Игры на раздевание - Виктория Мальцева

Кай молчит, затем с неподдельной тяжестью в голосе выдаёт:

– Думаешь, так ты будешь счастлива? Предательство убивает всё. Предательство уничтожает всё. Предательство нельзя прощать! НИКОГДА НЕЛЬЗЯ ПРОЩАТЬ!

В его последней фразе столько экспрессии, а может, виной всему его чеканный британский говор, но у меня на руках, шее и спине поднимаются невидимые волоски, ползут мурашки, да так резво, что я даже вздрагиваю.

Он чувствует мой взгляд и непроизвольно смотрит в моём направлении. Отводит глаза первым, делает глоток из своей банки с пивом. Кто-то из ребят спрашивает:

– И что дальше?

– А дальше ничего, – отвечает своим завораживающе тяжёлым голосом.

– Как это, ничего?

– А вот так. Нечто в любой момент может превратиться в НИЧТО.

– А НИЧТО в нечто! – добавляет та самая девушка, волосы которой похожи на паклю, и улыбается ему так, словно оборачивает, окутывает его собой.

Но его глаза снова на мне, всего несколько мгновений мы смотрим друг на друга, и именно в этом ничтожно малом отрезке бесконечного времени решается наше будущее, а мы двое замерли, застыли на месте, не дыша и наблюдая за тем, как судьба скрипит пером, вписывая в свою скрижаль наши имена, располагая их рядом, вместе.

– Интересный этот парень, – тычу пальцем в моего автобусного незнакомца.

– Да, классный, – соглашается Адити.

– Голос у него необычный.

– Голос? Да ты обрати свой девственный взор на эти плечи, руки, талию… мать честная!

Да, мой незнакомец хорошо сложен. Даже слишком. Мужского много не только в его голосе, но и в каждой детали впечатляющей пропорциями фигуры. Смятая вечеринкой футболка собирается влажными складками на его плечах и лопатках, вызывая желание протянуть руку и отлепить от его кожи, снять и вышвырнуть вон, а затем внимательно изучить то, что он там прячет под ней.

А может, это просто мартини шалит в моей не привыкшей к градусам голове.

Hammock – Tether of Yearning

Подумав эту мысль, я решаюсь выйти глотнуть воздуха на террасу. От открывшегося вида перестаю дышать: когда-нибудь, когда стану самым лучшим в Ванкувере, да что там, во всей провинции педиатром, куплю себе квартиру в Китсилано. И обязательно в высотке, на одном из верхних этажей, чтобы вот так, как сейчас, любоваться горами…

Воздух в тот вечер был совершенно прозрачным, что редкость в наших краях, и горная гряда на фоне залитого лилово-оранжевым закатом горизонта виднелась чётко, как на открытке. А под ногами – тёмные северные воды залива Беррард. Мне казалось, я даже видела мерцающие вдалеке огни нашей столицы и моей тёзки Виктории на острове Ванкувер.

Шум отъезжающего в сторону слайда балконной двери заставляет меня вздрогнуть и практически застыть: это он. С его присутствием терраса сразу становится вдвое меньше.

Или это я в страхе ожидаю ответа на мои глупости в клинике. Горы всё так же прекрасны, залив всё так же холоден, только небо становится более тусклым и света всё меньше, прямо как в картине недавно нарисованной этим парнем – жизнь после ядерной ночи.

Я жду от него каких-нибудь обидных или, по крайней мере, едких слов. Но он молчит, в его руках сигарета и зажигалка.

– Будешь? – предлагает мне.

– Я не курю, – отвечаю, копируя его спокойствие в голосе, почти умиротворение.

Он кивает, прикуривает, а я завороженно наблюдаю за мерцающим красным огоньком в его руках.

Вечер безветренный, но дым медленно тянется в мою сторону, одевает меня облаком.

– Извини, – и я обнаруживаю, что британский грудной голос может быть не только громким и тяжёлым, но и очень мягким и тихим. – Давай поменяемся местами? Тянет в твою сторону…

Мне показалось, или это «Тянет в твою сторону» действительно было двусмысленным?

– Давай, – соглашаюсь.

Мы меняемся и в процессе успеваем обменяться короткими взглядами. Очень короткими, но у меня возникает ощущение такого тончайшего восторга, когда ты с придыханием наблюдаешь таинство, совершаемое в церкви.

Он не курит. Этот парень точно не курильщик. Есть люди, способные складывать большие числа в уме, целиком запоминать поэмы, прочитав их лишь раз, а затем пересказывать, произнося слова задом наперёд, я же гениально различаю запахи. Это часто помогает в диагностике в те редкие случаи, когда меня подпускают к пациентам – до полноценной практики ещё очень далеко. Так вот, я могу безошибочно определить заядлого курильщика, и даже сделать предположение о том, курит ли он травку, Мальборо или тонкие с ментолом. И вот там, в автобусе, рядом со мной сидел парень, который не курит. И сейчас в его руках нет пачки, а только одна сигарета. Может, перенервничал и решил снять стресс? Или же его сюда потянуло сквозняком, как дым в мою сторону?

Он чуть приподнимается на носках и искоса смотрит на меня. И я не выдерживаю: изо всех сил толкаю тяжёлый балконный слайд, но, когда твои нервы на пределе, руки страдают слабостью. Не сразу, но очень скоро рядом с моей ладонью ложится большая мужская ладонь, и дверь легко отъезжает в сторону.

– Спасибо, – бормочу.

– Пожалуйста, – получаю спокойный ответ.

Переживательная волна прибивает к берегу Адити, благо подруга ещё не успела обзавестись перспективным кавалером. Краем глаза я вижу, что мой незнакомец тоже покидает балкон и занимает позицию неподалёку от нас, всё время поглядывает в нашу сторону, причём так, будто слушает то, о чём мы говорим. Поэтому на вопрос Адити «Почему бы тебе с ним не замутить? » я отвечаю:

– Потому что терпеть не могу, когда лица мужского пола отращивают волосы. Это уже не парень получается, а страшная девица.

Адити прыскает смехом, не стесняясь ржать во всю глотку, а я, проявив неосторожность, сталкиваюсь взглядом с обсуждаемым. Что странно, он не злится и даже не обижается, он улыбается.

Вот чудак! – думаю.

И тоже улыбаюсь. Невольно. Мне действительно не нравятся парни с каштановыми волосами, тем более, длинными. А зелёный цвет глаз – самый нелепый и некрасивый. Сам по себе. Но вот странное дело: смешавшись в одно, все эти нелюбимые оттенки человеческого облика произвели на свет весьма горячего парня. Горячее не бывает.