Фортуна на стороне мертвеца - Стивен Спотсвуд

Я не имела ничего общего с Красоткой Лулу, и сколько ни набивай бюстье, все равно выглядела собой – пятнадцатилетней пацанкой в одолженных кем-то блестках. Это не мешало мужской аудитории приставать ко мне с такими предложениями, от которых завяли бы уши, особенно если учесть, что они поступали от добропорядочных церковных прихожан.

Хотя женщину, вероятно, подобным не удивишь.

Мистерио вполне заслужил свою репутацию, но руки не распускал, после того как я специально запорола один трюк, поставив Мистерио в идиотское положение перед полным залом.

Калищенко – совсем другое дело.

В труппе его прозвали Русским психом. Частично потому, что он называл себя потомком Распутина, а частично из-за привычки огрызаться и метать нож в любого, кто скажет ему хоть слово поперек.

Я в основном должна была стоять смирно, пока он втыкал ножи по контуру моего тела, а еще держать во рту воздушный шар, который он протыкал. Ну и все в таком духе.

– Просто стой, улыбайся и время от времени кланяйся, чтобы публика увидела твою задницу. И помалкивай, – буркнул он. – Нечего девицам болтать.

Через пару недель ему пришло в голову кое-что добавить в номер – будто я разозлилась на него, выдернула нож из деревянной мишени и метнула обратно. По идее, нож должен был пролететь мимо цели. Но вместо этого, когда мы впервые проделали этот трюк на публике, нож прошел так близко к его лицу, что чуть не подрезал бакенбарды.

– Ты сделала это нарочно? – спросил он после представления.

– В такое пекло мне приходится маяться в этих шароварах. Так что да, я сделала это нарочно.

Он широко улыбнулся в бороду, чего обычно никогда не делал не на публику.

– Фантастика! – воскликнул он. – Пусть так и будет. Но только еще лучше, ладно?

И мы идеально отточили номер.

Другие артисты видели, как я работаю с Калищенко, и решили, что, раз я сумела умиротворить Русского психа, стоит обратить на меня внимание. В следующие пять лет я побывала ученицей у всех, кто того пожелал. Я выучилась жонглировать огнем и ходить по горячим углям, научилась одеваться и гримироваться у девушек из кордебалета и клоунов, скакать верхом без седла, стрелять без промаха, командовать крупными кошачьими, а гадалка Мадам Фортуна показала мне, как «читать мысли». О питомцах серпентария я узнала куда больше, чем мне хотелось бы. Я провела так много времени в кунсткамере, что могла с первого взгляда определить в новом экспонате подделку и догадаться, как ее смастерили.

У уродцев я не могла ничему особо научиться. Ты либо наделен от рождения хвостом, либо нет. Но в их обществе я чувствовала себя гораздо уютнее, чем с кем бы то ни было из труппы. Я часто засиживалась допоздна, слушая рассказы Человека-аллигатора и Татуированной женщины о старых добрых временах.

Некоторое время я провела с воздушными акробатами, но к хождению по канату так и не привыкла. Я могла по нему пройти, но только ценой ведра вытекшего пота и года жизни.

Навыки по вскрытию замков я получила во время короткого и неудачного романа с Человеком-змеей. Он провел с нами только одно лето, но успел научить меня взламывать любые замки, выпутываться из смирительной рубашки и показал еще несколько трюков, которые не стоит указывать в резюме.

Я побывала даже ученицей Мистерио, оказавшегося неплохим наставником, как только он понял, что, лапая меня, получит одни неприятности. У меня были такие ловкие пальцы, что он начал использовать меня как подсадную утку среди публики. Перед битком набитым залом я проделывала самые проворные карточные фокусы, какие вы только видели. Или не видели.

В скором времени я стала мастером на все руки и могла ассистировать любому артисту и заполнять перерывы, когда понадобится. Однако бюстье все так же приходилось набивать.

И тут мой жизненный путь пересекся с Лилиан Пентикост. Как только я приняла ее предложение, на следующий день начался новый этап моего образования.

Во время собеседования она сказала, что оплатит любое обучение, и сдержала слово. За три последующих года я посещала курсы стенографии, бухгалтерского учета, юриспруденции, стрельбы, автомеханики и вождения, а также научилась многому другому. Мисс Пентикост даже подергала за ниточки и состряпала мне свидетельство о рождении, так что я официально стала Уиллоджин Паркер. С этой подделкой мне удалось получить права, лицензию частного детектива и разрешение на ношение оружия.

– Тебе вряд ли придется часто пускать его в ход, – объяснила мисс Пентикост, когда я взяла в руки револьвер. – Но иногда тебе придется ходить в такие места, куда без него лучше не соваться.

В реальности я больше времени провела в лекционных аудиториях, чем в злачных барах. Не проходило и недели, чтобы она не отправляла меня на лекцию того или иного эксперта по беспозвоночным, астрономии или патопсихологии.

– Когда мне в жизни понадобится распознать разницу между плесенью и грибком? – спросила я однажды перед одной из таких поездок.

– Не знаю, – ответила она. – Но лучше знать и не пользоваться знаниями, чем не знать, когда они вдруг понадобятся.

Я не стала спорить. Хотя до сих пор ничто не предполагало, что нам понадобятся знания о жизненном цикле грибов.

В общем, такова была моя жизнь – по крайней мере, между расследованиями.

В разгар расследования было уже не до лекций, кино или даже еды. Одной из моих неписаных обязанностей, которых имелось немало, было стараться, чтобы мисс Пентикост прилично поела хотя бы раз в день. Во многих случаях это означало отвести ее в ближайшую закусочную и не двигаться с места, пока она не запихнет в себя сэндвич с ростбифом.

В еще одну неписаную обязанность входило присматривать за здоровьем мисс Пентикост, чтобы она не слишком напрягалась себе во вред. За первые годы ее состояние не особенно ухудшилось. Бывали хорошие дни и плохие. В хорошие дни невозможно было сказать, что она больна, а трость можно было принять за модный аксессуар. В плохие дни она хромала и спотыкалась, а в голосе появлялись визгливые нотки. Она больше уставала и страдала от боли, хотя и пыталась этого не показывать.

А еще были очень плохие дни. Которые длились неделю и больше. К счастью, это происходило не слишком часто.