– Змеи не трогают себе подобных. А кто для них свои, они выбирают сами. Наши жены нашли друг друга. Неужели Милена лет через двадцать станет копией мамы? Что ее не устраивает? Она, кажется, всю мою сознательную жизнь, чем-то недовольна.

«Одним словом, мы с Тамарой развелись, и она переехала в квартиру своих родителей, доставшуюся ей по наследству. В доме за хозяйку осталась Милена. Учитывая события последних дней, она лишиться этого статуса в скором времени, – думал Борис Романович. – Сорок лет прошло и за это время почти ничего не изменилось. Я прожил свою жизнь без любви, идя на поводу своих родителей, которые хотели мне «добра». Власть и деньги всегда были на первом месте. Илья расстался с Мариной, под мудрым руководством собственной матери, по той же причине. Нельзя допустить, чтобы и Родиону досталась та же участь, а мне нельзя потерять Оленьку второй раз. Пусть пять, десять лет, но мы будем с ней счастливы».

– Пойдем обедать. Я стол накрыла, там и поговорим, – предложила Ольга Сергеевна, обняв его за плечи. – Ты что-то вспоминал?

– Думал о том: когда тебе сделать предложение и как долго ты будешь принимать решение? – ответил он, поднимаясь с дивана и целуя ее в щеку. – Я могу подождать с неделю, но не дольше.

* * *

Спускаясь в кафе, Марина не знала: о чем говорить с Ильей? Какую тактику выбрать в разговоре? Но поговорить и все выяснить для себя, им обоим было необходимо.

– Илья, ты меня извини, но я очень голодна. Ты будешь что-нибудь заказывать? – спросила она, а заметив его жест, попросила: – Валюша, два кофе с сахаром, два больших бисквитных пирожных размером с лапоть, я голодная.

– Марина Егоровна, возьмите лучше бутерброд с ветчиной или пиццу. Все свежее.

– Хорошо, давай и пиццу, и пирожные, – согласилась она. Получив свой заказ, Марина обратилась к Илье: – Извини, я так и не уяснила для себя, как правильно ее есть, а потому ем так, как удобно мне, – говорила она, откусывая от порции кусочек. – Ты, хочешь сам рассказывай, хочешь – спрашивай, я давно научилась говорить с полным ртом. Это несколько неудобно, но дает время подумать между проглатыванием пищи.

– Маришка, я о тебе вспоминал. Ты мало изменилась.

– Первому я охотно поверю потому, что я тоже вспоминала тебя, особенно первое время, а вот то, что я мало изменилась – грубая ложь. Мне было всего восемнадцать, а теперь уже тридцать. Годы наложили свой отпечаток, да и жизнь была, скажем, не столь безоблачна.

– Ты, как оказалась в этой клинике? В каком году окончила университет?

– Ты спросил потому, что здесь работают лучшие врачи города? Могу тебя разочаровать. Среди нас есть и начинающие, и ведущие и не какие специалисты, как впрочем, везде. Я проходила здесь интернатуру по индивидуальному курсу пять лет назад. Наставник вскоре перебрался в Москву, а меня рекомендовал оставить. Шестой год меня здесь «терпят». Три года оперирую самостоятельно.

– Что значит индивидуальный курс? – спросил Илья.

– А ты не догадываешься? Я училась бесплатно, но ровно год время от времени, была не только хорошим учеником, а исполняла роль психолога, собеседника, партнера в его постели. Воронцов хороший врач, приятный мужчина и мне было грех отказываться от него и совершать тот же грех с посредственностью, заплатив при этом за обучение. Я выбрала наименьшее из зол. Оказывается, все это можно представить не как падение нравственности, а как услугу с определенными условиями и ограничениями, не задевая чувств, не ограничивая свободы. Морально это переносится гораздо легче. Виталий Андреевич всегда сам выбирал себе интернов. Чем он руководствовался, я не знаю. Он сам мне предложил свою помощь и просил подумать, потом подумал сам. Расстались мы, как старые приятели. Ты меня осуждаешь? Напрасно. Я свободная женщина и могла позволить себе отношения за все эти годы ни один раз. Замужем я не была, поэтому ни кого не обманывала. Могу в свое оправдание сказать только то, что ночевала я всегда дома, кроме дежурств. В город мы переехали после гибели папы. Квартиру он купил, когда Денис только родился, а вот отделку пришлось делать мне. Хозяйство выкупил младший брат отца, дом наш продали. Теперь, когда бываем в деревне, останавливаемся в старом доме бабушки. Сейчас у нас трехкомнатная квартира. Мое место в гостиной, так удобнее. Работаю с восьми до шестнадцати, дежурю два раза в месяц, но бывают форс-мажоры. Денис учится без троек. Два года увлекается хоккеем, хотя раньше занимался катанием. С компьютером он на «ты», но я ограничиваю его по времени. Живем на мою зарплату и мамину пенсию. Денис об этом знает и многое не просит. Вообще, он хороший парень. Умный, рассудительный и очень упрямый. Ты знаешь, чего мне стоило рассказать ему нашу с тобой историю? Познакомились, полюбили, поссорились, расстались, не виделись, не искала – все просто. Только не для Дениса. Он около года назад, каждый вечер, просил объяснить ему значение каждого глагола в моем понимании, а главное: почему в нашей жизни так редко встречается приставка «по» и так часто частица «не»? Это я тебе образно говорю, но смысл сказанного ты понял.

– А что связывает твоих родителей и моего отца?

– Дружба. Они дружили еще детьми и оба ухаживали за моей мамой. Потом год учились втроем в городе. Когда твоего деда перевели в город, твой отец хотел жениться на моей матери. Семья его была против мамы. Они расстались. Через год мама и отец перевелись на заочное отделение, поженились и вернулись в село. Твой отец остался в городе. Видимо, с тех пор они и не виделись, хотя я могу ошибаться. Как ты все это время жил?

– По-разному. Вначале очень скучал, потом переживал из-за неудачной беременности, которой, как оказалось, не было. Впадал в депрессию. Родион мне очень помог. Ему было пять лет, когда Милена перевезла его от своих родителей к себе, а потом и в наш дом. На его воспитание у меня ушло одиннадцать лет. Мы с ним друг друга понимаем и дружим. Я сказал ему о разводе с его матерью, он решил остаться со мной. Меньше чем через месяц ему исполнится шестнадцать. Мариша, мы можем попробовать и начать все с начала?

– Мы то – можем, но зачем? Мне кажется, ты торопишься с разводом. Давай говорить откровенно. Вы прожили вместе ни один год, и менять свою жизнь из-за встречи, которая не дает гарантии новых отношений, глупо. За это время мы оба изменились и вряд ли наши чувства будут столь же пылкими, как раньше. Прошлое осталось в прошлом. Начать все сначала не так просто. Нам нужно узнавать друг друга заново. Ты симпатичный молодой человек, но ты, прости меня, чужой. Или ты хочешь, чтобы я просто прыгнула к тебе в постель, чтобы мы встречались ради секса? К серьезным отношениям я в данное время не готова. А главное, нам теперь для этого нужно согласие наших сыновей. Какая у нас будет жизнь, если наши дети будут несчастливы? Ты, что на меня так смотришь?

– Вспоминаю и любуюсь. Маришка, мы были с тобой знакомы пять месяцев. Но какими счастливыми были эти месяцы. Больше я не был так счастлив за эти годы. Трудно тебе пришлось? Как твои родители приняли то, как все нелепо закончилось? Почему ты не сказала мне о своей беременности?

– Папе я рассказала обо всем с самого начала, не называя твоей фамилии. Я была уверена в том, что в противном случае, он бы тебя нашел. Внешне он принял эту новость спокойно, а вот что у него было на душе, мы уже никогда не узнаем. Он меня с мамой поддержали, а зная мой характер, не стали настаивать на свадьбе, на твоей помощи. Я просила их принять мое решение, и они ни разу не упрекнули меня в нем. В деревне, мои кости селяне перемыли основательно, благо, что многочисленные родственники уже улетели в Германию. После зимней сессии, я переехала в свое общежитие, наведывалась в деревню, пока было не тяжело, и где прожила до самых родов. А из роддома вернулись в родительский дом. Мне пришлось гораздо легче, чем моим родителям. На них свалилась вся забота о Денисе. Слава Богу, сын рос здоровым малышом, болел редко. Папа мне запрещал работать, а мама оформила отпуск. Утром через наш мостик шла на маршрутку, после обеда, тем же путем возвращалась домой. В хорошую погоду присаживалась на берег и вспоминала наше знакомство. В два года Денис пошел в сельский детский сад. Всем стало удобнее. Папа не отрывался от работы, мама была домохозяйкой, а я, наконец, занялась сыном. Маршрут детский сад, университет и обратный порядок, занял четыре года. Ему было шесть лет, когда погиб дед. Он его научил многим простым вещам и каждый раз говорил: « Женщине всегда нужно помогать даже в мелочах. Они же слабый пол, а сильный пол – это мужчины. Женщинам без нас никуда». Так, что Денис не разделяет работу на мужскую и женскую. Он моет посуду, делает уборку в квартире, ходит за продуктами в магазин и всегда едет со мной на рынок, чтобы я не носила тяжести. Может починить кран или прикрутить дверцу у шкафа. Меня напрягает только одно в его поведении: при любом конфликте со сверстниками, он не умеет договариваться, а сразу начинает драку. Ты видел его. Он особо не отличается ни ростом, ни весом, но постоять за себя может. Очень привязан к бабушке. В еде не прихотлив, но очень любит сладкое. Кажется, я тебе обо всем рассказала. А почему не сказала о том, что беременная? Чтобы это изменило? Мы с тобой все обсудили. Я не могла и не хотела тебя ни с кем делить. Я любила тебя, уже любила малыша, и мне не стоило менять свое решение. Трудность была в том, что я все это время жила в плену у прошлого. Он не давал мне полной свободы, я не могла жить так, как хотела. Хотела и не могла потому, что все время чувствовала непреодолимое препятствие внутри себя. Ты знаешь, такой, некий моральный барьер, который перешагнуть не так просто. Мне хватило силы воли и силы духа переступить через себя и преодолеть это препятствие лишь однажды, а потом я добровольно опять оказалась в плену. Я хотела любить и быть любимой, но не удавалось сбросить старые оковы, – говорила она с грустью, вспоминая слова Воронцова: « Встретишься с ним и разочаруешься». – Сейчас смотрю на тебя и думаю: ты совсем не похож на тот образ, который я любила столько лет, и который держал меня в плену. Да, что-то осталось, но многое ушло даже во внешности. Пожалуй, меньше всего изменились глаза, и взгляд не стал другим. Выходит, что я любила призрак, свободна от плена прошлого и могу начать жизнь по-новому. Как же мне не хватало этого. То, что ты отец Дениса, не является для меня обязательством перед тобой. Ты не обижайся на мои слова. Вы, если найдете с сыном общий язык, можете встречаться, но на меня тебе не стоит так быстро рассчитывать. Двенадцать лет большой отрезок времени. Я, если ты заметил, изменилась не только внешне. Одно осталось неизменным: я не лгу и не меняю своих решений. Порой это выходит мне боком, но я не каюсь.

– Вот вы где, – сказал Денис, подойдя к столу, за которым сидели родители. – Здравствуйте вам.

– Привет, – ответил ему отец.

– Я к Родиону заходил. Одолжил на время свой планшет и наушники. Там у меня игры, фильмы, пусть развлекается.

– Ты что-нибудь закажешь? – спросила его мать. – Я сдам смену, и поедем домой, – говорила она, вставая из-за стола.

– Я дома обедал. Подожду тебя у машины.

– Денис, ты поговорить не хочешь? – спросил Илья, следуя за сыном.

– Не хочу. Я против Вас ничего не имею и даже рад тому, что Вы объявились, но Вы разведитесь, прежде чем ухаживать за моей мамой. Родион просил вас зайти к нему. До свидания.

Илья поднялся в отделение, но не заходил в палату к сыну, а ждал появления Марины у лестницы. Из ординаторской Марина вышла в светлом брючном костюме из зауженных брюк, топа и короткого пиджака, волосы рассыпались по плечам.

– Ты кого здесь караулишь? Есть вопросы? – улыбнувшись, спросила она Илью.

– Мариша, когда мы увидимся?