Весенняя коллекция детектива - Татьяна Полякова

Ничего подозрительного. Ничего.

Он присел и посмотрел снизу вверх, а потом опять открыл дверцы. Еще посмотрел и тихонько хмыкнул.

– Что там такое?

– Ты видела когда-нибудь, чтобы в шкафу были следы от ботинок? А самих ботинок не было? Только валенки да и те не в шкафу, а на полу в прихожей?

– Как? !

– Посмотри сама.

Невесть откуда он извлек узкий и длинный фонарик, который загорелся очень ярким и острым, как лезвие ножа, светом. Свет упал на пол, рассек его пополам. Днище шкафа было исчерчено какими-то следами, как будто по нему и впрямь ходили в ботинках.

– Зачем ходить… в шкафу? !

– Липа, сколько квартир на третьем этаже? – Добровольский просто так спросил, он и сам отлично знал, но ему нужно было, чтобы она подтвердила. В горле и еще чуть-чуть пониже сильно похолодело, как всегда бывало, когда на него сваливались правильные догадки, и от этого холода он говорил хрипло.

– Две, – тут же отозвалась она. – Эта и Женина. Он пишет романы, я тебе говорила.

Добровольский протиснулся в шкаф и теперь там шумно пыхтел.

– Липа, ты когда-нибудь видела шкафы, в которых нет полок?

– Чего… нет?

– Полок. Только крючки на стенах, а полок никаких нет. Спрашивается, зачем шкаф, в который ничего нельзя положить?

В эту секунду вдруг что-то произошло.

Добровольский вместе с фонариком упал носом вперед, Олимпиада взвизгнула, что-то заскрежетало, и задняя стена шкафа исчезла, словно ее и не было. Вместо нее образовался узкий темный проход.

Потайной лаз? !

– Але? – глупо проблеяла Олимпиада, которая внезапно позабыла, как зовут Добровольского. – Але! Ты… здесь?

Было так страшно, что хотелось кричать, но она изо всех сил старалась держаться.

– Я упал, – издалека сказал Добровольский сердитым голосом. – Здесь ступенька. Подожди, я свет зажгу.

Как будто приглашал ее к себе на кухню!

Опять какая-то возня, шевеление внутри густой черноты, куда не проникал ни один луч, и тусклый свет лампочки не проникал тоже – стекался к проходу, а дальше не шел!

– Я боюсь, – прошептала Олимпиада. – Я очень боюсь.

– Не бойся.

Тут вдруг сухо щелкнуло, и потайной ход озарился ярким, привычным, ободряющим светом. И оказалось, что за бронированной дверью шкафа нет никакого потайного хода, зато есть комната, довольно большая. С одной стороны на металлическую махину были прикреплены доски и наклеены выцветшие обои, а с другой она была монументальной и прочной, как броня.

– Пролезай сюда, – велел Добровольский. – Не бойся.

Олимпиада Владимировна шагнула и чуть не упала. Он поддержал ее под локоть.

– Я же тебе говорил, ступенька!

Олимпиада оглядывалась в изумлении.

Потайная комната была большая, квадратная и без окон. Потолка тоже не было, комната упиралась прямо в крышу, были видны балки.

Когда Олимпиада была маленькой, она очень хотела найти клад и была совершенно уверена, что найдет его, стоит только поискать получше – мало ли тайников спрятано за старыми стенами. Клад она не нашла и тайников никаких тогда не обнаружила, а оказывается – вот он, тайник, да еще какой! Чердак у них в доме и впрямь был какой-то однобокий, маленький, слева много места, а справа почти нет, глухая стена. Оказывается, вот оно, продолжение чердака, то, что было за стенкой, потому и потолки здесь такие высокие! Вряд ли нынче кто-нибудь сможет ответить на вопрос, зачем строители, возводившие в начале двадцатого века их дом, оставили глухой высоченный «карман» без дверей и окон, как пить дать не было в те времена всесильной БТИ, проводившей «замеры» и бравшей на учет каждый метр! Может, здесь жил банкир, собиравшийся поставить «несгораемые шкафы» с ассигнациями и банковскими билетами? Или фотограф из ателье на Покровке, проявлявший в полной темноте свои пластины? Непонятно, непонятно, но вот же она, потайная комната, попасть в которую можно только из шкафа, как в кино! ..

Добровольский посмотрел на нее.

– Вот здесь он и жил, а там у него просто так… декорации.

Олимпиада все оглядывалась. Под потолком горела мощная лампа без абажура, заливала все помещение яростным электрическим огнем. Здесь был огромный плоский телевизор, несколько открытых полок с наваленным инструментом, проводами и еще чем-то непонятным, два стола, побольше и поменьше, тоже заваленные и заставленные аппаратурой. Еще какие-то коробки, ящики и даже сейф, похожий на танк, в зеленой броне.

– Что это такое? ! – спросила Олимпиада у Добровольского, словно это он тут жил. – Что это за комната? !

Добровольский не ответил. Он ходил вдоль стен, что-то рассматривал, брал в руки и опять отставлял, и снова рассматривал. Он даже потыкал пальцем в какую-то емкость, потом понюхал его и попробовал на вкус! ..

Олимпиада была потрясена. Она никогда не видела потайных комнат, и, по идее, такие должны принадлежать неким романтическим персонажам, загадочным и странным, вроде Брэда Питта из фильма «Знакомьтесь, Джо Блэк», а уж никак не дяде Гоше Племянникову.

Или, может, это комната его сына? Но ведь и в его сыне не было ничего загадочного и романтического, так, обыкновенный оболтус, ничего особенного, как сказала бы Люсинда Окорокова!

Здесь даже чайник был – цивилизованный электрический чайник, и банка хорошего кофе, и чистые чашки на отдельной полке, и коричневый сахар. Дядя Гоша Племянников пил хороший кофе с коричневым сахаром? !

Добровольский громко хмыкнул, и Олимпиада на него оглянулась. Он вытащил из-под верстака какую-то кривую блестящую трубу и потряс ею.

– Вот твой самогонный аппарат. Права была Настасья Николаевна, которая считала, что самогон происходит именно из этой квартиры! Только твоя бабушка ничего не знала про потайную комнату.

– Что это значит? – строго спросила Олимпиада, как будто она была общественницей Парамоновой. – Что тут происходит?

Добровольский затолкал трубу обратно под верстак, подошел к столу и ткнул пальцем в белый порошок.

– Знаешь, что это такое?

– Кокаин? – проявила смекалку Олимпиада, вооруженная знаниями о том, что нынче все повально и повсеместно заняты подпольным производством и торговлей наркотиками.

Добровольский покачал головой.

– Это взрывчатка, – подумал и добавил: – Мне нужно поговорить с твоим кавалером. Он сейчас у тебя?