Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт

– Я нашел в комнате мотылька, – сообщил Сенлин, и в доказательство слов записывающее устройство Сфинкса выпорхнуло из его рук в пропасть между зданиями.

Хлопая в ладоши от восторга, женщина смотрела, как мотылек, кружась, поднялся к небу, усыпанному газовыми звездами. Затем она резко наклонилась вперед, и ее вырвало через перила балкона.

Ночью и сверху было легче разглядеть любопытнейшую особенность города. Гладь булыжных мостовых Пелфии то и дело прерывалась кварцевыми дисками, каждый размером с дно бочки. Диски слабо светились, как свечи за экраном из вощеной бумаги. Около дюжины таких кругов испещряли каждый квартал, хотя и без отчетливой закономерности. Сенлин подумал, что это, возможно, крышки люков или окна в подземное пространство, но, заглянув днем сквозь желтоватое свечение, не смог ничего разглядеть в туманном свете.

Справившись с минутным любопытством, Сенлин закрыл стеклянные двери и вернулся к газетам.

В самом начале своих изысканий Сенлин прочитал несколько сообщений о все более неуклюжих попытках комиссара Паунда задержать человека, который украл картину из Купален, находившихся под протекторатом Пелфии. Газета описывала преступника как «туриста с темным прошлым по имени Томас Синленд, чье охотное превращение в ужасного пирата Мадда свидетельствует об исключительном и злом гении». Сенлин удивился, прочитав одну заметку, в которой он упоминался как «преступный вдохновитель», а в другой – как «драчун с дурной репутацией». Многочисленные передовицы описывали комиссара Паунда как человека, одержимого собственной неудачей, – Сенлин мог лишь с грустью ему посочувствовать.

Но не собственная скандальная репутация и не погоня Паунда за ним пробудили в Сенлине живой интерес к местным газетенкам. Дело было в том, что история Марии разворачивалась на страницах светской хроники. Чаще всего о ней рассказывал репортер «Ежедневной грезы» по имени Орен Робинсон. За несколько месяцев он написал около двух десятков статей о Марии. Робинсон также был ответственен за придумывание ее сценического имени – Сирена. О том, что она когда-то была замужем за преступником «Томасом Синлендом», никто не упоминал.

Робинсон был бесстыдным сплетником и болтливым резонером, но писал достаточно хорошо, и Сенлин считал, что его рассказ не лишен хотя бы крупицы истины. По словам Робинсона, история Марии началась с того, что герцог Вильгельм Г. Пелл обнаружил ее в Купальнях и спас от нищеты и разорения.

Знакомство Марии с обществом Пелфии состоялось на званом вечере по случаю окончания лета у герцогини Достлер.

«Ежедневная греза»

ПОСЛЕДНЯЯ КАТАСТРОФА ГЕРЦОГИНИ «Д»

19 августа

…герцог Вильгельм Гораций Пелл присутствовал сегодня вечером, вернувшись с летнего отдыха в Купальнях. Он привел с собой спутницу, которая, казалось, никогда в жизни не смотрелась в зеркало. Сколько бы ни заверял герцог, что ему случилось изловить в Купальнях леди редких достоинств, ее платье оттенка гангрены на терминальной стадии выглядело так, словно его скроили из мешка для лука. Если бы ее лицо не прельщало миловидностью, я бы подумал, что герцог втянул нас всех в какой-то безвкусный розыгрыш.

Как ни скромен был наряд провинциалки, во всех остальных смыслах она вела себя смело. Она представилась как «Мария, просто Мария», пока герцог еще не успел перевести дух. Потом она потрясла мою руку, как ручку водяной колонки.

Не думаю, что я когда-либо встречал женщину, в большей степени наделенную необоснованной самоуверенностью. В поисках безобидной темы для разговора я спросил, что она думает о приглашенном квартете. Она принялась оценивать каждого музыканта, одного за другим, до некоторой степени вдаваясь в детали. (Я не стану порочить бедных музыкантов, пересказывая ее любительские выводы, но и не могу найти в своем сердце смелости защищать игру на трубе г-на А. Молинье, который прикладывается к бутылке чаще, чем щеголь касается полей шляпы. ) Когда компаньонка герцога в заключение заметила, что священный гимн нашего удела звучит немного похоже на «пса, вспугнувшего стаю гусей», герцог чуть не подавился инжиром.

Не представляю себе, что мы снова увидим мадам «Марию, просто Марию».

Сенлин улыбнулся, вообразив, как Мария сбивает спесь с надутого репортера. В конце концов, она достаточно отточила этот самый навык на одном напыщенном директоре школы.

Пока она шокировала газетчиков, он пытался скрыться в Купальнях, не выделяться из толпы и выглядеть безобидным. Он искал спасения через анонимность. Она – через отличие. Он не мог не задаться вопросом, не было ли ее решение более мудрым.

И ей не потребовалось много времени, чтобы привлечь внимание прессы.

«Ежедневная греза»

ЕЖЕНЕДЕЛЬНАЯ ПОРКА ГЕРЦОГИНИ РОКФОРД

22 августа

…теперь с неожиданным благоговением я должен доложить о появлении неприукрашенного эскорта герцога Вильгельма Пелла, Марии (уже не «просто»). Она не только вернулась, но и отличилась превосходным образом. Осмелюсь сказать, она мне нравится. Осмелюсь предположить, что вам она тоже понравится.

Как и предполагалось ранее (улитки пахли грязными носками, говорю вам), вечеринка герцогини Рокфорд началась не очень хорошо, и к девяти часам гости уже толпились у выходов. Даже самые заискивающие друзья выдумывали предлоги – прозрачные, как выпущенные кем-то ветры, – чтобы уйти. Без сомнения, они надеялись успеть на поздний бой или ранний бурлеск, но не хотели ранить чувства почтенной старой дамы – точнее, останки чувств, что плавали в ее сердце, похожем на чашу для пунша. Даже нефабричный джин Рокфордов не мог предотвратить этот исход.

Посреди всеобщего бегства к дверям Мария без приглашения села за рояль герцогини и начала играть.

Я бы не назвал это «игрой», потому что слово вызывает в воображении несерьезность, легкомыслие, которого не было в ее исполнении. Она втянула пианино в любовную ссору, спор, который намеревалась выиграть. А потом, после того как Мария всех нас привязала к струнам своего инструмента, она разомкнула уста и запела.

Увы всем вам, кто не присутствовал, ибо теперь вы должны полагаться на тихие ноты моих справедливых слов, чтобы приобщиться к сверхъестественному феномену, который прозвучал в тех комнатах. Если ее игра была ссорой, то голос – совершенным примирением. Она пела, как сирена.

Ее голос выманил дезертиров из гардеробной. Заставил мужчин отказаться от своих извинений, а женщин – от прощальных поцелуев. Они слетелись к этой сирене, как обреченные моряки, и корабль нашего вечера понесся навстречу ее песне.

Хотя Сенлин не удивился, обнаружив, что люди так обожают ее игру, было странно видеть, как другой мужчина столь поэтично восхищается ею. Вскоре после выступления на вечеринке у герцогини Рокфорд Марию пригласили на празднование дня рождения маркиза Жана Кламона. Комментируя этот официальный дебют, Орен Робинсон писал: «Попомните мои слова, если Сирена завтра сыграет в „Виванте“, придется построить пятый балкон, чтобы разместить ее поклонников». Сенлин понял, что это немалый комплимент: «Вивант» был лучшим зрелищем в городе зрелищ.