Остальные гостиницы не уступали первой, так что поездку мать и дочь провели в комфорте. Они остановились в Питерборо и посетили святилище в большом аббатстве, где хранилась рука святого Освальда. Он был покровителем воинов, поэтому Кэтрин встала на колени и попросила его даровать ей смелость для встречи с уготованной Всевышним судьбой. Каким образом могли помочь в этом мощи давным-давно умершего короля, оставалось для нее загадкой, опровергающей логику, однако Кэтрин мысленно упрекнула себя за то, что осмелилась усомниться в святости угодников Божьих.

Через три дня на подъезде к Линкольну путешественницы залюбовались прекрасным собором, который стоял на холме и величественно возвышался над городом. Они поднялись к нему по круто идущей вверх улочке и сделали приношения в святилище святого Хью. Потом прошлись по лавкам в Бейлгейте, где были разложены разные привлекательные товары, и поужинали на постоялом дворе «Белое сердце», там и остались ночевать.

Завтра они прибудут в Гейнсборо, до которого отсюда меньше восемнадцати миль. Каким-то окажется этот Эдвард Бург? Легко ли ей будет полюбить его? И полюбит ли он ее? Кэтрин ощущала нарастающий внутри трепет, пару раз ей даже пришлось бороться со слезами при мысли об ожидающей впереди неизвестности и жизни в этих незнакомых и глухих краях. Скоро она простится с матерью и останется одна; вот почему Кэтрин наслаждалась каждым моментом, который они проводили вместе.

На следующий день мать и дочь надели лучшие платья. Кэтрин выбрала зеленое – оно подчеркивало ее стройную фигуру и выгодно оттеняло цвет волос; ей хотелось выглядеть как можно лучше перед супругом. Сегодня она поедет верхом. У Кэтрин была прекрасная посадка наездницы: девушка расправляла плечи и держалась в седле очень элегантно.

Всадницы проехали мимо обширных полей, болот и пологих холмов, которые местные жители называли Уолдс. Встречавшиеся им на пути люди были в основном робкие бедняки; они говорили на каком-то непонятном наречии и, казалось, не доверяли чужакам. Как сильно отличалась эта местность от более густонаселенных южных областей Англии, где все выглядели дружелюбнее и жили побогаче!

Гейнсборо окружал лес. К внушительному главному дому, выстроенному из красного кирпича и дерева, примыкали сад и парк. Нарядный вид особняка и ухоженный сад свидетельствовали о хозяйском достатке и любви к этому месту. Как только мать и дочь проехали надо рвом и оказались под аркой гейтхауса, грум соскочил с коня и бросился вперед, крича во весь голос, что гости прибыли.

Путницы спешились у массивной входной двери и были препровождены в просторный холл, где их с поклоном встретил высокий, крепко сложенный мужчина с пронзительными серыми глазами и ястребиным носом. Тут же находилось еще множество других людей – домашних и слуг, предположила Кэтрин, – но глаза всех были прикованы именно к этому человеку.

– Миледи Парр, добро пожаловать! – произнес он чистым и уверенным голосом.

– Сэр Томас, как я рада видеть вас и быть здесь, в Гейнсборо, – ответила мать.

– Позвольте представить вам мою супругу, – продолжил хозяин, и вперед вышла светловолосая женщина.

– Миледи Бург, – сказала мать, делая реверанс.

– Миледи Парр, – шепотом ответила хозяйка дома.

– А это Кэтрин, – признал будущую невестку сэр Томас, поворачиваясь и окидывая взглядом с ног до головы присевшую в реверансе девушку, потом поднял ее и поцеловал. – Мой сын – очень везучий молодой человек! Эдвард!

К ним подошел юноша, и Кэтрин оказалась лицом к лицу со своим будущим супругом: ей улыбался миловидный паренек с открытым лицом, угловатыми скулами и острым носом. Она ответила ему улыбкой. Похоже, с ним будет легко сдружиться, и он не станет подавлять ее властностью. Без сомнения, этот юноша вырос в послушании своему представительному отцу.

– Я очень рад видеть вас, мистресс Кэтрин, – с теплотой произнес он, хотя его голос прозвучал по-мальчишески звонко.

– А я вас, сэр, – ответила Кэтрин, еще раз делая реверанс.

Потом представили братьев и сестер Эдварда, всех одиннадцать – начиная с тех, что были возрастом почти как Кэтрин, и до самых младших. Все дети были прекрасно одеты, хорошо себя вели и имели безупречные манеры. Кэтрин удивилась, неужели они всегда такие чинные?

– А это ваш новый дом, Кэтрин, – сказал сэр Томас, обводя широким жестом руки холл с высоким потолком на толстых балках, помостом и красивым эркерным окном. – Позвольте показать вам его. – Через дверь в эркере он провел их в башню и дальше по лестнице в большой покой с кроватью под балдахином и прекрасным видом из окон на простиравшийся вширь и вдаль окрестный пейзаж.

– Мы держим эту комнату на случай, если к нам заедет королевская особа, – гордо заявил хозяин. – Король Генрих приезжал сюда в начале своего правления, – сэр Томас понизил голос, – а еще раньше – король Ричард, но мы о нем теперь не упоминаем^[1].

Маленькая процессия спустилась по лестнице – Эдвард все время держался рядом с Кэтрин – и вслед за хозяином прошла через большой зал и галерею, увешанную семейными портретами. Позже мать заметила, что сэр Томас, должно быть, человек небедный, раз может позволить себе галерею, так как очень немногие люди располагали средствами, чтобы делать такие пристройки к большим домам. Потом они направились в трехэтажное западное крыло особняка, где находились жилые комнаты с каминами, прекрасными гобеленами и отдельной уборной в каждой. Войдя в одну из спален на первом этаже, Кэтрин ахнула, увидев кровать под пологом, убранную бархатом «в шашечку» и золотой парчой.

– Мы сделали эту кровать для короля, о котором лучше не упоминать, – пояснил гостьям сэр Томас и обратился к Кэтрин: – Теперь она ваша с Томасом. Это ваши покои.

– Я выбрал ее специально для нас, – сказал Эдвард и взял Кэтрин за руку.

Она сразу почувствовала, что ей будет легко полюбить этого доброго и дружелюбного юношу. Оглядев комнату, Кэтрин приметила широкое окно с ажурной решеткой, свежую тростниковую подстилку на полу, стол, накрытый турецким ковром, и кирпичный очаг. Не ускользнули от ее глаз и милые мелочи, добавленные заботливыми хозяевами: цветы в медном горшке на подоконнике, серебряное зеркало на столе и небольшой шкаф, который, как она вскоре обнаружила, был заполнен стопками свежего постельного белья, переложенного душистыми травами.

Позже, оказав помощь горничным с раскладыванием вещей, Кэтрин прошла в комнату матери.

– Это прекрасный дом, и мне нравится Эдвард. Он был очень приветлив, и, кажется, я ему тоже нравлюсь.

– И я так думаю. – Мать улыбнулась. – Это хорошая семья, а сэром Томасом я просто восхищаюсь. Ты будешь в надежных руках.

Кэтрин согласилась. И все же что-то не давало ей покоя. Например, леди Бург… Она ведь ни разу не открыла рта, пока сэр Томас показывал им дом. Может, эта женщина была робка или просто не успевала вставить в разговор свое слово? Кэтрин улыбнулась, и тут раздался стук в дверь. Пора было спускаться к ужину.

Свадьба состоялась через несколько дней в старинной приходской церкви Всех Святых. Кэтрин была в атласном, цвета слоновой кости платье с шлейфом и венке из цветов; распущенные волосы струились по ее спине. Братья Эдварда Томас, Уильям и семилетний Генри провожали ее на паперть церкви, где проводилась церемония; юные девочки Бург исполняли роли подружек невесты. Кэтрин больше всех понравились Элеанор и Агнес; она попыталась подружиться с ними, но ничего не вышло. Шесть сестер были очень близки и не допускали в свой круг посторонних; это они дали ей почувствовать сразу. Ни одна из девочек не выражала восторга, когда они одевались в лучшие платья, и на свадьбе сестры мило улыбались, но почти ничего не говорили.

Выйдя из церкви под руку со своим юным супругом, Кэтрин почувствовала, что, став женой, обрела какой-то новый статус, и это наполнило ее сердце ликованием. Она вошла в семью, которая тепло приняла ее, и будет жить в прекрасном доме. Господь проявил милость к ней. Единственным облачком на горизонте маячила грядущая разлука с матерью, но они, конечно, будут навещать друг друга. Поездка сюда оказалась длинной, но не ужасающей.

В холле Гейнсборо устроили роскошный свадебный пир. Как приятно было Кэтрин занять место во главе стоявшего на помосте стола! Сэр Томас сидел по правую руку от нее, а мать – слева от Эдварда, рядом с леди Бург. Все дети Бургов разместились за длинным столом, приставленным под прямым углом к помосту, а родственники, местные джентри и священники – за другими столами. В зал под звуки фанфар приносили блюдо за блюдом, и едоки в нетерпении поднимали взоры, желая поскорее увидеть, какие новые угощения будут услаждать их вкус.

Кэтрин почти не переживала по поводу брачной ночи. С Эдвардом, она была уверена, ей не грозит ничего ужасного. За последние несколько дней они успели немного познакомиться друг с другом, и Кэтрин обнаружила, что у него чувствительная душа, он благоговеет перед отцом и опасается, что не сможет оправдать ожиданий родителя. Она понимала почему. Сэр Томас казался человеком сердечным и был очень добр к ней и матери, но держал под неусыпным контролем все и вся. Никто в Гейнсборо не мог усомниться в том, кто здесь хозяин. Таких вышколенных детей Кэтрин еще никогда не видела; сэр Томас не потерпел бы ни малейших шалостей и непослушания. Одного его слова или взгляда было достаточно, чтобы дети выполнили желание отца. В учебной комнате, когда юные Бурги, склонив головы, корпели над книгами, тишина стояла поистине монастырская. Мать была под большим впечатлением и решила, что это результат отцовской заботы и достойной всяческих похвал дисциплины, не сознавая при этом, что сама она в совсем иной – уважительной и проникнутой любовью – манере управляла детьми с неменьшим успехом.

Кэтрин уже поняла, что сэра Томаса лучше не гневить. У нее было преимущество, потому что он явно симпатизировал ей и подчеркивал свое расположение, как, например, сейчас, когда провозглашал тост в честь юной невестки:

– За прекрасную супругу моего сына!

Вечерело. В зале уже горели свечи, и Кэтрин сквозь эркерное окно видела, что на улице наступают сумерки. Думать о близящейся церемонии укладывания в постель было неприятно, но это ненадолго, а потом они с Эдвардом останутся одни, и начнется их супружеская жизнь. Она сделала еще глоток вина, наблюдая за выступлением акробатов на свободном пространстве между столами. Эдвард незаметно пожал под скатертью ее лежавшую на коленях руку. Девушка улыбнулась ему.

Наконец сэр Томас похлопал Кэтрин по плечу и сказал:

– Пора, дочка.

Она встала, подозвала Элинор, маленькую горничную, которую дали ей в услужение, и кивнула матери, чтобы та следом за ней покинула зал. С ними вышла и леди Бург, весь вечер нервно наблюдавшая за детьми и слугами.

В комнате с кроватью «в шашечку» Кэтрин терпеливо стояла, пока женщины снимали с нее платье и надевали через голову тонкую батистовую ночную рубашку, которую она сама расшила черной нитью по моде, введенной в обиход королевой. Мать научила ее, как это делать. Потом Элинор расчесала ей волосы, а леди Бург, которая вроде бы немного успокоилась, принесла серебряную миску с розовой водой, чтобы умыть невесте лицо и руки, а также тряпицу – почистить зубы. Мать откинула покрывало и простыню, Кэтрин забралась в постель и села прямо, опершись спиной на подушку.

Элинор отправили вниз сообщить сэру Томасу, что все готово. Пока они ждали, мать разгладила простыню и рассыпала на постели душистые лепестки, а Кэтрин пыталась унять заколотившееся сердце. Мать ободряюще улыбнулась ей.

Наконец появился Эдвард, он заметно нервничал; его сопровождали отец, священник и гости.

– Ну, забирайся в постель, мальчик! – скомандовал сэр Томас, слегка подтолкнув сына.

Эдвард послушно скользнул под одеяло и лег рядом с Кэтрин. Все столпились вокруг, священник вышел вперед и поднял руку: