Сверкер Йоханссон: Рассвет языка

Pa spaning efter sprakets ursprung by Sverker Johansson © Sverker Johansson 2019 First published by Natur & Kultur, Sweden Published by arrangement with Partners in Stories, Sweden and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden

© Боченкова О.Б., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Предисловие

– Папа, папа, почему она висит на хвосте?

– Потому что так удобнее лазить по деревьям и собирать фрукты.

– А зачем ей фрукты?

– Чтобы есть. Она же обезьяна.

– Почему ты называешь ее обезьяной, папа?

– Потому что она обезьяна. Таких животных мы называем обезьянами.

– А почему мы называем их обезьянами?

– Потому что так нас научили, когда мы были маленькие.

– Эй, обезьяна! Привет!

Не получает ответа и снова поворачивается к отцу.

– Папа, папа, почему она мне не отвечает?

– Потому что не понимает, что ты говоришь.

– А почему она не понимает, что я говорю?

– Потому что обезьяны не умеют разговаривать.

– Папа, почему обезьяны не умеют разговаривать?

– Потому что они животные. Животные не умеют разговаривать.

– Но папа, ты же говорил, что люди – это такие животные. Почему тогда люди умеют разговаривать?

И тут папа сдается. Ему потребуется написать целую книгу, чтобы ответить на этот вопрос.

Ту самую книгу, которую сейчас вы держите в руках.

* * *

Большинство детей примерно на четвертом году жизни или около того проходит в своем развитии период бесконечных «почему». Вопросы следуют один за другим и вытекают один из другого, потому что ни один ответ не может удовлетворить «почемучку». Так, постепенно папа устает отвечать, а ребенок спрашивать. Последнее в любом случае происходит, когда начинается школа. Если не раньше.

Я не уставал никогда. Я спрашивал и спрашивал и продолжаю делать это спустя вот уже почти пятьдесят лет. Отчасти это объясняется тем, что мой папа никогда не уставал отвечать. Я и сейчас иногда обращаюсь к нему. Но чаще приходится выкручиваться самому, потому что того, о чем я сейчас спрашиваю, не знает даже папа.

Все чаще мои размышления и вопросы касаются проблемы происхождения вещей и явлений, в конечном счете – становления мира в том виде, каким мы его знаем. Еще пяти-шестилетним мальчиком я открыл для себя литературу о космосе и окаменелостях и до сих пор храню кое-что из того, чем зачитывался в то время. Потом моими главными увлечениями стали эволюция и космология. Думаю, я был самым невыносимым учеником в начальной школе, потому что изматывал учителей своими вопросами. Когда же и мне надоело их спрашивать, я засел за книги.

Так шаг за шагом это привело к непродолжительной карьере в области физики элементарных частиц. Но вскоре после защиты в 1990 году в Швейцарии докторской диссертации об образовании лептонных пар при столкновениях протонов в ускорителе элементарных частиц я открыл для себя нечто еще более захватывающее, чем физика, – язык. До того меня не особенно волновала эта тема, тем не менее я прошел курс общего языкознания на вечернем отделении. Больше ради развлечения, что не помешало мне осознать, насколько увлекательна эта новая для меня область и как много осталось вопросов, на которые до сих пор нет ответов, о том, как работает язык. Прежде всего само его происхождение – тайна, покрытая мраком. Так я постепенно осваивал эту новую для меня колею, что в конечном счете и привело к появлению этой книги.

Сегодня о происхождении языка нам известно намного больше, чем когда-либо. Далеко не все фрагменты пазла встали на место, но общие очертания картины время от времени проступают, и способствовать этому – занятие, достойное внимательного и пытливого исследователя – истинного детектива в сфере науки. В этом, по крайней мере, я надеюсь убедить читателя этой книгой.

Благодарность

Спасибо моему издателю Андерсу Бергману, который взял на себя труд выпустить в свет эту книгу и всячески воодушевлял меня в процессе работы над рукописью.

Спасибо моему папе Ларсу Юхансону, всегда поощрявшему мое научное любопытство.

Моим детям – Даниэлю, Кассандре, Фарамиру и Аине, – вдохновлявшим меня, в том числе и многочисленными анекдотами соответственно их возрасту. Гизелле Хоканссон и Йордану Златневу – преподавателям, пробудившим во мне интерес к языку и его происхождению.

Юхану Шёнсу, Эмилии Перланд и снова Гизелле Хоканссон – за бесценные комментарии и не менее значимое мнение о рукописи.

А также всем моим друзьям и коллегам по изучению эволюции языка и постоянным участникам конференции «Эволенг»^[1] – за их вдохновляющие доклады и лекции, публикации, дискуссии и не менее интересные приватные беседы за бокалом вина.

Спасибо Лорелее за поддержку, терпение и понимание.

Введение

Собственно, что делает нас людьми, такими особенными, уникальными, не похожими на других животными? Уже одно слово «животные», употребленное по отношению к людям, оскорбляет многих из нас при всей биологической корректности такого обозначения.

Но мы и на самом деле в высшей степени необычные животные, хотя бы потому, что необыкновенно успешны в плане изменения облика этой планеты. В чем секрет нашей успешности? В чем наша необычность?

Испокон веков естествоиспытатели и философы предлагали длинные списки якобы уникальных характеристик человека, и не только телесных. Само наличие души иногда считается специфически человеческим качеством, если только она действительно есть у человека и отсутствует у других животных – два вопроса, на которые до сих пор у нас нет однозначных ответов. При всех особенностях нашего тела в этом плане мы мало чем отличаемся от других обезьян. Кое-кто из мыслителей прошлого пытался свести проблему к поискам уникальных частей в нашем организме, но ни одна из подобных теорий не выдержала испытания временем.

То, что есть в нас уникального, не телесно.

Нравственность, отвага, интеллект, эмоции, личность, способность к сочувствию, любви или благочестию – вот лишь некоторые из не-телесных качеств, которые рассматривались исследователями как специфически человеческие. Строго говоря, ни один из этих критериев нельзя отнести к научным. Потому что для того, чтобы утверждать, что некое качество является специфически человеческим, мы должны доказать для начала, что оно определенно есть у людей и не менее определенно отсутствует у других животных. Среди исследователей до сих пор нет однозначного согласия даже в отношении такой, казалось бы, очевидной черты, как интеллект. Не говоря о сложностях определения и измерения – а только таким образом и можно что-либо исключить – мужества у синих китов или нравственности у бурозубки обыкновенной.

При этом нам трудно избавиться от ощущения, что то, что отличает нас от других животных, находится в голове, что именно в этой части тела мы оснащены лучше, чем другие. Разумеется, и это всего лишь предубеждение, которому не следует доверять слепо. Слишком глубоко укоренилась в нас склонность противопоставлять себя другим, рассматривать себя в качестве мерила всего и вся, а в тех, кто от нас отличается, видеть прежде всего отклонение от нормы – в невыгодную для них сторону.

Мы смотрим свысока не только на животных. При любом контакте разных групп людей представители каждой замечают прежде всего собственные преимущества. «Мы против других» – этот шаблон застрял в нашем сознании с незапамятных времен. Более двух тысяч лет тому назад римляне считали неполноценными существами германских варваров, которые, в свою очередь, так же смотрели на изнеженных римлян. И началось это, конечно, гораздо раньше. Легко представить себе, как более 100 тысяч лет тому назад неандертальцы были неполноценными варварами в глазах первых представителей вида Homo sapiens и платили им за это той же монетой. И так оно продолжалось вплоть до недавнего времени. Только сегодня большинство из нас, хотя и далеко не все, начинает понимать, что чувство превосходства над другим – не более чем иллюзия, опасное заблуждение, меньше всего способствующее достижению взаимопонимания.

Варваров прозвали варварами римляне, а до того – греки за язык, который звучал не как «настоящий» – греческий или латынь, – а как нечто невнятное: «вар-вар-вар». Именно язык отличал цивилизованных «нас» от неполноценных «их». Греки и римляне смотрели на свой язык как на норму и тех, кто разговаривал не так, называли «варварами». Язык был для них ключом к цивилизованности.

В этом смысле важная роль отводится языку и в Библии. И там он используется для различения «своих» и «чужих». В двенадцатой главе Книги Судей говорится, как правильное произнесение слова «шибболет» становится вопросом жизни и смерти. Уличенного в недопустимом диалектном выговоре казнят.

Есть в Библии история и о том, как языки были созданы, чтобы разделить изначально единое человечество. В главе о Вавилонской башне сказано, что первое время все люди говорили на одном языке и это наделяло их безграничными возможностями^[2]. Но это не понравилось Богу, который, чтобы держать людей в повиновении, разделил их, заставив заговорить на разных языках, после чего они перестали понимать друг друга. В самом деле, более эффективного способа посеять раздор не придумать. Таким образом Библия объясняет многообразие языков.

При этом открытым остается вопрос о возникновении языка как такового. Язык существовал в самом начале Мира. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоанн 1: 1). И первое, что поручил Бог Адаму в райских кущах, – дать названия животным (1. Моисей 2: 19), то есть это было лингвистическое задание, предполагающее, что к тому времени Адам уже владел каким-то языком. Если учесть, что на тот момент нашему общему праотцу было несколько дней от роду, логично предположить, что он был создан с готовым языком в голове, в котором отсутствовали только названия животных.

Так или иначе, в Библии язык – первое человеческое качество, которое подчеркивается в Адаме. Человек дает названия животным, не наоборот. И по сей день язык – одна из немногих неоспоримых характеристик, отличающих человека от прочей твари. Именно язык может стать ключом к пониманию сути нашей «человечности».

Но чтобы ответить на вопрос, почему у людей есть язык, одной Библии мало. Прежде чем приступать к проблеме происхождения языка, нам нужно разобраться с самим языком, его природой и структурой, а также с природой человека как биологического вида и его эволюционным развитием. Мы должны понять, что представляет собой мышление и как работает наш мозг. Чтобы ответить на вопрос, каким образом у людей появился язык, нам следует принять во внимание результаты исследований в самых разных областях знания. Не только собственно в лингвистике, но и в эволюционной биологии, палеоантропологии, археологии, приматологии, генетике, анатомии, этологии, нейробиологии, когнитивных исследованиях, психологии, социальной антропологии – и это далеко не полный список.

Все это может затруднить понимание вопроса, не в последнюю очередь для тех, кто является специалистом в какой-либо одной отрасли, а с остальными имеет в лучшем случае шапочное знакомство. Я не обещаю вам глубокого погружения в каждую из перечисленных выше наук, но окунуться в некоторые темы придется. Большего, будучи ограничены рамками этой книги, мы, к сожалению, позволить себе не можем. Из опасения потерять нить рассуждения я упрощал, упуская некоторые несущественные для нас детали. В большинстве случаев я отдаю себе отчет в сложности и неоднозначности затрагиваемых вопросов, но предпочитаю давать лишь общую картину состояния научной проблемы на сегодняшний день, не усложняя ее больше самого необходимого.