Эра войны. Эра легенд - Майкл Салливан

Мысль была вполне благонамеренная, да только боль, пожирающая Гиффорда изнутри, от этого не уменьшилась. Когда появится более достойный мужчина – то есть практически любой другой, – он потеряет Роан. Нет, не любой другой. И не я. Ей нужен мужчина, чье прикосновение она сможет выдержать. Тот, кто заключит ее в объятия, и она не вскрикнет от ужаса. Гиффорд не сомневался, что такой день наступит. Обязательно наступит. Он неустанно молился Мари, чтобы та исцелила Роан и позволила ей жить обычной жизнью. Гиффорд верил, что его молитва будет услышана, и когда этот день придет, он будет радоваться за Роан, несмотря на то, что его сердце разобьется на мелкие кусочки, а счастье навсегда исчезнет из его жизни.

– Может, пфисядем здесь? – предложил он, указывая на нагретый солнцем уголок, поросший густой травой, – подальше от кузницы, чтобы удары молотов не потревожили их беседу.

– Погоди, – сказала Роан. – Почва еще влажная. – И она положила свой кожаный фартук на землю.

Гиффорд улыбнулся.

– Что?

– Ничего, – он покачал головой. – Пфосто это очень в твоем духе.

– Что в моем духе?

Просто я люблю тебя, вот и все; каждый мой вздох, каждая мысль, каждое биение сердца – для тебя, потому что ты – больше, чем человек; ты – целый мир, богатый, яркий, удивительный, волшебный, и я хотел бы до конца своих дней исследовать его леса, поля и ручьи.

– Обо всем думаешь.

Роан посмотрела на кусок кожи и пожала плечами.

– Просто не хочу, чтобы мы перепачкались в грязи.

Гиффорд открыл мешок с едой, и лицо Роан расплылось в улыбке.

– Ой, куриные ножки! – воскликнула она. – Обожаю куриные ножки! Я возьму одну, а ты бери вторую.

– Они обе для тебя.

– Нет, нет! – Она затрясла головой, вцепившись зубами в куриное мясо.

– Это не моя еда. Я пфосто посмотфю, как ты ешь.

– Поешь со мной. Очень вкусно. – Роан вытерла куриный жир с подбородка, взяла вторую ножку и протянула Гиффорду.

– Ну если только кусочек.

– Ой, тут еще желтый сыр! – восхитилась Роан, развернув тряпичный сверток.

Гиффорд смотрел, как она жадно поглощает свой обед. На тренировочной площадке воины отрабатывали удары; оттуда доносились отрывистые команды наставника-фрэя. Из кузнечной трубы поднимался дым, и весенний ветерок уносил его на восток. Роан все-таки заставила Гиффорда съесть немного курицы, прежде чем прикончила все до последней крошки.

– Славно здесь, пфавда? – Гиффорд улегся, опершись на локти. Руки съехали с кожаного фартука, и рукава намокли. – Давай так обедать каждый день. Что скажешь?

Не переставая жевать, Роан огляделась и кивнула, хотя Гиффорд так и не понял, на какой именно вопрос она отвечает.

– Если хочешь, можем пфойтись, – робко предложил он.

– Не могу. – Роан указала на кузницу. – У меня много работы.

– По словам Пефсефоны, ты и так пофазительно многого добилась.

– И все равно недостаточно.

– Кто говофит?

– Я.

– Но я пфосто пфошу…

– Не могу, – отрезала Роан.

Гиффорд был разочарован и даже немного рассержен. Он слишком мало ее видел и поэтому маялся от тоски.

– Можно подумать, старый Ивеф все еще жив, – вырвалось у него.

Роан взглянула на Гиффорда так, словно он ударил ее кузнечным молотом. Затем принялась ошеломленно разглядывать еду, холщовую торбу, свои пальцы, испачканные жиром.

– Ты что, говорил с Падерой?

Гиффорд не понимал, к чему она клонит.

– Я часто с ней фазговафиваю.

Роан затрясло. У Гиффорда сердце упало.

– Что не так, Фоан?

– Я ее не виню. Это не… – Роан расплакалась.

Гиффорд возненавидел самого себя. Он совершил тяжелейший грех на свете – обидел Роан. Хотел бы он все исправить, но не знал – как, потому что не понимал, что именно сделал неправильно.

– Фоан? Что случилось?

Девушка убежала в кузницу, забыв фартук, прочь от Гиффорда и теплого солнца.

Старуха хлопотала на кухне, нарезая тонкими ломтиками грибы. Над очагом кипел котел.

– Чего тебе? – спросила она, едва завидев Гиффорда.

– Я только что обедал с Фоан, – похоронным голосом сообщил тот.

– Сомневаюсь, что ты только что обедал с Роан. – Падера бросила пригоршню грибов в котел. – Если ты и правда с ней обедал, значит, ты был в кузнице, а чтобы вернуться сюда, тебе понадобилось несколько часов, учитывая твою неслыханную расторопность. Или ты прилетел на крыльях любви?

Гиффорд собирался вести себя вежливо, ведь Падера очень старая, а старость надо уважать. Он хотел спокойно поговорить с ней и, не торопясь, подвести к сути дела, но Падера вела себя как обычно – то есть как сущая ведьма, – и Гиффорд сорвался.

– Ты убила Ивефа?

Он додумался до этого, пока возвращался из крепости, а обратный путь, как верно подметила Падера, занял уйму времени. Зато у него была возможность хорошенько поразмыслить, почему Роан так расстроилась. Ее мучила совесть. Она себя винила за смерть Ивера, потому что Падера убила его ради нее.

Старуха отвернулась от Гиффорда и уставилась в огонь; ее сгорбленную фигуру скрывали несколько слоев старой шерстяной одежды.

– Под Ивефом ты подразумеваешь Ивера-резчика?

Гиффорд исподлобья взглянул Падере в спину. Она отлично понимает, о ком он.

– Да.

– С чего ты взял? – спокойным, даже безмятежным тоном осведомилась старуха.

Она не удивилась, не рассердилась и не рассмеялась. Она даже не спросила, не шучу ли я. Почему?

– Я же сказал, я только что обедал с Фоан. В фезультате она фасплакалась.

– Ну, неудивительно, она же обедала с тобой.

– Это ведь ты его убила. – Гиффорд, хромая, подошел к столу и взглянул на горку грибов. – Все очень удивились, когда он умеф. Пфосто лег спать и не пфоснулся. Ты его отфавила?

Падера молча поворошила угли в очаге.

– Где ты взяла эти гфибы? – спросил Гиффорд. – Эти места нам незнакомы, а ты умудфилась найти здесь гфибы… некотофые могут быть ядовитыми.