Ливни, к счастью, немного прибили пыль на почтовом тракте, да и сама дорога была поприличней той, что вела из Чарльз-Тауна в Фаунт-Ройал. Однако и сей путь мог довести толкового инженера-строителя до трясучки. Мэтью подумалось, что хуже всего в колонии приходится возчикам, что катаются между Нью-Йорком и Бостоном, – эти ямы да колдобины из кого хочешь душу выбьют. Впрочем, дорога была довольно-таки укатанная, по ней ездили местные фермеры, жители крупных имений к северу от города и, разумеется, те, кто держал путь в Бостон, а также в Ист-Честер и Нью-Рошелл.

Кругом было множество холмов, а между возделанными полями тянулись длинные отрезки дикого леса. Здесь, как и в Каролинской колонии, над дорогой нависали кривые сучковатые ветви деревьев, которые были древними еще во времена Генри Гудзона. Нет-нет да и шуршали в кустах, завидев Сьюви и Мэтью, испуганные олени. Над болотами роились темные облака насекомых, журчали по гладким булыжникам прозрачные ручьи. Как и тогда, в Каролине, Мэтью не покидало ощущение, что за ним пристально наблюдают индейцы – хотя увидеть затаившегося в чаще индейца белому человеку не под силу. Набухли тучи, полил дождь, потом тучи разошлись, и яркое солнце хлынуло на дорогу сквозь тысячи зеленых листьев над его головой.

Мэтью пустил Сьюви шагом, намереваясь перейти на рысь чуть позднее. Оставалось еще около получаса до развилки и поворота на более узкую дорогу, отмеченную грудой белых камней и уходящую налево от Бостонского почтового тракта – к нескольким имениям, прежними или нынешними владельцами которых были голландцы. Вот тогда можно пустить Сьюви рысью и минут за сорок одолеть последние четыре мили пути. Мэтью всегда дивился людям, которые по собственной воле уехали жить в такую глушь. Впрочем, некоторые предприятия, такие как каменоломня и лесопилка мистера Деконти, требовали много места и ресурсов. Где-то в этих краях, кажется, недавно появилось виноградарское хозяйство и винодельня, однако Мэтью их пока не видел. Безусловно, лишь бесстрашные и отважные люди могли жить здесь спокойно, не боясь, что на чай заглянут индейцы, но ведь и сам Нью-Йорк появился на свет трудами бесстрашных первопроходцев.

Солнце уже спускалось к горизонту: его лучи пробивались сквозь кроны деревьев не сверху, а чуть ниже. Дорога уходила вправо, огибая чащу. Птицы галдели громко и обнадеживающе, однако далеко на западе едва слышно рокотал гром. Время от времени Мэтью замечал среди деревьев зеленые утесы, взмывающие в сизую дымку. Мимолетные ливни мало его тревожили, а вот попасть в настоящую грозу не хотелось. Впрочем, даже промокни он насквозь, драгоценный конверт надежно спрятан и защищен.

Дорога теперь повернула налево и пошла в гору, а оттуда, шалунья эдакая, – вниз и снова направо. Одолев поворот, Мэтью увидел, что кроны дубов смыкаются над дорогой впереди, образуя зеленый свод наподобие храмового.

Теперь дорога шла строго вперед. Вот сейчас можно и рысью, решил Мэтью, однако не успел и опомниться, как справа из лесной чащи стрелой вылетели три перепелки, а следом за ними, ломая кусты, выскочил крупный гнедой конь с белой звездой во лбу.

Верхом на мускулистом животном скакал человек в черной треуголке с вороным пером, заткнутым за алую ленту, в белой сорочке с оборками, темно-синем сюртуке и белых бриджах. Увы, то был не обыкновенный путник, выехавший на увеселительную верховую прогулку, ибо нижняя часть лица его была закрыта темно-синим платком, а в руке он держал пистолет с огромным дулом длиной почти в локоть. Дульное отверстие смотрело прямо на Мэтью, чье первое желание – вонзить пятки в бока Сьюви и ошпаренным чертом помчаться прочь – вылетело у него из головы быстрее вспугнутой перепелки.

– Придержи лошадь, – скомандовал разбойник, когда Сьюви вздрогнула и начала отступать в сторону.

Мэтью послушался и стиснул колени, одновременно слегка натягивая поводья. Сьюви тихонько заржала и зафыркала, но подчинилась наезднику. Разбойник приблизился, положив пистолет себе на колени. Сердце так колотилось у Мэтью в груди, что, казалось, дрожали даже уши.

– Спешивайся, не отпуская поводья, – последовал новый приказ.

Мэтью выполнил его не сразу – слишком был ошарашен внезапным нападением, – и тогда разбойник ткнул дулом ему в колено.

– Убивать я тебя не стану, молокосос, – низким и сиплым голосом проговорил он, но не без учтивости, – а вот колено мигом отстрелю, если не будешь меня слушаться. Дорога эта оживленная, часа через три-четыре непременно какая-нибудь повозка мимо проедет.

Мэтью спешился, придерживая поводья.

Разбойник последовал его примеру и оказался широкоплечим верзилой ростом около шести футов трех дюймов. Из-под треуголки выглядывали седые волосы и часть морщинистого лица, переносица грозного носа и глубоко посаженные черные смоляные ямы глаз. Левую бровь цвета серого угля рассекал жуткого вида шрам.

– Что у тебя есть? – спросил он, прикладывая дуло к левому уху Мэтью.

– Ничего! – только и сумел выдавить тот, хотя понимал, что должен держаться смелее.

– И почему все так говорят? Впрочем, нет, не все. Иные, когда прострелишь им ухо, прямо умоляют взять их деньги. Ну, попробуешь ответить на мой вопрос еще раз?

– У меня есть немного денег.

– Ох-хо! Было ничего, а стало немного! Уже лучше. Глядишь, скоро ты у нас станешь богаче Мидаса. Ну и где твои жалкие гроши?

– В седельной сумке, – ответил Мэтью с большой неохотой, поскольку знал, что́ еще там лежит. В дуле пистолета, приставленном к его уху, казалось, шумело море.

– Открывай.

Разбойник взял Сьюви за поводья и отшагнул назад.

Мэтью сделал вид, что долго возится с кожаными ремнями, однако грабителю это не понравилось.

– Я так и так тебя обчищу – хорош канителиться!

Когда Мэтью наконец расстегнул сумку, разбойник велел ему сойти с дороги, залез рукой в сумку и вытащил оттуда кошелек, а с ним и… вот позор!.. подаренные два часа назад серебряные часы.

– Блестят! – заметил разбойник. – Очень славные, большое спасибо.

Отточенным и ловким движением он спрятал часы за пазуху, после чего развязал кошель, и на сей раз верхняя половина его лица грозно скривилась.

– Ты кем работаешь? Никак попрошайничаешь? Почему у тебя дорогие серебряные часы, а в кошельке ветер свистит?

– Так уж сложилось, – ответил Мэтью. – Часы не мои.

Разбойник смерил его равнодушным взглядом, заглянул напоследок в седельную сумку и с размаху шлепнул Сьюви по крупу, отчего та взвизгнула, как дитя, и диким галопом кинулась вперед, выпучив глаза и прижав уши к голове, – в сторону имения Деконти. Гнедой разбойничий конь при этом прыснул, и Мэтью явственно услышал в этом звуке злорадный смешок.

Мэтью медленно выпустил воздух, давно застрявший в легких. Он прекрасно понимал, что вновь очутился по самые уши в той же субстанции, куда его сунули лицом двое суток назад.

– Расстегивай сюртук, – прозвучала очередная команда.

Пальцы Мэтью инстинктивно взлетели к тому карману, где у него лежал конверт. Он поморщился и уронил руку – словно ее ожгло неземным пламенем.

– Расстегивай, я сказал.

Разбойник подошел к нему почти вплотную. Смоляные ямы глаз блеснули, и дуло пистолета легло на плечо.

– У меня больше ничего нет…

В следующий миг одна ручища схватила его за грудки, вторая – рванула сюртук в стороны, и тут же изнутри отлетела пуговица, а конверт был извлечен наружу быстрее, чем пуговица упала в траву. Разбойник поискал на одежде Мэтью еще карманы, но маленький кармашек жилета оказался пуст, равно как и карман бриджей. Тогда головорез сделал два шага назад, взглянул на конверт и повернул его сургучной печатью вверх.

– Послушайте, – едва ли не срывающимся голосом затараторил Мэтью, – вас это не касается! Это официальный документ, поправки к договору, вам от них никакого толку. Прошу вас, верните конверт и отпустите меня с ми…

Коварно ухмыляясь и глядя ему в глаза, разбойник сломал печать – кусочки красного сургуча брызнули в траву – и сделал еще шесть шагов назад. Дуло его пистолета по-прежнему смотрело на Мэтью. Разбойник извлек из конверта документ, развернул и какое-то время изучал. С обратной стороны пергамента ничего не было, а вот спереди, по всей видимости, обнаружилось нечто интересное, – Мэтью это понял по волчьей ухмылке бандита, различимой даже под платком.

– Надо же, какие тут подписи любопытные стоят! Знать, они придутся по вкусу моим бостонским друзьям-каллиграфам!

Мэтью прикрыл глаза ладонью. Затем ладонь медленно сползла на губы, а взгляд похолодел.

Разбойник смял конверт и бросил его на дорогу, а сам документ сложил и спрятал за пазуху:

– Благодарю вас, молодой человек. Вы изрядно скрасили хмурый день сему скромному путнику.

Он сунул пистолет в кобуру и, взявшись за поводья, легким и отточенным движением запрыгнул на пегого коня. На западе вновь зарокотал гром, и бандит навострил уши.

– Я бы на твоем месте долго тут не торчал, – посоветовал он. – Небезопасно это.

Он выехал на почтовый тракт и галопом поскакал в направлении Бостона. Мэтью бросил взгляд в ту сторону и подумал: надо же, два конских зада, один на другом.

Он прислушался к птичьему пению. Воздух был напоен теплом и ароматами прекраснейшего летнего дня.

Ну и денек, черт подери!

Спустя несколько мгновений он отер пот галстухом и уставился на смятый конверт. Поглядел на юго-запад, в сторону Нью-Йорка, и снова на конверт.

Хм, любопытно.

Конверт он подбирать не стал – что толку? Смятая бумажка теперь казалась ему трупом.

Мэтью повернул на северо-восток и пустился в путь – поначалу неспешно, затем все быстрее. Идти, конечно, далеко, и выматываться раньше времени не стоит, но и медлить нельзя. Быть может, он даже нагонит Сьюви, если та остановилась попастись на какой-нибудь полянке.

Шагая по дороге, он не только смотрел вперед, но и назад тоже поглядывал – чтобы при необходимости в любой миг нырнуть в кусты.

Да, он шел один, однако собственное стремление к цели составило ему отличную компанию.

Глава 11

Предвечерние тени легли на Манхэттен, расписав лесистые холмы темно-зеленым и золотым.

Уставший, но по-прежнему не растерявший решимости, Мэтью одолел последнюю четверть мили по извилистой лесной дороге и наконец разглядел за деревьями невысокий каменный забор имения Деконти. Кованые ворота преграждали путь к дому, которого было не видно за густой листвой. Мэтью повел Сьюви с дороги в лес. Какое счастье, что она пробежала каких-то полмили и остановилась поесть яблок в саду! И что после столь грубого обращения – шлепка по крупу – все же милостиво согласилась принять наездника.

Что ж, пора кое с кем поквитаться.

Мэтью тихо сказал: «Тпру, девочка!» – и натянул поводья. Затем спешился и повел лошадь вглубь леса, где ее никто не заметит с дороги. Там он накрепко привязал ее к дереву, угостил яблочком из седельной сумки и двинулся дальше.

Ворота лучше обойти стороной, решил он. Все равно они наверняка заперты; надо поискать другой способ пробраться в имение. Мэтью пошел вдоль стены, памятуя, что дом стоит вдали от дороги и окружен садом с тюльпанами – детищем и гордостью миссис Деконти.

Спустя несколько минут он перелез через стену, помяв свой лучший сюртук, и спрыгнул в тщательно подстриженные кусты. Присев на корточки, Мэтью подумал, что если владения мистера Хадсона Грейтхауса охраняет какой-нибудь мастиф или волкодав, то измятым сюртуком не отделаешься… Впрочем, никакого звериного рыка или лая не последовало, никто не примчался отгрызать ему голову, поэтому Мэтью встал и – тихонько, крадучись – пошел по зеленому раю, где бабочки порхали средь цветочных морей и гравийная дорожка вела к каменному колодцу. Поразительно ухоженное имение, подумал Мэтью, а потом заметил на холме четырех пасущихся овец. Ах вот почему трава такая невысокая!