Затаившийся - Грегг Олсен

– Страховка для пенсионеров – сплошное издевательство, – говорит он. – Столько дурацких ограничений.

Хотя плохое зрение – повод насторожиться, его уверенность меня успокаивает. Он проводит для меня небольшую экскурсию. Я замечаю свадебную фотографию мистера Беккера и его жены.

– Очаровательная пара, – говорю я.

Он смотрит на фотографию. Это черно-белый снимок, очень умело подкрашенный вручную. Неброско, самую малость – так, чтобы оживить и без того прекрасное изображение.

– Знаете, что такое настоящая трагедия?

Я молчу. На глаза у него наворачиваются слезы.

– Потерять ее, – говорит он. – Тот парень очутился в настоящем аду. Потерять жену – невероятно больно. И очень одиноко.

– Соболезную, – говорю я, направляясь к выходу. – По крайней мере Уинстон составляет вам компанию.

– Уинстон? – переспрашивает мистер Беккер.

Он выглядит озадаченным, так что я наклоняюсь и глажу пса по голове.

– Этот красавчик, конечно же.

Мистер Беккер хмурится еще сильнее.

– Это не Уинстон, – говорит он. – Его не стало много лет назад. Этого пса зовут Реджи.

Вернувшись на место преступления, я нахожу Монтроуза и пересказываю ему разговор с мистером Беккером. С некоторой долей неохоты – пожилых людей часто незаслуженно обвиняют в проблемах с памятью. Я упоминаю, что он назвал диспетчеру неправильную кличку.

– Это мелочь, – замечаю я.

Монтроуз щурится, глядя на солнце, и снимает очки, чтобы протереть их.

– Может, и не мелочь.

Он прав. Мистер Беккер – единственный, кроме Адама, свидетель преступления.

4

Коннор

– Это был коп? – спрашиваю я Кристен, когда она возвращается в спальню «Лилии».

Я лежал там без сил, как сбитое автомобилем животное, с самого нашего приезда. Когда кто-то постучал в дверь, я с огромным трудом приподнялся на коленях, чтобы выглянуть в окно, и вроде бы заметил полицейскую форму, но тут же упал обратно в постель. Каждый мускул в моем теле охвачен болью, а в голове будто перекатывается множество металлических шариков, как в старой машине для пинбола, которую отец купил когда-то нам с сестрой.

– Да, – говорит Кристен. – Пропала женщина, они ее ищут.

Я пытаюсь сесть, оперевшись о пару пуховых подушек, но они чересчур мягкие. Я смотрю на телефон: два пополудни. Я опускаюсь обратно в облако одеял, но приподнимаю голову.

– Откуда пропала? – говорю я, пытаясь перебороть прилив тошноты. – Не понимаю.

– Из крайнего коттеджа, – говорит она. – Ее вроде как похитили.

Мне с трудом удается осознать и повторить последнее слово: «Похитили? »

– Я толком ничего не знаю. Сказала им, что тебе нездоровится. Потом нужно будет дать показания. Ну, знаешь, выполнить гражданский долг.

Я слегка киваю. Кристен – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Светловолосая и голубоглазая, она могла бы стать супермоделью, если бы захотела. Я в этом уверен. Она могла бы стать кем угодно. Она очень умна. Ей тридцать девять, и она вот-вот станет партнером в юридической фирме.

– Выпей, – говорит она, протягивая мне стакан с теплой мутноватой жидкостью. – Я нашла в кладовке соду. Тебе полегчает.

Я приподнимаюсь на мягких подушках и залпом выпиваю пенящуюся жидкость.

– Спасибо, милая, – говорю я. – Прости, что так получилось.

С ее лица исчезает всякий намек на доброту, оставляя лишь хорошо отработанное выражение разочарования. Я видел, как она поворачивалась с таким лицом к присяжным, когда свидетель говорил не то, что следует.

Но мне действительно жаль.

Она делает вид, будто не может подобрать слова. Я знаю, что это не так, потому что моя жена всегда знает, что сказать, особенно когда дело касается меня.

– Ты пил весь день, Коннор, – говорит она наконец с протяжным вздохом. – Весь день напролет. Я зря взяла тебя с собой. И зря позволила тебе достать ту бутылку текилы.

Я морщусь при слове «текила».

– Ну не знаю, – говорю я.

Кристен присаживается на край кровати: «Еще как знаешь».

Она права. Знаю.

Мне хочется напомнить ей, что она могла бы помочь. Подливать мне алкоголь и потом жаловаться, что я слишком много пью, – не очень-то честно. Но я не могу этого сказать. Я знаю, что она любит меня, и в конце концов это моя битва.

– Да, – говорю я. – Мне пора завязывать.

Она могла бы сказать, что слышит это уже не в первый раз, но, к счастью, не говорит.

– Верно, – отвечает она вместо этого, забирая у меня стакан.

Теперь она снова смотрит на меня с нежностью. С печальной, но искренней улыбкой. Ее голубые глаза видят меня насквозь. Она любит меня больше всего на свете, но я знаю, что мое время с ней может вот-вот подойти к концу из-за всего, что я совершил. И продолжаю совершать. Мне нужна помощь. Лечение. Ненавижу это слово – из-за него я кажусь таким слабым; но после вчерашнего Кристен вряд ли даст мне еще один шанс. Когда она принимает решение, ее крайне сложно переубедить. Хотелось бы мне иметь такую уверенность в себе. Но, увы, я слишком мягок, слишком податлив. Я – словно комок теста. А моя жена – скалка. Несмотря на некоторые сложности, мы хорошо дополняем друг друга. Когда-то я сомневался в этом, но откуда мне знать? Она юрист. А я – официант. Хороший официант. Но все же.

– Я не смогла сделать это ради своего отца, – говорит она, напоминая, что выросла с алкоголиком, что сильно на нее повлияло. – И не могу сделать ради тебя, Коннор. Тебе самому придется пройти все шаги к выздоровлению. Я буду рядом, но я не могу сделать это за тебя.

На самом деле я уже пытался, но потерпел неудачу.

– Я чувствую себя ничтожеством, – говорю я. – Я запишусь к своему врачу, поговорю насчет возможного лечения.

– Милый, – говорит она, – я в тебя верю. Правда. Коннор Мосс – вовсе не ничтожество.

– Иногда мне трудно с этим согласиться, – говорю я.