Легат опустил голову в молчаливом раздумье. Итак, семья командующего у друидов. У тех самых друидов, которые наводят такой ужас на западные окраины страны атребатов. Как их могли захватить в плен? Бритты ведь не имеют судов, способных сразиться с военными римскими кораблями. Очевидно, Максентий переправлял женщину и детей с континента в Рутупий, от которого до земель дуротригов добрых сто миль. И наверное, буря отнесла корабль в сторону, но это все равно не объясняет, почему префект не вернулся к прежнему курсу, а предпочел пристать к берегам, населенным врагами Рима. Веспасиан проклял префекта за недомыслие, но тут же спохватился, упрекая себя в опрометчивости. Даже если Максентий ошибся, он очень дорого заплатил за оплошность. Вины на нем теперь нет. К тому же, возможно, префект пытался направить корабль куда нужно, но буря не позволила ему это сделать.

Слабые шумы погони, несущиеся из леса, неожиданно приобрели иной тон. Отдаленные крики и вопли смешались с лязгом оружия. Веспасиан и легионеры Шестой центурии повернулись к холмам. Судя по звукам, схватка достигла накала, потом все смолкло.

– Образовать квадрат! – взревел Макрон. – Сомкнуть ряды!

Солдаты мгновенно сформировали вокруг легата боевой плотный строй. Веспасиан обнажил меч. Он поймал взгляд Макрона и указал на обезглавленное тело, все еще лежавшее на снегу. Центурион повернулся к своим людям:

– Вы двое! Фигул и Серторий! Сюда.

Названные бойцы вышли из строя.

– Фигул, положи свой щит на землю. Вы оба на нем потащите мертвеца в лагерь. Я прихвачу другой щит.

Фигул с отвращением посмотрел на окровавленные останки.

– Не волнуйся, парень, кровь отмоется, просто нужно будет чуть-чуть повозиться. А теперь приступай!

Когда два увальня с большой неохотой принялись исполнять жутковатое поручение, Макрон повернулся к Катону:

– Ты понесешь голову.

– Голову? – Катон побледнел. – Я?

– Да, на хрен, ты! – отрезал Макрон. – Ну-ка бери ее! – велел он, потом что-то вспомнил и, косясь на легата, добавил: – И… э-э… позаботься о должном почтении.

Стиснув зубы, Катон наклонился и протянул руку к темным спутанным волосам. При первом прикосновении к ним его пальцы отдернулись. Оптион нервно сглотнул, заставил себя, чтобы обеспечить надежную хватку, забрать мокрые космы в кулак и медленно выпрямился, стараясь держать голову как можно дальше от своего плаща и лицом к белому, занесенному снегом пространству. Но даже при этом клейкие завитки сухожилий и сгустки свернувшейся крови, свисавшие с шеи, вызвали у него рвотный спазм. Катон отвел взгляд.

Лошадь без седока вывернула из леса и галопом понеслась к лагерю. За ней выскочили еще две лошадки, а потом третья, на сей раз со всадником, припавшим к шее животного и подгонявшего коня каблуками. Больше из-за деревьев не появился никто.

– Зря я послал погоню, – пробормотал еле слышно Веспасиан.

– Да, командир.

Легат, сердито насупив брови, повернулся к Макрону, однако не сказал ничего. Нижним чинам не пристало оценивать действия высшего руководства, но Веспасиан понимал, что центурион в данном случае прав. Большому начальнику следовало бы пять раз подумать, прежде чем с такой легкостью отправлять кавалеристов на смерть.

Прямо перед щитами изготовленной к обороне центурии уцелевший разведчик резко осадил коня и, когда тот с диким ржанием вскинулся на дыбы, вылетел из седла.

– Он ранен! – крикнул Макрон. – В укрытие его! Быстро!

Ближайший боец тут же отдал товарищам щит, схватил разведчика и затащил внутрь квадрата. Тот прижимал руку к животу: туника и плоть были рассечены, глубокая рана открывала взгляду дрожащие кишки. Макрон опустился на колени, отхватил кинжалом от плаща всадника полосу ткани и туго забинтовал рану. Раненый вскрикнул, но тут же сжал зубы.

– Ну вот! Это сойдет, пока им не займутся хирурги.

Веспасиан склонился над раненым:

– Что случилось? Докладывай, солдат. Что с вами стряслось?

– Командир, их были десятки… они поджидали в лесу… Мы неслись по тропе, уже настигая их… но буквально через мгновение они неожиданно обрушились на нас со всех сторон, завывая, как дикие звери… У нас не было ни единого шанса… Всех порубили в куски.

На какой-то момент глаза разведчика наполнились ужасом, потом его взгляд сосредоточился на легате.

– Я ехал в хвосте, командир. Как только понял, что мы попали в засаду, попытался повернуть вспять. Не вышло… тропа узкая, конь напуган… уперся – и ни в какую! Потом один из этих друидов выскочил из кустарника и замахнулся серпом… но я все же достал его! Достал копьем, командир!

В глазах солдата блеснуло дикое торжество, но он тут же зажмурился, пережидая новую волну боли.

– Этого пока довольно, парень, – мягко сказал Веспасиан. – Остальное прибереги для официального рапорта, когда тебя подлатают.

Кавалерист, не открывая глаз, кивнул.

– Центурион, помоги-ка. – Веспасиан подхватил раненого под мышки и бережно поставил на ноги. – Подсади его мне на спину.

– Тебе, командир? Я могу выделить своего человека.

– Прекрати пререкаться! Я сам его понесу.

Макрон пожал плечами и сделал как велено. Разведчик обхватил шею легата руками, Веспасиан подался вперед и подхватил ноги раненого.

– Порядок, Макрон. Вели кому-нибудь забрать лошадь. Мы возвращаемся в лагерь.

Макрон отдал приказ центурии продвигаться к воротам. Как ни хотелось легионерам поскорей оказаться среди своих, сомкнутый строй полз очень медленно. Общая скученность не позволяла ускорить шаг. В центре квадрата шел легат, пошатываясь под тяжестью своей ноши. Фигул и Серторий несли за ним на щите труп Максентия, возле них вышагивал оптион, отставив в сторону руку с отрубленной головой и стараясь на нее не коситься, хотя выходило это у него плохо. Мертвая голова, как магнит, притягивала все взгляды. Только Макрон, замыкавший отход, не обращал на нее никакого внимания. Он то и дело оглядывался на лес, откуда могли в любой момент выметнуться конные вражеские отряды. Но темная чаща хранила безмолвие и выглядела совершенно пустой.

Глава 9

Три дня спустя снег почти всюду растаял, только в низинах или расщелинах, куда не могли забраться лучи низкого зимнего солнца, еще поблескивали белые пятна. Март расщедрился, дохнул теплом, и ухабистая, разбитая сапогами легионеров дорога стала скользкой от грязи. Четвертая когорта двигалась маршем на юг, чтобы защитить пограничные районы страны атребатов от происков дуротригов и обосновавшихся на их землях друидов, дабы отбить у тех и других охоту к новым бесчинствам. Правда, на деле никто всерьез не рассчитывал на такой результат, ведь когорта есть только когорта. Однако донесения о панике, охватившей дальние маленькие деревеньки, и об ужасных расправах, все еще невозбранно творившихся в тех злосчастных краях, настолько удручали Верику, что он упросил Веспасиана вмешаться. Поэтому довольно внушительное войсковое подразделение в сопровождении отряда конницы было отправлено в рейд с целью продемонстрировать дуротригам, что исходящая от них угроза не осталась незамеченной Римом.

Поначалу селяне настороженно относились к странно одетым, говорившим на непонятном языке чужеземцам, но когорте было приказано вести себя примерно. За жилье и провизию римляне платили золотыми монетами. К тому же они весьма уважительно относились ко всем местным обычаям и порядкам, с какими охотно знакомил их предоставленный царем Верикой проводник. Этот грек, по имени Диомед, вел дела с торговой компанией в Галлии, но много лет проживал среди атребатов, свободно изъяснялся на многих кельтских наречиях и даже умудрился взять жену из довольно влиятельного туземного клана, оказавшегося достаточно свободомыслящим, чтобы отдать одну из своих, может быть, и не самых завидных невест за шустрого маленького чужака. Своей смуглой оливковой кожей, напомаженными локонами темных волос, аккуратно подстриженной бородкой и континентального кроя одеждой Диомед резко отличался от диковатых с виду варваров, в чьем обществе он счел возможным коротать свои дни. Туземцы, однако, относились к нему хорошо. В каждом селении, через которое проходила когорта, маленький грек встречал теплый прием.

– И какой прок этим малым в наличных? – ворчал Макрон, пока старший центурион когорты отсчитывал денежки деревенскому старосте в обмен на груду телячьих окороков – темных, провяленных, перехваченных кожаными шнурами.

Командиров когорты собрали, чтобы представить местным старейшинам, и теперь они просто стояли в ожидании завершения сделки.

– О, вы удивитесь, – ухмыльнулся Диомед, блеснув мелкими, порчеными зубами, – но деньги им весьма кстати. Они на них покупают вино, они его очень ценят. Дуют, как воду, причем больше тяготеют к галльским сортам, что позволило мне даже сколотить состояньице. Пусть совсем крохотное, но все же.

– Вино? Они пьют вино?

Макрон обвел взглядом скопление низеньких пузатых хижин, перемежаемых загонами для скота. Полуразвалившийся частокол вокруг деревушки, видимо, предназначался лишь для отпугивания диких зверей.

– Конечно. Думаю, все вы пробовали то хмельное, что они сами варят. Чтобы довести себя до беспамятства, это пойло годится, спору нет, но в остальном удовольствия мало.

– Тут ты прав.

– Спросом пользуется не только вино, – продолжал Диомед. – Ткани, глиняная посуда, кухонная утварь и все такое. Им полюбились имперские привозные товары. Еще несколько лет – и атребаты станут почти цивилизованными людьми, – задумчиво заключил грек.

– По-моему, ты говоришь это как-то уныло.

– Конечно, потому что тогда мне придется двигаться дальше.

– Двигаться дальше? А я думал, ты здесь обосновался навечно.

– Лишь до тех пор, пока тут можно рассчитывать на какую-то выручку. Как только этот край станет частью империи, его наводнят купцы всех сортов, а с ними мне не тягаться. Волей-неволей понадобится куда-то перебираться. Может быть, дальше на север. Мне тут шепнули, что царица бригантов неравнодушна к заморским нарядам.

Мысль о возможных радужных перспективах зажгла в глазах грека мечтательные огоньки.

Макрон глянул на Диомеда с той особой неприязнью, какую питают все воины к думающим лишь о собственной выгоде торгашам, но тут ему в голову пришло кое-что.

– А на какие шиши они покупают то, что ты им завозишь?

– Они и не покупают. В этом-то вся прелесть. Деньги у варваров не в ходу, монету, правда, кое-кто тут чеканит, но таких племен мало. Поэтому я предлагаю обмен, а в результате выгадываю гораздо больше, чем трачу. За свои товары я беру у туземцев меха, охотничьих псов или драгоценные украшения… Словом, все, что в империи у меня рвут с руками. Ты удивишься, узнав, как высоко ценятся кельтские украшения в Риме. – Он посмотрел на шею Макрона, охваченную затейливым ожерельем. – Возьмем, к примеру, эту поделку. Она сулит очень хороший барыш.

– Она не продается, – решительно заявил Макрон, машинально ощупывая туго свитые золотые полоски.

Этот массивный знак принадлежности к царскому роду носил некогда Тугодумн, вождь катувеллаунов и брат Каратака. Макрон убил его в поединке вскоре после того, как Второй легион высадился на покрытый туманами остров.

– Я дам тебе настоящую цену.

Макрон фыркнул.

– Сомневаюсь. Ты обдерешь меня, как несмышленого дикаря.

– За кого ты меня принимаешь! – возмутился маленький грек. – Я и подумать о том не посмел бы. Ты – римский центурион, я заплачу все сполна.

– Нет, приятель. Сказано, нет.

Диомед поджал губы и пожал плечами.

– Ладно, я не настаиваю. Но предложение остается в силе. Подумай. Макрон покачал головой и поймал взгляд одного из центурионов, который сочувственно подмигнул ему и выразительно вскинул глаза. Эти греческие проныры просто заполонили империю и уже пролезли во все стороны в поисках легкой поживы. Куда ни сунься, везде сидит хитрый эллин, так и прикидывающий, сколько он может на тебе заработать.

– Мне думать нечего. Я продавать ничего не хочу, а уж тебе и подавно.

Диомед нахмурился, глаза его на миг сузились.

– Вы, римские легионеры, поди, и вправду считаете себя лучше кого бы то ни было?

Макрон промолчал, только слегка выпятил подбородок, отчего грек саркастически хмыкнул. Остальные тихо переговаривающиеся между собой римляне разом умолкли и повернули головы к спорщикам. Грек поднял руки: