Серебряный век - Екатерина Докашева

        Уж сколько их упало в эту бездну,

        Разверстую вдали!

        Настанет день, когда и я исчезну

        С поверхности земли.

        Застынет все, что пело и боролось,

        Сияло и рвалось:

        И зелень глаз моих, и нежный голос,

        И золото волос.

        И будет жизнь с ее насущным хлебом,

        С забывчивостью дня,

        И будет все – как будто бы под небом

        И не было меня!

        Изменчивой, как дети, в каждой мине

        И так недолго злой,

        Любившей час, когда дрова в камине

        Становятся золой,

        Виолончель и кавалькады в чаще,

        И колокол в селе…

        – Меня, такой живой и настоящей

        На ласковой земле!

        – К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,

        Чужие и свои? !

        Я обращаюсь с требованьем веры

        И с просьбой о любви…

В 1914 году Сергей по состоянию здоровья заканчивал гимназию в Феодосии. Праздник волшебства продолжался. И любимый Коктебель, и Феодосия. Рядом – только самые близкие. Сережа и Ася…

М. И. Цветаева – Е. Я. и В. Я. Эфрон

Феодосия, 9-го февраля 1914 г. , понедельник

Милая Лиля и Вера,

У нас весна, – вчера ходили без пальто. Чудный теплый ветер, ослепительное море, ослепительные стены домов.

С< ережа> недавно начал заниматься с гимназическим французом, к< отор> ый живет за городом. Целый ряд довольно безобразных и громадных вилл почти на самом берегу, отделенном от улицы узкой полоской железной дороги. Мы с Асей почти каждый раз ходим провожать С< ережу> и каждый раз не знаем, что делать с этой непередаваемой красотой вечернего моря и вечернего неба над ним. < …>

Что есть любовь? И чем любовь является для Марины? Она пытается ответить на этот вопрос хотя бы себе… В письме к Василию Розанову от 7 марта 1914 года пишет:

«Долго, долго, – с самого моего детства, с тех пор, как я себя помню – мне казалось, что я хочу, чтобы меня любили.

Теперь я знаю и говорю каждому: мне не нужно любви, мне нужно понимание. Для меня это – любовь. А то, что Вы называете любовью (жертвы, верность, ревность), берегите для других, для другой, – мне этого не нужно. Я могу любить только человека, который в весенний день предпочтет мне березу. – Это моя формула».

Дальше она пишет о муже следующее:

«Да, о себе: я замужем, у меня дочка 1? года – Ариадна (Аля), моему мужу 20 лет. Он необычайно и благородно красив, он прекрасен внешне и внутренно. Прадед его с отцовской стороны был раввином, дед с материнской – великолепным гвардейцем Николая I.

В Сереже соединены – блестяще соединены – две крови: еврейская и русская. Он блестяще одарен, умен, благороден. Душой, манерами, лицом – весь в мать. А мать его была красавицей и героиней.

Мать его урожденная Дурново.

Сережу я люблю бесконечно и навеки. Дочку свою обожаю.

Слушайте, я хочу сказать Вам одну вещь, для Вас, наверное, ужасную: я совсем не верю в существование Бога и загробной жизни.

Отсюда – безнадежность, ужас старости и смерти. Полная неспособность природы – молиться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная, лихорадочная жадность жить.

Все, что я сказала – правда.

Может быть, Вы меня из-за этого оттолкнете. Но ведь я не виновата. Если Бог есть – Он ведь создал меня такой! И если есть загробная жизнь, я в ней, конечно, буду счастливой. < …>

Хочется сказать Вам еще несколько слов о Сереже. Он очень болезненный, 16-ти лет у него начался туберкулез. Теперь процесс у него остановился, но общее состояние здоровья намного ниже среднего. Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! Я постоянно дрожу над ним. От малейшего волнения у него повышается t°, он весь – лихорадочная жажда всего. Встретились мы с ним, когда ему было 17, мне 18 лет. За три – или почти три – года совместной жизни – ни одной тени сомнения друг в друге. Наш брак до того не похож на обычный брак, что я совсем не чувствую себя замужем и совсем не переменилась, – люблю все то же и живу все так же, как в 17 лет. < …>

В начале июня 1914 года Марина написала стихотворение, посвященное мужу.

С. Э.

        Я с вызовом ношу его кольцо!

        – Да, в Вечности – жена, не на бумаге. —

        Его чрезмерно узкое лицо

        Подобно шпаге.

        Безмолвен рот его, углами вниз,

        Мучительно-великолепны брови.

        В его лице трагически слились

        Две древних крови.

        Он тонок первой тонкостью ветвей.

        Его глаза – прекрасно-бесполезны! —

        Под крыльями раскинутых бровей —

        Две бездны.

        В его лице я рыцарству верна.

        – Всем вам, кто жил и умирал без страху. —

        Такие – в роковые времена —

        Слагают стансы – и идут на плаху.

Очень скоро любовь к мужу будет проходить серьезное испытание. Ухудшается здоровье Сережиного брата – Пети Эфрона. Он в больнице и шансов на выздоровление практически нет. У Марины рождается сильное чувство к брату мужа. Что это? Любовь? Жалость? Желание скрасить последние дни больному. Марина часто ходит в больницу, дежурит у постели. В письме к Петру от 14 июля 1914 года пишет:

Мальчик мой ненаглядный!

Сережа мечется на постели, кусает губы, стонет.

Я смотрю на его длинное, нежное, страдальческое лицо и все понимаю: любовь к нему и любовь к Вам.