Бесстрашная - Марина Ефиминюк

– Я же говорил, что нужные связи нас до столицы доведут! – довольно протянул Савушка.

– Давай же, зови его! – приказала актерка и принялась с азартом обмахиваться пуховкой, но не успел импресарио дойти до двери, как прозвучало: – Постой! Дай мне розовые благовония, я взопрела на сцене, как доярка!

– А где же они, душенька? – растерялся Савушка.

– В шкафу…

В моем шкафу? ! Предчувствуя полное крушение надежд на хорошую колонку, я испуганно выпрямилась.

Савушка подошел, желтый камзол заполнил щелку между дверцами. Тут створки стали раскрываться, и у меня на лице расцвела наиглупейшая улыбка, ведь с серьезным лицом поздороваться из одежного шкафа смогла бы разве что последняя идиотка или прожженная аферистка, а я ни той, ни другой себя не считала.

– Ах, вот же они! – неожиданно воскликнула актерка. Избежав разоблачения, я неслышно перевела дыхание.

Пока импресарио зазывал любовника подопечной, та поспешно прихорашивалась, покрыла губы алой помазулей, почмокала губами. Наконец раздался скрип открываемой двери, и в тесной гримерке прогрохотал бас:

– Ты была невероятна!

В поле зрения появился Чеслав Конопка, королевский посол в Гнездиче, и я возликовала от счастья. Меня никогда не подводило чутье настоящей газетчицы!

Поговаривали, что в провинцию из столицы его отправили за какую-то нелицеприятную историю, сильно досадившую Его Величеству.

– Чеслав, как вы уговорили их прийти на премьеру? – грудным голосом воскликнула Жулита.

– Я не уговаривал, моя нима [3 - Госпожа. ]. Слава о вас давно достигла столичных гостиных!

Посол взял маленькую ручку актерки и, прикрыв глаза, страстно прижался губами к ладошке. Через секунду, к моему абсолютному восторгу, он сдернул девицу с кресла и сжал в страстных объятиях.

– Стойте же, безумец! – слабо отмахивалась она. – Закройте дверь! Вдруг кто-нибудь войдет?

– Наплевать! Пусть все знают, что я пылаю к вам чувствами! – запальчиво заявил посол, но меж тем даму из рук выпустил и дверь закрыл на щеколду.

В страстном порыве, голодный до женской ласки, он опрокинул любовницу на золотистую козетку. Мелькнув туфельками, Жулита повалилась на подушки, и до меня донеслись чмоки, охи и невнятное бормотание гудящим посольским басом.

Найти удачный ракурс через щелку между дверными створками у меня никак не получалось. Ведь переплетенные ноги любовников совершенно не тянули на центральную колонку, а только на нагоняй от шефа – за испорченную слюдяную пластину. Прикусив губу, я осторожно приоткрыла дверцы, отозвавшиеся неожиданным скрипом. Охваченная страстью парочка не заметила подозрительной активности, а мне удалось высунуться настолько, чтобы разглядеть картину прелюбодеяния во всех смущающих деталях и мазках.

Шефу должно было понравиться!

Мысленно потирая руки в предчувствии премии, я сняла с объектива гравирата крышку. Раздался тихий щелчок, и объятия любовников навсегда запечатлелись на слюдяной пластинке.

Добыв отличный оттиск, я попыталась залезть обратно в платяное нутро, но неуклюже запуталась в ворохе платьев. Шкаф истерично затрясся, гравират стал ускользать из рук. Пытаясь его поймать, завернутая в кокон тряпья, как большая гусеница, я вывалилась наружу.

Любовники отпрянули друг от друга, как ошпаренные из ушата коты, и стали поспешно поправлять одежду. Пока я барахталась на полу, освобождаясь от тряпичных пут, Конопка завязывал шнуровку на приспущенных штанах, а Жулита натягивала на плечи платье.

– Добрый вечер! – прокаркала я и резво вскочила на ноги.

– Нима, вы кто такая? ! – остолбенел посол.

– Катарина, – для чего-то прояснила я и мгновенно соврала: – Помощница театрального иллюзиониста.

– Но в театре нет иллюзиониста, – ошеломленно пробормотала Жулита с дивана.

– А с кем же я, по-вашему, на чердаке репетировала?

– А почему из шкафа вывалилась? ! – взвился посол.

– Так ведь фокус такой! – удивленно развела я руками. – Меня маг в шкафу на чердаке запер, палкой по дверце поколотил, а вывалилась я уже отсюда. Магическое перемещение в пространстве. Слышали о таком?

Любовники, выказывая завидное единодушие, воззрились на разоренный шкаф с перемятыми шляпами и сорванными с вешалок костюмами.

– Какой еще палкой? – выдавил из себя Чеслав Конопка, видимо, подозревая меня в буйном помешательстве.

– А что, вы знаете много палок? – фальшиво удивилась я.

– Я вообще не знаю палок.

– Так, может, я вам ее принесу?

– Что?

– Волшебную палку, которая из чердака в гримерку перемещает, раз шкаф вы уже видели. Может, вам тоже захочется?

– Переместиться на чердак?

– Зачем на чердак? Из дома прямо сюда. Перемещение без пересадок. – Я прошмыгнула к двери.

– Нима, а разве ж у вас в руках не гравират? – растерянно уточнила актерка.

Смешавшись, я посмотрела на магическое устройство, выдававшее во мне профессиональную охотницу за скандалами, и делано хохотнула:

– Так эта штука гравиратом называется? Надо же…

В следующий момент я рванула щеколду и, выскочив в коридор, пихнула плечом дежурившего под дверьми посольского стража.

– Отберите у нее гравират! – донеслось мне в спину.

Вырвавшись в проулок, я юркнула в нишу, где лежала моя припрятанная сумка, и вжалась в ледяную стену. Стражи высыпали следом, едва не снеся дверь, и с недоумением помедлили.

– Где она? – прогудел один.

– Туда! – предположил другой.

Они пронеслись в шаге от меня, а когда стих топот сапог, я высунулась наружу. Озаренный масляным фонарем проулок был пуст. Опасность миновала. Перекинув сумку через плечо, я натянула на стриженые волосы шапку и со стороны стала похожей на худенького мальчишку-школяра в широких штанах.

Путь к омнибусной станции, откуда уходили тяжелые многоместные экипажи, лежал через опустевший по позднему часу рынок. В торговых рядах было тихо и пустынно. Окна лавчонок скрывали ставни, а над притолоками светились магические спирали охранных заклятий.

Обычно я избегала безлюдных мест, неизменно вызывавших настороженность. Мне всегда казалась какая-нибудь бесовщина или грезились воры. И в этот раз привиделось, будто по деревянной стене соседней лавчонки скользнула человеческая тень. Я резко развернулась и проверила чисто выметенную ночными дворниками улицу. За спиной никого не было…

И в следующий момент кто-то грубо дернул лямку моей сумки. Холстина возмущенно затрещала, торба упала под ноги. Внутри жалобно тренькнул гравират, и в голову пришла несвоевременная мысль, что за разбитое конторское имущество шеф меня четвертует. Если, конечно, от меня что-нибудь останется.