Бабушка Галя ездила в Турцию раз в две недели. Начинала с малого, потом стала привозить вещи подороже, реализовывать их выгоднее. Как-то так она кормила семью и даже купила в итоге машину. Старую «копейку» 1973 года выпуска.

Вы скажете: какой-то бизнес не особо выгодный. Вот так мотаться туда-сюда, товар возить – а много ли увезешь на своем горбу? Согласна, но речь тогда шла не о крупных деньгах, а просто о том, чтобы выжить, хоть как-то улучшить качество быта. Да, были люди, которые зарабатывали приличнее, но у многих из них и проблем тогда было больше.

А еще может быть, бабушка Галя боялась рэкета. У меня так у дедушки с заводами-пароходами (мужа бабушки Вали), отжали бизнес. К нему как-то раз пришли какие-то двухметровые быки. Открыла бабушка, они ей: «Где Виталий?» И дедушка им отдал все – квартиры, машины и остальное. Все потому, что его брат неудачно вписался в какой-то блудняк. Такие времена были.

Поэтому, возможно, моя бабушка-предпринимательница делала так, чтобы и деньги какие-то были, и она не сильно высовывалась. Купила себе пальто, когда мне было лет 7, и говорит нам: «Скажете всем, что это вы мне подарили, ясно?!»

У нее, в принципе, если сейчас вспоминать, были все возможности, чтобы стать успешной. Но что-то постоянно шло не так. И я даже не знаю, что именно. Был у нее в свое время муж – моряк, и она спекулировала – шила джинсы по лекалам, которые он привозил (с последующей продажей). Бабушка Галя вообще была талантливой швеей, и то, что она делала, быстро разлеталось. Она сама даже оплачивала кооперативную квартиру – кто в теме, поймет, насколько это мощно. Когда ей было 25 лет, муж ее умер. Она осталась матерью-одиночкой и вынуждена была подрабатывать: то уборщицей, то продавщицей. А ночью продолжала шить, такая жиза.

В этой книге будет много про деньги, недаром она называется «Дохулиарды». И уже на примере бабушки мне есть что сказать. Она не была свободной, расслабленной в отношении купюр и монет – все время что-то копила, и это «что-то» постоянно исчезало: то воровали, то еще каким-то образом терялось. Как будто бабушка настолько боялась денег, что подсознательно стремилась избавиться от них любыми способами. К слову, на то, чтобы побаиваться богатства, были основания в те годы.

Когда она челночила, у нее была подруга Тамара. Так эту Тамару убили из-за денег. В собственной квартире зарезали и сожгли. И бабушка настолько перетрухнула, что вообще перестала ездить в Турцию. Хотя могла бы переждать бурю и в поздних 90-х, когда уже не было адской коррупции / бандитских разборок, – легализовать бизнес.

И вот, после случая с подругой, бабушка Галя если и хотела заработать, то шла в сетевые компании, и меня туда тащила, кстати. Буквально во все, какие были: «Amway», «Тяньши»… Какие-то ультразвуковые стиральные – прости господи – машинки… Она все время повторяла свою мантру. Что-то в духе: «Мы обязательно станем яхонтовыми предпринимателями бриллиантового уровня». Но я этим не хотела заниматься – к настоящему маркетингу сетевой никакого отношения не имел.

Я к тому времени подросла, но все еще жила у нее. И бабушка меня постоянно донимала: «К чему ведет твоя жизнь?» И что бы я ни ответила, она все обесценивала: «Ты закончишь на помойке, как твоя мать!» Уже потом я поняла: она выводила меня на эмоции специально – такой энергетический вампиризм. В конце концов я перестала на это реагировать. И когда бабушка задавала коронный вопрос, сразу отвечала: «Моя жизнь идет прямиком на помойку. Пошли вместе?» Сейчас, конечно, все это выглядит забавным, но тогда было ОЧЕНЬ тяжело, друзья мои.

Пробивая днище

Вы спросите, как я вообще у нее оказалась, если изначально жила с бабушкой Валей, и детство мое было похоже на сказку?

Началось все с того, что родители развелись, притом кроваво. Мой родной отец дважды изменил маме с одной и той же женщиной, в одних и тех же условиях, с разницей ровно год. Моя мама должна была уехать на летнюю практику, но автобус сломался, она вернулась домой, а там – он со своей любовницей. Прошел год, моя мама опять поехала на летнюю практику, точно так же сломался автобус. И у нее был эффект дежавю: она уже заранее знала, что вернется домой – и опять увидит ту же картину маслом, хотя муж ей весь год втирал: «Ты сумасшедшая, ты все придумываешь, нет у меня никого. Я люблю только тебя, хочу быть только с тобой».

Это называется ГАЗЛАЙТИНГ, кстати. Во всяком случае, так все было со слов мамы. Как там произошло на самом деле – уже вряд ли узнаю. К слову, я долго относилась к отцу через мамину негативную призму, а потом поняла, что у меня может быть и собственное мнение. Мне-то он ничего плохого не сделал!

Как бы то ни было, родители развелись. И моя мама переехала в Купчино, к своей маме Галине, забрав меня от бабушки Вали (и порвав на время всякую связь с отцом и его семьей).

Надо ли писать, что для меня это был дикий стресс. Еще вчера я жила, как принцесса, с меня пылинки сдували… И тут я переезжаю в Купчино, где на фиг никому не нужна. Теперь у меня даже своей кровати не было, я спала либо с мамой, либо с 80-летней прабабушкой в одной постели! Темная квартира на первом этаже, холодная, тесная, повсюду какие-то турецкие товары в тюках. Окна постоянно закрыты, в подъезде воняет кошачьей мочой. На 52 кв. м живут 5 человек: моя бабушка, ее нынешний муж-летчик (который то прилетает, то улетает), мама, прабабушка и я. И тюки, тюки, тюки эти бесконечные. Бабушка опять что-то привезла. И только ее муж и моя мама растащат все по точкам, она привозит новые узлы… Ощущение – будто в цыганском таборе живешь.

Моя мама все еще училась в институте, ходила туда каждый будний день. И меня оставляли с прабабушкой, а она не самый коммуникабельный человек и не сидела со мной, как бабушка Валя. То есть не сюсюкала, как я привыкла: «Ой, Лилечка, мы сейчас с тобой пойдем, погуляем… Сейчас ты покушаешь, ручки помоешь, переоденешься, пойдем танцевать». Бабушка Валя со мной занималась 24/7, а теперь, такое впечатление, всем стало на меня плевать с Эйфелевой башни. Даже некому было научить меня пользоваться (простите) унитазом – до этого меня только на горшок сажали, попу вытирали.

Я научилась тогда проводить время сама с собой, придумывать какие-то игры и т. д. Меня никто не развлекал, даже телевизор у нас почему-то не было принято смотреть днем. Хотя там и смотреть-то нечего, на самом деле, в 90-е годы. А-Б-В-Г-дейка? Себе оставьте! Но выручала музыка. Я включала себе, например, «Комбинацию», певца Таркана (бабушка привозила его кассеты из Турции). А еще я смотрела разные каталоги и загадывала желание: сейчас засну, потом проснусь, и рядом будет лежать кукла Барби с длинными волосами. Но я просыпалась каждый раз, куклы никогда не было, и я осознавала, что чудес не происходит! Придется покупать Барби самой – осталось понять, на какие шиши… С этим надо было разобраться.

Но при этом всем мама меня развивала, нельзя не отдать ей должное. Между прочим, я появилась на свет с родовыми травмами. У меня был подвывих бедра, дисплазия тазобедренного сустава и плюс угроза ДЦП – полный комплект, короче. Я, конечно, не помню того периода, но до 9 месяцев я лежала в распорке, ноги торчали в разные стороны. Из-за этого поздно начала вставать, ползать. Мама меня все время таскала на массажи, электрофорезы, и бабушка Валя – тоже. Именно потому, что мама тогда вложилась капитально, я стала нормальным ребенком. После 1,5 года все диагнозы с меня сняли.

Так вот, вернемся к жизни после переезда. В Купчино я постоянно спрашивала, почему бабушка Валя ко мне не приезжает. Зато когда она изредка все-таки навещала нас, начинался праздник! У дедушки тогда уже отжали бизнес, денег не было особо, но, тем не менее, она привозила мне какие-то комиксы, книжки читала вслух, проводила со мной время, играла… Я просто обожала это. И да, когда бабушка уезжала, я рыдала навзрыд.

Папа тоже приезжал ко мне время от времени – ненадолго. Я не знаю, делал ли он это от души или потому что «так надо». Ему было около 20 лет, что он понимал?! Но папа появлялся в моей жизни и уходил ровно за 5 минут до того, как мне надо было ложиться спать. Я ревела, падала к нему в ноги, кричала: «Папочка, родненький, не уходи». Мама в такие минуты тоже начинала рыдать, а бабушка Галя – орать: «Проваливай, давай не нервируй мне ребенка». Начиналась всеобщая истерика, после которой я не могла заснуть часа два. Другими словами, в ту пору у меня постоянно были припадки, я всю дорогу ревела, либо просто грустила, что у меня больше нет нормального папы, он теперь какой-то… воскресный, что ли. И бабушки нормальной тоже нет. И вообще живу теперь в какой-то дыре. Все развлечение – листать немецкие каталоги и играть с самой собой…

Сейчас, вспоминая это, могу даже улыбнуться. А тогда было ощущение тотального апокалипсиса, честно говоря. Я не знаю, как это еще написать. Просто мне было понятно, что все – труба, лучше уже не будет. Сказки кончились, я в них больше не верила.

Да, какие уж тут сказки, когда твои мама и папа разводятся, и это долгий и болезненный процесс. Отец не приходил на слушания, зато заявлялся к нам несколько раз: забрать подушку, ложку, вилку. То есть не все за один раз – а по чуть-чуть многократно. Отрывал пластырь не сразу, а по миллиметру. Мама – очень эмоциональный человек, всегда расстраивалась, рыдала в такие моменты. Я, естественно, это очень остро чувствовала.

Эмоции накалялись. Однажды я что-то сказала ей про папу – сейчас уже не помню даже, что именно. Так она дала мне пощечину, хотя мне было всего 3,5 года, не больше. До этого меня никогда физически не наказывали. Я после этого какое-то время боялась говорить то, что думаю. То есть стала очень осторожной, закрылась. Мама же никогда не извинялась передо мной за такие вещи. Только недавно, спустя много лет и сотни часов психотерапии.

Что получается в итоге: отец ушел, мама чуть не свихнулась, бабушка Галя постоянно орет. Вот куда я попала из атмосферы любви и тепла. Но добивал меня особенно – суп с фрикадельками. Я ненавидела его! Мне казалось, что нет ничего более мерзкого на свете. И помню: сижу, суп холодный, остыл давно, жир сверху плавает застывший. Взрослые говорят: «Ешь». Я отвечаю, что не хочу. Мне заявляют: «Пока не съешь, из-за стола не выйдешь». И я реально сидела час или около того, ела через силу. Вот пережевала фрикадельки, держу их за щекой, а проглотить не могу – мерзко. И бабушка била меня по щекам, пока не пропихнет все внутрь, а потом, в конце трапезы, выдавала: «Все, пошла отсюда».

При этом всем, не скажу, что мое детство состояло исключительно из разномастной жести. Были и приятные моменты, но… мне постоянно казалось, что вот была нормальная жизнь, а потом меня переселили в какую-то помойку. И эта помойка, видимо, никогда уже не закончится.

Бабушка, к слову, выпивала, ее муж – тоже. Потом все орали друг на друга. На следующее утро – то же самое! И я не понимала, как вообще может быть такое. Бабушка тяпнет немножко – наорет на маму. А та чувствует, что она зависима, не может уйти от бабушки – и некуда, и денег нет – начинает плакать. А я ощущаю ее тревогу. Мама со мной в комнате прячется, не может ничего сказать, бабушка лает на всю квартиру, а на следующее утро: «Светочка, солнце мое, вставай, завтрак приготовь». То есть бабушка чувствует вину, но не может попросить прощения. Натуральный сумасшедший дом, короче.

Детс… ад?

В садик я пошла не сразу. Сначала сидела дома с бабушкой Валей, потом – с прабабушкой, или с мамой ходила в ее институт. Я вообще, как видите, только со взрослыми общалась! Была умным ребенком – как говорят в США, smartpants или smartass, типа «умная задница». Чуть-чуть заносчивая, может быть. Но просто из-за того, что не социализированная.

Могла прийти с мамой к ее подружке, а у нее ребенок, мой ровесник. Та мне: «Ой, мультики, ой, играть». А я подошла, потрогала елку и сказала: «А елочка-то у вас искусственная». И это в три года!