Театральная сказка - Игорь Малышев

– Ммм! – воскликнул мальчик. – Аккуратней, больно же!

– Да ладно тебе. Комар больней кусает.

Гном выжал каплю крови. Та набухла, выросла до размера божьей коровки и упала в траву. Гном проследил, как она скатилась по листу, впиталась в землю. Удовлетворённо кивнул, подозвал Ветку. Та подала ладонь с лёгким страхом, но укол приняла без звука. Ещё одна капля упала вниз.

– Вот и всё.

– Что это за кровавые жертвоприношения? – спросила Ветка.

Гном поглядел на шип и отбросил его в сторону.

– Засценье пускает к себе только в том случае, если вы что-то отдаёте ему.

– И двух капель крови достаточно? – уточнил Мыш.

– Вполне.

Ветка от нетерпения пританцовывала на месте.

– Идём же! Идём! – она схватила Мыша за локоть.

Гном посмотрел им вслед.

– Засценье и существует только потому, что вы ему что-то отдаёте.

За сценой. Роща Диониса

Дети шли, и лес неуловимо менялся. Широколапую сумеречную русскую лиственность сменила прозрачность южных рощ. Это уже никак нельзя было назвать лесом, такой простор и открытость были вокруг. Редко стоящие оливы с мощными дуплистыми стволами оставляли открытым достаточно неба, но вместе с тем и давали густую, приятную коже тень.

Вдали послышался неясный гомон.

– Тс-с-с! – приложил к губам палец Мыш и замер.

Из-за деревьев доносились хохот, женские взвизги, мощный и не всегда стройный хор. Земля под ногами еле заметно вздрагивала, и казалось, что эти еле уловимые сейсмические волны идут с той стороны, куда направляются дети.

– А Дионис-то, похоже, не скучает, – заметила Ветка.

– Бог вина как-никак. Зачем ему скучать?

Бог раскинул свой лагерь посреди оливковой рощи. В центре бивуака [3 - Бивак, бивуак (от фр. bivouac) – оборудованное место расположения людей на отдых (днёвку, ночёвку и так далее) в условиях естественной природной среды. ] на ступенчатом постаменте, укрытом коврами, стоял его трон. Или, правильнее будет сказать, нечто, похожее разом на трон и диван.

Бог лежал, опершись локтем о поручень, и гладил за ухом устроившегося рядом с ним леопарда. Ещё один хищник покоился у бога в ногах, третий расположился у подножия постамента.

На высокой спинке трона сидел огромный, как кондор, белый ворон. Временами он распахивал широкие крылья, открывал розоватый клюв и издавал хриплое «кру! ».

Дионис удивительно походил на стоявшую в часовой статую, и даже перевитые виноградными лозами волосы спадали на лоб так же, как изобразил неизвестный скульптор. В правой руке бог держал огромную, по людским меркам, чашу, которая, впрочем, учитывая его трёхметровый рост, совсем не казалась чрезмерной. Он жестикулировал, вздымая чашу, бордовые брызги веером разлетались вокруг, падали на шкуры леопардов, и те с ленивым изяществом слизывали их длинными языками.

Вокруг трона стояла толпа, состоящая из совершенно невероятных существ.

Прежде всего обращали на себя внимание козлоногие, мощные, как атлеты, создания. У каждого в руке было по чаше, к которым они то и дело прикладывались, временами разражаясь низким, грохочущим хохотом. Мускулы сновали под их тёмной кожей, словно удавы. Удары копыт о землю – хохоча, сатиры то и дело топали ногами – сотрясали деревья. Казалось, если дать им волю, они за день разнесут на осколки гору размером с Олимп, такими устрашающе мощными выглядели их тела и движения.

На их фоне белизной кожи и мелодичными голосами выделялись девушки, легконогие, золотоволосые, красивые какой-то особенной неуловимой красотой.

– Это менады и сатиры – спутники Диониса, – шепнул Мыш.

– Я в курсе. Не ты один книги читаешь.

Над свитой бога, словно бабочки над сахарной россыпью, порхали крылатые младенцы-купидоны. Это были довольно вздорные ребята – они без устали дразнили и щипали козлоногих, девушек, а то и друг друга. Хохотали громко, взахлёб, зажмуривая глаза и хватаясь за пухлые животы.

Мыш и Ветка приблизились к толпе. Крики, визг свирелей и пение смолкли. Тишина, словно волна, разошлась от детей по скопищу древних созданий. Взгляды менад стали холодными и недоверчивыми. Глаза сатиров недобро сощурились. Купидоны принялись неприязненно гримасничать.

Толпа стояла перед ними плотная, неразъёмная и расступаться не собиралась.

– Мы пришли к Дионису, – сказал Мыш, с трудом заставляя себя поднять голову и взглянуть в лицо ближайшему, возвышающемуся над ним, как сосна над кустом земляники, сатиру.

Тот скрестил на смуглой волосатой груди перевитые мускулами руки и выпятил нижнюю губу.

– Мы пришли к Дионису, – твёрдо, как только мог, повторил Мыш и посмотрел прямо в огромные лошадиные глаза сатира. – Пропусти.

Тот распрямился и медленно сделал шаг в сторону. Толпа расступилась, словно лёд от потока горячей воды. Перед Мышом и Веткой возник живой коридор. Лежащий у подножия трона леопард поднял голову.

Дионис наблюдал за их приближением.

Леопард со стремительностью пробившейся меж электродами искры метнулся к детям, остановился, обошёл, всем видом показывая, что стоит им сделать одно неверное движение, и он разорвёт их в клочья.

– Ближе, – громоподобным, но удивительно мягким голосом приказал Дионис.

Дети приблизились.

– Зачем вы здесь?

– Мы актёры… Мы из театра… – вразнобой ответили дети.

Мыш глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями, и произнёс:

– Мы впервые в Засценье и просим тебя разрешить нам бывать здесь и дальше.

Бог оторвал ягоду от обвившейся вокруг спинки трона виноградной лозы.

Один из купидонов подлетел к детям и, приблизив лицо вплотную к лицу Мыша, заявил:

– Я бы посоветовал вам скорее убраться отсюда. Засценье опасно.

По лицам детей прошёлся холодок от взмахов его крыльев.

Мыш почувствовал облегчение от того, что ему не приходится больше обращаться к богу, и спросил:

– И в чём опасность? Тут могут убить?

– Нет, дружок, – насмешливо отозвался крылатый младенец. – Бывают вещи похуже смерти. Да и вообще, смерть – не самое большое зло.

– Можно подумать, она добро, глупыш, – нервно улыбнувшись, сказала Ветка.

– Глупыш? Знаешь что, человеческая козявка! – смешно наливаясь красным, разозлился купидон. – Не стоит тебе со мной ссориться. Вражда со мной может стоить тебе очень дорого.