Каникулы - Ирина Кавинская

– Так вот почему он не в духе, – сказала я. – Спать, наверное, хочет.

– Он всегда такой, даже если проспит до вечера, – ответила Да Вун.

«Какой пес, такой и хозяин», – я подавила нервный смешок, но вскоре засмеялась по-настоящему. Над собой, над Чан Мином и его надменным «сонбэнним»… Я хохотала вместе с остальными и чувствовала, как внутреннее напряжение отпускает.

Мы едва не опоздали на лекцию, которая стояла в нашем расписании следующим пунктом. Девушка, чье имя я не запомнила утром, оказалась студенткой исторического факультета университета Кенджу. В следующие два часа она должна была рассказать нам о роли легенд в корейской истории.

Мы сидели на поляне возле лагеря, прямо на траве, и слушали о том, как верховный бог Хванун вступил в брак с медведицей и они произвели на свет сына по имени Тангун, который основал корейскую нацию. Эта история, а особенно напоминавший птичий щебет голос рассказчицы и ее сосредоточенное выражение лица, когда она деловито поправляла на переносице огромные очки, рассказывая байку, достоверную не больше, чем сказка о золотой рыбке, насмешили меня так, что я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Катя, сидевшая рядом со мной, тоже сотрясалась всем телом, прикрывая рот рукой. Мы обе выдохнули, когда лекция в конце концов закончилась.

Свободное время до обеда мы собирались использовать для того, чтобы разобрать чемоданы, но вместо этого скакали по комнате, распевая песни Катиных любимых «Би Ти Эс» и подражая их фирменным движениям и томным взглядам, которые адресовали друг другу. Время обеда застало нас валявшимися на полу, среди вороха мятой одежды.

Кимчиччиге был бесподобен. И снова манящий пряный аромат с примесью сладости. Мы заедали суп мягким рисом и паровыми пирожками. Корейская привычка шумно есть, о которой мы, конечно, знали, вдруг разом передалась и нам. Да и как можно есть такую вкуснятину, не смакуя каждый кусочек! Мы самозабвенно чавкали и разбрызгивали суп, отхлебывая его прямо из толстых глиняных мисок. Я заметила, что остальные наблюдали за нами. Они смеялись, когда мы морщились, не рассчитав порцию особенно острых закусок. Я тоже давилась со смеху. Хохотала так, что сводило скулы и живот. Но странно, мой собственный смех отдавался эхом в ушах и звучал как чужой. Надрывный, истеричный.

После обеда для корейцев был запланирован урок английского, а для нас с Катей – урок корейского. Разбившись на пары, мы должны были рассказывать друг другу о себе. Мне в пару достался парень с родинкой – Ю Джон.

Мы сидели на траве друг напротив друга, скрестив ноги по-турецки, и почти беспрерывно смеялись. Он говорил, но я понимала через слово и только и повторяла: «Тащи ханбон марэ чусее! » – «Пожалуйста, повтори еще раз! »

Я называла его сонбэнним, и это выходило просто и естественно – совсем не так, как до этого с Чан Мином. Меня смешила его быстрая речь, превращавшаяся в моей голове в кашу, его непослушная челка, то и дело падавшая на глаза. В один из моментов я наклонилась вперед, согнувшись пополам от хохота, и он сделал такое же движение. Мы едва не столкнулись. От него пахло деревом и костром – терпкие мужские запахи. В животе что-то связалось в тугой узел. Ю Джон вновь посмотрел на меня, но совсем не так, как до сих пор. Он больше не смеялся. Это был долгий и обволакивающий взгляд. Взгляд, которым мужчина смотрит на женщину.

После занятия Су А пригласила всех девушек лагеря к себе в комнату. Не было только Ха Енг, которая должна была вернуться из клиники после ужина. Готовясь к мастер-классу по национальным корейским танцам, каждая могла выбрать и примерить ханбок. Этот традиционный наряд из цветного шелка состоит из сарафана с двойной юбкой до пола, поверх которого надевается укороченная рубашка на длинных лентах-завязках. Ленты принято завязывать изящным узлом, и Су А помогла каждой из нас его соорудить.

Мы с сестрой собрали волосы на затылке и украсили пучки длинными тонкими заколками-шпильками – точно такую прическу носит мама. Любуясь на сестру, я вспоминала ее: с такой прической Катя походила скорее на мамину сестру-двойняшку, чем на мою. Да Вун и Мин Ю – та, что рассказывала о легендах, – носили короткие стрижки, поэтому не заморачивались с прическами. А Су А заплела волосы в косу, украсив ее небольшими заколками-бабочками.

Она собиралась научить нас танцевать пучечум – традиционный танец с веерами – и начала с того, что включила видео на ноутбуке, для того чтобы мы смогли познакомиться с танцем. Я уже видела, как танцевали пучечум русские девушки, занимавшиеся вместе с нами на курсах корейского. Это было прошлой зимой на Соллаль – корейский Новый год. Но тогда я мало обращала внимание на детали. Теперь же пришлось.

От известного во всем мире японского танца с веерами пучечум сильно отличался. И прежде всего размером вееров – они были огромными. Каждая из танцовщиц держала по два, и оба веера, словно продолжения рук, участвовали в каждом движении. Танцуя, девушки разворачивали веера так, что, соединяясь, они превращались в огромных пестрых бабочек. А когда танцовщицы становились в круг, попеременно поднимая веера над головой и опуская вниз, сцена расцветала экзотическим цветком с трепещущими на ветру лепестками.

Веера оказались не только большими, но и тяжелыми. Даже просто открыть и закрыть каждый одним движением кисти было непросто, а ведь девушки во время танца проделывали это раз за разом. Су А сказала, что прежде всего мы должны освоить это движение и научиться делать вращения, попеременно поднимая и опуская веера. Тренироваться было решено на поляне у лагеря. К моему ужасу, обнаружилось, что всего в десятке метров парни играли в футбол.

Когда мы появились – в ярких ханбоках, с прическами, – Тэк Бом подскочил к Чан Мину и что-то зашептал ему на ухо. Тот оскалился, и его взгляд скользнул по мне. «Конечно, обсуждают нас с Катей». Я отвернулась.

Су А начала танцевать, повторяя движение, которое мы должны были разучить. Раз – веера раскрываются в ее руках. Два – она делает поворот вокруг себя. Три – продолжая вращаться, она поднимает трепещущие веера над головой. Четыре – все так же в движении веера опускаются вниз.

У меня закружилась голова. Но не от ее танца. Еще один взгляд прожигал мне спину. Даже не обернувшись, я знала, что на меня смотрел Ю Джон. «Нельзя смотреть на него, иначе точно собьюсь». Я сделала несколько вращений, полностью забыв о веерах. Идиотка.