– Трудно вспомнить то, чего никогда не знал, – ответил Саня и засмеялся, широко открыв рот. Иногда мы подтрунивали друг друга, как тогда. Я не проинформировал его о яркой полосе помады, которая растянулась на пол Саниной щеки. Будет ему уроком. И, конечно, я знал, что первой парой у нас Тараканша.

– У нас лекция или семинар? – мне хорошо давалась любая математика, но все же лекция давала возможность расслабиться.

– Кажется лекция, – ответил Саня, пока я еле сдерживал смех.

Буквально полчаса назад я знакомился с могилой своего отца и искренне переживал, а сейчас уже смеюсь над лучшим другом. Я благодарен судьбе, что в моей жизни есть такой человек. Конечно, он безнадежный бабник и несколько быдловат, но Саня первый приходит на помощь.

Прозвенел звонок, но преподаватель опаздывал. Мы заняли последнюю парту в углу аудитории.

– Филатов и Былов, я не начну лекцию, пока вы не будете сидеть передо мной за первой партой, – она лишь показалась в дверях, а уже начала портить настроение. Мы переглянулись и пересели. Саня что-то пошутил про усы, но я не расслышал.

Думаю, тогда мы совершили ошибку. Пересев за парту перед преподавательским столом, Саня достал два батончика шоколада и протянул один мне. Отказаться сложно, тем более на голодный желудок. Я поблагодарил друга, как моя шоколадка начала отказываться раскрываться. Шорох поднялся на всю аудиторию, а когда Саня решил мне помочь в этом нелегком деле, Тараканша уже стояла в метре от меня, казалось, еще чуть-чуть и она прожжет меня взглядом.

– Я вам не мешаю, молодые люди?

Ситуация требовала серьезности. Все-таки профильный предмет. Но я увидел ее усы и закатился в истерическом смехе. Успокоился только, когда нас с другом выгнали с лекции.

– Кажется, она сегодня не в духе.

– Тебе просто нужно было поделиться с ней, Серег, – ответил Саня. Мы снова засмеялись.

– Молодые люди, вы почему не в аудитории? – к нам навстречу выходил из туалета Эдуард Ефимович. Он поправлял сшитый точно под него серый костюм и внимательно смотрел на моего друга, как родитель на нерадивого сына.

– Дядя? Привет. Мы просто вышли… – хотел оправдаться мой друг, но не успел.

– Во-первых, не привет, Саша, а добрый день! Ты находишься в университете. Я не хочу, чтобы другие студенты выделяли тебя. Поэтому будь добр, в этих стенах общайся со мной, как с преподавателем. И во-вторых, приведи свое лицо в порядок, – таким нашего историка я еще не видел, при мне никто не мог поставить Саню на место.

– А что ним не так? – глаза у друга расширились, став размером с пятирублевую монету. Он перевел взгляд на меня, а через мгновение стал рассматривать свое отражение в смартфоне. – Ну, ты и…

– Александр, – остановил его преподаватель от ругательства. Мой прикол удался, но я не хотел подводить друга перед родственником, у меня был немного другой план.

– Серега, блин… – его рука старательно терла губы и щёки.

– Ты меня понял, Саш? А вас, Сергей, я жду на экзамен в эту пятницу и советую подготовиться.

В ответ мы с другом одновременно кивнули. Преподаватель снова поправил свой костюм и удалился прямо по коридору корпуса. Саня смотрел на меня, как директор на двоечника.

– Ты меня опозорить решил? – друг стоял передо мной, а на его кулаках напряглись жилки.

– Сань, не кипятись, согласись, получилось весело, – мне почему-то хотелось улыбаться и смеяться остаток дня. Наверное, убегал от боли.

– Да ладно, я тебе на спину плюнул.

– Харош тебе Сань гнать, – на моем лице вылезла улыбка.

– Ладно, не ной, я пошутил, – Саня засмеялся и хлопнул меня по плечу, заставив покачнуться.

* * *

Дома меня ждали Шекспир и чистый лист с ручкой. Если бы я только мог писать, как поэт, то открыл для нее душу и показал бы каждый уголочек, оголил нерв, что ведет к сердцу и душе… Но я, к сожалению, не поэт.

День получился насыщенный. После учебы я поспешил домой и погрузил в уши наушники, включив рок на своем смартфоне. Редко приходится ходить пешком с университета, но благодаря этому я встретил, не побоюсь этого слова, первую любовь.

Всего несколько встреч, но Даша уже стала частью моей жизни. Она постоянно что-то меняла во мне.

По пути к нашему дому стояла березовая роща. Там постоянно отдыхали жители с близстоящих многоэтажек. Детские крики, «догонялки», запах шашлыка и смех родителей, на встречу всегда можно встретить пробегающего спортсмена. Еще в школьные годы ходило множество страшилок про эти места. Мол, есть там кладбище домашних животных и несколько маньяков. В школьные годы становилось не по себе, а сейчас я мог гулять там даже ночью.

Подойдя к дороге, огибающей рощу, я увидел идущую мне навстречу молодую женщину в шубе. За ручку с ней шла маленькая девочка лет пяти в зимнем комбинезоне. Видимо, мама с дочкой вышли на вечерню прогулку. Спустя мгновение девочка вытаращила на меня глаза и прижалась к матери. Женщина дернулась от неожиданности и уставилась на своего ребенка, а затем перевела взгляд на меня.

– Мам, а почему дядя такой бледный и от него воняет, как от дохлой кошки? – испуганно спросила девочка, не стеснявшаяся в выражениях, когда они прошли мимо меня.

«Я же только с утра принимал душ», – подумал я, оглянувшись на эту парочку. Вскоре послышались причитания, а затем всхлипывания. Видимо, мать начала воспитательный процесс.

Не придавая особого значения услышанному комплименту, я преодолел остаток асфальтовой дуги и вышел на пустырь перед нашим домом.

Мама сегодня на работе «в ночь». Ужин стоял в холодильнике. За окном начался ливень. То и дело завывал ветер, сталкивая капли дождя с окном. В такую погоду только читать или заниматься творчеством. И, как ни странно, я забыл, что такое проводить вечера в компьютере.

Из головы не выходила ситуация с высказыванием девочки по поводу моего внешнего вида. Я на тот момент чувствовал себя совершенно здоровым. К тому же, я никогда не пропускаю утренний душ.

Прочитав страниц двадцать, я лежал в кровати, накрывшись одеялом почти с головой. Отопление опять отключили. Даже уши начали замерзать. За окном стучал дождь, который не спешил останавливаться, глаза потихоньку закрывались, но сон не хотел приходить.

Я ворочался в кровати почти полтора часа. Сходил до туалета, выпил стакан воды, снова лег и продолжил ворочаться. Под толстым зимним одеялом телу становилось то жарко, то холодно. В голове метались мысли, несвязанные между собой. Такое случается порой, когда пытаешься обдумать все проблемы одновременно.

Что это? Дым?

Передо мной открывалась знакомая дорога, которая ведет к моей Даше. Сосновая стена. На дереве перед входом кукушка.

– Сколько мне осталось жить, кукушка, – сам по себе из моих легких вышел голос.

А в ответ послышался один раз: «ку-ку».

Мое дыхание усилилось. Дышать становилось все тяжелее. Кто-то душил меня. Рот начал открываться сам в попытках позвать на помощь и ухватить глоток воздуха. Грудь начала сжиматься, рефлекторно вгоняя в кровь остатки кислорода.

– Мам, почему от дяди пахнет дохлой кошкой? Он что…

– Сереж, с тобой все, в порядке?

Рядом с моей кроватью стояла мама. К спине прилипла мокрая простыня. Началась отдышка, как после десяти этажей бегом.

– Ты начал стонать и задыхаться. Я только пришла с работы, ты меня очень напугал. Как ты себя чувствуешь?

Дыхание постепенно восстанавливалось, а бесконечный поток мыслей сменился пустотой. Мама смотрела на меня, а я молчал, не зная, что сказать. Я не хочу видеть её беспокойной и напуганной.

– Сереж, с тобой все в порядке? – повторила она вопрос.

Я кивнул, не сводя с мамы глаз. Она не успела даже снять куртку. От нее пахло осенней свежестью. Мамина рука, что держала моё запястье, слегка дрожала.

– Хорошо, тогда я приготовлю что-нибудь тебе на завтрак, а ты вставай.

Я промолчал. Но остановил её на выходе из комнаты.

– Мам?

Она остановилась, слегка повернув голову в мою сторону. Медленно повернувшись ко мне, мама спросила:

– Что такое?

Я с молчанием смотрел на неё, но спустя мгновенье решил нарушить тишину, задав вопрос, который мучал меня перед сном:

– Ты мне расскажешь сегодня вечером про моего отца?

Надеюсь, мама успокоилась и готова поделиться всем, что помнит про это трагическое событие.

– Посмотрим, Сереж…

Вновь воцарилась тишина. Через несколько минут на кухне уже что-то шкворчало, и свистел чайник. В этот момент я натягивал на себя джинсы.

* * *

– Ты не поверишь, Сереж, – мама посмотрела на меня как-то напряженно.

– Во что не поверю? – меня в последнее время мало что удивляло. Но у мамы это выходило, как и у Даши.

– К нам едет твоя бабушка. Ты её, наверно, уже и не помнишь.

Мама села за стол и, сделала глоток из кружки, встала, чтобы посмотреть в окно. Медленно повернувшись ко мне, она с неким недовольством в голове спросила:

– И что ей здесь нужно?

Хороший вопрос, но у меня точно не нашлось бы на него ответа. Я пожал плечами.

– Когда она должна приехать? Её нужно будет встретить?

– Нет, она сказала, что сама доберется. И ещё добавила, что едет к тебе, – мама внимательно посмотрела на меня, как на подозреваемого преступника на допросе.

– Ко мне? – меня переполняло удивление не меньше ее. Но, кажется, мать мне не верила.

– Ты с ней созванивался? – мама крутила в своих руках чашку. В кухне стояла тишина, соседи что-то сверлили за стеной, а на улице кричали веселые ребятишки.

– Нет, я её не видел с шести лет. Что у нас с ней может быть общего? – мне не нравились эти пустые обвинения. – Ты сама это знаешь. Я честно не знаю, что ей от меня понадобилось.

– Хорошо. Она приедет сегодня вечером. Но ни сегодня вечером, ни в эту неделю разговоров об отце не будет. Ты меня понял, Сереж? – мамины глаза сузились, как при плохом зрении или палящем солнце.

– Да, конечно.

Я понимал, что это бабушка – мать моего отца. Сын для нее – это боль.

Встреча с бабушкой

– В Санкт-Петербурге завтра шесть градусов выше нуля, переменная облачность… – проговаривал маленький телевизор на нашей кухне. На часах пробило девять вечера, а моей бабули мы еще не видели. В голове крутились вопросы, что может заставить человека в восемьдесят лет приехать в другой город. Мать читала книгу, а я всматривался через окно в дом напротив.

Раздался звонок в дверь. Мы с мамой переглянулись, мысленно распределяя между собой роли. Кто пойдет открывать дверь, а кто будет стоять в стороне.

Звонок издал еще один сигнал.

И снова звонок.

– Идем, мы идем! – не выдержала мама, резво встав из-за стола и поспешив в прихожую. В её движениях чувствовалась злость. На мгновение я зажмурил глаза, когда мама чуть не расшибла ногу об угол комода: её нога прошла в нескольких миллиметрах от неизбежного синяка.

Я догнал маму, не зная, что сказать бабушке.

В прихожей стояла гробовая тишина. Всё вокруг стало каким-то окаменевшим и неживым. С лестничной площадки в нашу квартиру уверенными шагами зашла, словно к себе домой, старая седая женщина. Строгий темно-синий костюм сидел на ней, как на нашем преподавателе по истории. С пожилой дамой зашел молодой худощавый парень с двумя чемоданами. Моя бабушка выглядела светской львицей, и квартира за считанные секунды наполнилась ароматом дорогих духов.

– Валентина Тимофеевна, я за вами приеду через неделю. Всего доброго, – сказал худощавый молодой человек, оставив нас наедине с бабушкой, попрощавшейся с Пашей, как мы узнали из её слов, и закрывшей за ним дверь.

Я стоял и не понимал происходящую ситуацию. Назвать эту странную женщину бабушкой у меня не поворачивался язык. Она приблизилась ко мне со скоростью хищного зверя и сжала в объятьях. У мамы побледнело лицо.

– Сережа, как же ты вымахал, – бабушка сканировала меня с ног до головы. – Давайте попьем чаю, и я пойду к подруге.

– Я думала вы останетесь у нас, Валентина Тимофеевна, – сказала мама.

– Не сегодня, я обещала Нинке с пятого подъезда, что зайду к ней. За двадцать лет у нас накопилось достаточно тем для разговоров.