Судьба человека - Борис Корчевников

    Ирина Цывина, заслуженная артистка РФ

– Перед самой смертью она написала мне письмо, и в нем вся Катя. Прощаясь со мной, она написала: «Единственное, что я могу сказать, Валерик, ты всегда приносил мне только одну радость». И я счастлив, что я имел такую жену, которая, уходя из жизни, думала не о себе, а о любимом человеке.

Она скончалась 15 февраля, и впереди были праздники 8 Марта и 23 Февраля. А Катя страдала манией подарков. Она покупала пакетики, собирала туда какие-то безделушки – это Гале, это Оле, это Саше, это Пете. После ее смерти я находил эти пакетики в квартире…

Умерла Катя в больнице. Позвонили дочери Нике, и она еще полдня скрывала от меня. Все боялись за мое сердце. Представляете, Ника полдня жила вместе со мной и знала, что мамы нет. Она вообще прекрасная девочка. Ника – то самое яблочко, которое недалеко откатилось от яблоньки. Она очень просто сказала: «Мамы больше нет». Я почему-то ни тогда, ни сейчас не помню, чтобы я это предчувствовал.

У меня есть дочка, и это огромное счастье. В самом начале моей жизни с Катей лет шесть мы не были уверены, что сможем родить. То есть уже висел такой приговор, что ни Катя, ни я не дееспособны в этом смысле. И однажды я приехал с гастролей, она мне говорит, что очень плохо себя чувствует, что-то с желудком. И я сказал Кате: «Надо идти к врачу». Я, как сейчас помню, в Симферополе, набираю ее по телефону-автомату и говорю: «Катенька, ты была у врача? » Она: «Да, Валерик. Я беременна, понимаешь…» Я: «Катя, перестань, у меня осталось 15 копеек, а ты… Какая беременность? Что сказал врач? » Она: «Врач? Вот врач и сказал, что я беременна». Я: «Ты будешь долго издеваться надо мной? У меня больше монет вообще не остается». И вдруг «пик-пик-пик». Вот так я узнал о том, что у меня родится дочь. Мы назвали ее Никой только по одной причине: мое имя – отвратительное как отчество. Например, Сергей Валерьевич, пока произнесешь… И это Катина была идея придумать короткое имя, чтобы успеть выговорить отчество. Тогда мы придумали вот это: «Ника Валерьевна». Тем более что тогда это было модное имя. Я помню, тогда Неелова родила себе Нику.

Когда родилась дочка, я ушел в декрет, потому что понимал, что девочка растет, а я не вижу, как она это делает. Катя работала, и два года я находился в декретном отпуске. А потом я стал преподавать в ГИТИСе…

Кстати, сам я был нежеланным ребенком для отца. Там были очень сложные отношения с мамой. Отец вообще был очень красивым человеком. Но эта красота его и сгубила. Он женился на другой женщине, когда мама меня родила, но мама так любила папу, что все-таки вернула его… Отец по-своему меня любил… Но общался со мной сухо, практически никогда не хвалил. И ни о каких разговорах по душам у нас с ним не могло быть и речи. Вообще в ту эпоху, когда мы родились и жили, в советские времена, не было приличным выражать свои чувства. Наоборот, надо было тщательно их скрывать. Мамы не стало в 1994 году, буквально за год с небольшим до «Ширли-мырли».

Познакомились мы с Катей в Театре кукол Образцова. Она пришла туда работать педагогом-методистом, когда я был студентом Гнесинского училища. Сергей Владимирович Образцов позволил Леониду Абрамовичу Хаиту, моему учителю, набрать курс, где занятия проходили в стенах этого прославленного тогда театра под руководством самого Образцова.

Если бы нас поймали с поличным с тем, что преподавательница сожительствует со студентом… То Кате бы не поздоровилось, да и студенту тоже. Поэтому мы тщательно скрывали наш союз. И так как мы завтракали вместе, просыпались вместе и приходили в театр вместе, то мы решили, что, подойдя к зданию театра, Катя должна отойти чуть-чуть вперед, а сам я, якобы опаздывая на занятия, забегаю в театр. Мы продумали целый сценарий, душераздирающий фильм. Но как бы мы ни хотели, все равно жизнь делает свои более талантливые сценарные заявки, чем это может сделать человек.

Мы должны были подниматься оба на четвертый этаж на лифте. И когда мы в него заходили – это было просто каким-то роком, – там обязательно был кто-то еще. И здесь уже Катя проявляла чудеса актерского мастерства. Она не училась нигде этому, но она блистательно и очень убедительно говорила: «Здравствуйте, Валерий…», а я отвечал: «Здравствуйте, Екатерина Викторовна». Она: «На занятия? » Я: «Да, Екатерина Викторовна». И дальше она говорила: «Учитесь хорошо». И тут двери раскрывались и: «Спасибо, Екатерина Викторовна, за заботу», – отвечал я. Мы… увы, расходились. Потом вечером мы обсуждали это. Я возмущался: «Что ты несешь, Катя? „Учитесь хорошо! “». Но потом понимал, что она это делала все, так сказать, в целях конспирации…

Понимание, что можно больше не скрываться, пришло, когда я окончил училище и получил диплом. Тогда мы объявили о своей женитьбе. Третьего июня, как сейчас помню, мы расписались в московском загсе, а пятого июня я выехал в город Кемерово – поехал вместе с курсом в театр «Люди и куклы». Катя не могла бросить Театр Образцова, потому что она с трудом попала в него и очень любила то, чем она занималась там, но также сильно любила и меня… И ей надо было что-то делать. Тогда она попросила отпуск за свой счет на два месяца, на июль и на август, и отправилась туда, где проходили наши гастроли – по городам и весям Западной Сибири. Катя вместе с нами проделала этот путь. Так она вошла в историю нашего ансамбля «Люди и куклы» как «жена декабриста». После декабристок она вторая, кто повторил подвиг этих женщин.

Рано или поздно у кого-то всегда появляется человек. Он мог появиться и у Кати, он мог появиться и у меня. Я не хочу об этом вспоминать, надо просто не забывать, что за все придется платить.

У него был очень бурный роман на стороне. Он все со мной советовался и со всеми советовался, потому что уже ничего не соображал. Это уже была какая-то мания! Просто вот хватал людей, заволакивал к себе в гримерку и начинал рассказывать и спрашивать: «Ну она меня любит? Ну как ты думаешь…» Люди не понимали, о чем он говорит даже. И в конце концов эта девица пришла к Кате. Я думаю, что Катина болезнь и ее быстрый такой уход – это еще стресс сильнейший по женской линии. Я, например, тоже была влюблена в него по-настоящему, не только как в партнера. И у нас были отношения на грани, которые могли перерасти во что-то другое, но была Катя, и этим было все сказано.