Молчаливые боги - Джастин Колл

Аннев ответил серьезным взглядом.

– Я помню.

– Вот и хорошо, – кивнул Содар. – Тогда поторапливайся. Я приготовлю бурдюки для воды. Как только выйдешь из комнаты – начинаю считать.

И священник ушел.

«Последнее Испытание суда, – думал Аннев, завязывая веревки на поясе штанов. – И мой последний шанс».

Завтра начинается Регалей – праздник наступления весны, который продлится три дня. А значит, завтра у Аннева и остальных мальчишек его сбора последняя возможность заработать титул аватара.

Аннев прикинул в уме свои шансы – и печально вздохнул.

В конце каждого месяца Академия устраивает испытания для служителей веры, и победитель – а он может быть только один – становится аватаром суда. Класс Аннева уже четырнадцать месяцев участвовал в испытаниях, но заветный титул удалось получить меньше чем половине ребят. Их было бы больше, вот только новоиспеченные аватары не отстранялись от следующих испытаний и участвовали в них на равных с остальными.

«Это ведь нечестно, – в который раз возмутился про себя Аннев. – Особенно если учесть, что наш сбор – самый многочисленный из всех, какие только бывали в Академии».

Аннев затянул пояс туники, сунул ноги в мягкие кожаные башмаки и, завязывая шнурки, вспомнил своих друзей: тощего паренька по имени Терин и пухлого коротышку Титуса. Оба еще ни разу не побеждали в испытаниях, и при мысли об этом Анневу стало совсем паршиво: им троим, лучшим друзьям, придется соперничать друг с другом. Хотя, если подумать, какие из этих двоих соперники? Терин – прекрасный вор и жулик, но никак не боец, а про Титуса и говорить нечего. Он попал в Академию позже и был почти на два года младше остальных. В класс Аннева его перевели потому, что он проявлял необычайные таланты в области истории, земледелия, арифметики и прочих дисциплин, не имеющих отношения к боевым искусствам. Вот только для перевода в старший класс существовало жесткое условие: если Титус не пройдет Испытание суда вместе с одноклассниками, не видать ему выпуска как своих ушей.

Нет, его не отчислят – из Академии еще никого не выгоняли, – но отныне ему будет запрещено даже думать о том, чтобы стать мастером-аватаром. Он, как и многие до него, станет стюардом, а это, как считал Аннев, самое страшное наказание: стюардам закрыт путь к титулу древнего, они не могут обучать служителей, не могут жениться. Удел этих несчастных – быть на побегушках у мастеров и древних и слепо выполнять любое задание, которое взбредет в голову мастеру расчетов.

Но и это еще не самое страшное: когда аватары становятся мастерами, их посылают на поиски артефактов, а если ты стюард – забудь о мире за пределами деревни. Всю оставшуюся жизнь ты проведешь в Шаенбалу.

Жаль их всех, и особенно жаль Маркоя, который целыми днями сидит в Проклятом хранилище, помогая мастеру Нараху записывать артефакты. Несколько лет назад в Шаенбалу разразилась эпидемия чумы, которая не обошла стороной и Академию: много погибло и старших учеников, и знающих жен, и мастеров-аватаров. Маркой оказался одним из тех немногих заразившихся, которым посчастливилось выжить. Но увы: когда проводились Испытания его сбора, он еще не оправился после болезни, а когда наконец выздоровел – оказалось уже слишком поздно.

Аннев надел черные перчатки и внимательно их осмотрел: левая уже заметно поизносилась. Он пожал плечами, снял ту, что выглядела поновее, и швырнул ее в сундук, а поношенную натянул до локтя. Можно было бы надеть и обе, но мастера и древние уже привыкли к тому, что он часто является на занятия всего в одной перчатке, а потому и так сойдет.

Одевшись, Аннев отправился на кухню, где его ждал Содар. Старик бросил ему два толстых бурдюка, которые Аннев, как всегда, ловко поймал.

– Раз, – начал священник, – Два…

«Три» Аннев уже не услышал, потому что бросился к кухонной двери, выбежал в часовню и, промчавшись между рядами скамеек, вылетел на улицу. В темноте он обо что-то споткнулся и чуть не упал, но мгновенно восстановил равновесие и что есть духу понесся дальше.

Так начинался каждый день Аннева: он бегал за водой к деревенскому колодцу, а Содар сидел на кухне и считал. Изначально старик задумывал это задание как дополнительную тренировку для мальчика, но сам Аннев не находил в этих пробежках ничего интересного. Весь первый год он ныл, что ему скучно, и в конце концов Содар решил превратить рутину в игру.

– Наполни водой вон тот сосуд, – сказал как-то священник, указывая на большой глиняный котел в углу. – Управься раньше, чем я досчитаю до тысячи пятисот.

– А что ты мне за это дашь? – тут же спросил наглый мальчишка, которому на тот момент исполнилось восемь.

– Дам напиться.

Аннев нахмурился:

– Напиться я и сейчас могу.

– Больше не сможешь.

Содар подождал, пока смысл этих слов дойдет до мальчика.

– Ты что же, не дашь мне попить воды? – взорвался тут Аннев, не веря собственным ушам. – Но ведь это я ее приношу! Таскаю каждый день! Я!

Содар улыбнулся:

– Быстро смекаешь.

И старик не шутил. На следующий день Аннев набрал полные ведра воды и медленно, чтобы расплескать как можно меньше, двинулся домой. Как он и предполагал, воды хватило, чтобы наполнить котел до краев, вот только Содар успел досчитать до двух тысяч. Едва Аннев потянулся за ковшиком, чтобы зачерпнуть воды, как Содар молниеносно взмахнул посохом – и ковшик полетел в сторону.

– Ай! – вскрикнул Аннев, потирая руку, по которой уже расползался синяк. – Яйца Одара! За что?

– Следи-ка за языком, – пристыдил его Содар, поднимая ковш с пола. – Ты и сам знаешь за что. Правила есть правила. Вода в котле не для тебя.

Аннев умирал от жажды, от него разило потом, но старик был непреклонен. Пришлось сначала бежать к колодцу, чтобы напиться и хоть немного привести себя в порядок, а уже потом – на учебу.

С тех пор Аннев старался не опаздывать.

Аннев мчался в предрассветных сумерках к колодцу. Толстую полоску кожи, служившую своего рода коромыслом, он набросил на шею так, что пришитые к ее концам мешки для воды болтались у него за спиной.