараясь не разреветься. Но в глазах щипало, перехватывало дыхание, и я, испугавшись, что не сдержусь, бодро спрыгнула с кровати. И охнула: так больно разбитым ногам стало.

Слезы тут же хлынули из глаз. Ксеня подхватила меня под локоть, придержала и бесцеремонно задрала мою юбку.

– Ох, ты ж, жопа дохлого мерина! – выругалась благочестивая послушница. И откуда она это берет? Рогнеда посмотрела осуждающе, остальные захихикали.

– Пойду к Данине, – шмыгнула я носом, – мазь попрошу.

И поковыляла в коридор, поскорее, чтобы Ксенька со мной не увязалась. Сейчас мне было просто жизненно необходимо побыть одной.

***

В коридорах приюта глухо, пустынно и темно. На улице только вечереет, но здесь, в каменных коридорах с одним маленьким окошком – бойницей в конце, уже сгустился настоящий ночной мрак. Свечи, как всегда, экономят и в коридоре темно, а с собой из комнаты я не взяла.

Ничего, темнота меня не пугала. Чего бояться? Я прожила здесь всю свою жизнь и знала каждый закуток старого здания.

Лет пятьдесят назад в этих краях проходили торговые пути, и местная деревенька под названием Вересковая Пустошь была крепким и богатым поселением, с ежегодной ярмаркой и еженедельными рыночными днями. Селяне держали скотину, возделывали поля, караваны проходящих торговых обозов пополнялись продуктами местных мастеров, жизнь кипела.

И здание нашего приюта тогда принадлежало лорду. В хрониках сохранились истории об устраиваемых им охотах и балах, на которые приезжали высокородные гости из соседнего городка Зареченска и даже из самой столицы.

Потом торговый путь захирел, купцы Пустошь стали объезжать, уж не знаю почему. Может, разбойники лихачили, или, может, торговцы более удобные пути нашли. И лорд переехал в столицу со всей своей свитой, прислугой, лошадьми и охотничьими собаками.

Деревенские, особенно молодежь, тоже потянулись из родных мест в чужие края, кто на заработки, кто за женихом или невестой.

А замок остался. Суровый, из темного камня, увенчанный конической крышей и башенками, с центральным зданием и двумя крылами, хмуро возвышающийся над притихшей деревенькой. И название у него было столь же мрачное и надменное: Риверстейн.

Еще с десяток лет Риверстейн пустовал, старый привратник, оставленный лордом для пригляда за барским имуществом, тихо скончался, здание обветшало. Деревенские сюда не совались, боялись неупокоенных духов и вурдалаков, которые, якобы, обитали в замке и куражились по ночам.

А потом в чью-то «светлую» голову пришла мысль организовать в нем приют для девочек и готовить из них послушниц под патронажем Ордена Пресветлой Матери – Прародительницы. Злые языки поговаривали, что таким образом отправили в ссылку опального в ту пору служителя сего Ордена.

Все это я вычитала в столь любимых мной фолиантах, над которыми могла сидеть часами, за что Ксенька меня часто ругала. Подруга книги не любила, предпочитала проводить свободное время активно и весело: таскать кислые яблоки с деревенских огородов или, напялив серую простыню на голову, пугать в коридорах послушниц.

Я улыбнулась, вспомнив детские забавы. Все уголки нашего приюта уже тогда были излазаны мной и неугомонной Ксенькой вдоль и поперек. Так что темных коридоров я совсем не боялась, и без лампы шла спокойно.

И когда впереди замерцал одинокий огонек свечи, я привычно спряталась в нишу за старой портьерой. Уж не знаю, для чего эта ниша предназначалась во времена лорда, но мы регулярно в ней прятались от наставниц.

– …Я пока в своем уме и уверена в том, что говорю, – неприязненный шепот Гарпии заставил меня вздрогнуть. Я осторожно заглянула в одну из прорех старого гобелена. Так и есть, мистрис Карислава, а с ней наша преподавательница по арифметике и числосложению мистрис Божена. Я вознесла быструю благодарственную молитву Пречистой Матери за то, что вышла из комнаты без лампы. Дрожащий одинокий огонек две старые перечницы уж точно заметили бы издалека, и так удачно избежать встречи мне бы не удалось. А зная «любовь» Гарпии ко мне… брр. Встречаться с ней в узком коридоре мне не хотелось.

Я затаилась за ветхой тканью, молясь, чтобы меня не заметили.

На стене коридора дрожали две тени преподавательниц: узкий и тонкий, как стрела, силуэт Божены и коренастый, грушевидный – Гарпии.

– Божена, я знаю, что говорю! Эта девка меченная, я с самого начала это поняла! Выродок, греховный приблуд, монстр! Я всегда это знала, чуяла, а сегодня убедилась!

– Карислава, твоя ненависть к этой послушнице запредельна, – усмехнулась мистрис Божена. – Право, это переходит уже все границы. В конце концов, скоро ее пребывание здесь закончится, ты же знаешь.

Я перестала дышать. О, Великая Мать! Неужели они говорят обо мне? Если меня заметят…

Преподавательницы остановились в двух шагах от меня. Я боялась смотреть в прореху, вдруг Гарпия своим чудовищным нюхом учует меня или почувствует мой взгляд?

Или свет свечи спляшет на моих белых волосах, и это привлечет их внимание. О Боги. … Все-таки гобелен старючий, и прорех на нем достаточно. Ну почему я не повязала платок?

Сиплый шепот Гарпии, привыкшей на своих подопечных орать, снова пробрал меня морозом по хребту.

– Закончится… хе—хе… Как бы наше пребывание здесь не закончилось! Говорю же, девка меченная! И не смотри на меня так! Я… видела…

– Карислава, ну что ты видела? Я тоже видела, как ты лупила сегодня девчонку. Право, тебе стоит быть осторожнее. Лорду это не понравится, ты же читала указ. Нам не стоит так рьяно… учить воспитанниц послушанию.

– Глупые новые указы. Только так можно выбить из их дурных голов ненужные мысли.

Это какие ж, интересно?

– Но я видела… видела, Божена…

– Да что же? – мистрис Божена раздраженно поправила волосы. Я еще плотнее впечаталась в стену, спина уже ощутимо ныла от неудобной позы.

Гарпия попыхтела, словно не решаясь озвучить мысль.