Она открыла глаза, в них появились слезы, и у Дианы началась истерика. Прижав голову Сашки к своей груди, она не плакала, она рыдала. Слезы с ее щек падали на волосы его короткой стрижки, он их чувствовал и, как мог, успокаивал подругу.

– Все позади, родная моя. Успокаивайся и мы поедем домой. Они тебя не били? Как ты? Встать сможешь? – спрашивал он.

– Ноги совсем не слушаются меня, и руки я свои почти не чувствую. Парни оказались не столько привередливы, сколько брезгливы к моим критическим дням. А дни, видимо, от моего страха закончились, – всхлипывала она. – Саш, прости, у меня не только вид, но и запах бомжа. Я, услышав рев байков, решила, что меня сейчас перевезут в другое место.

Александр поднял ее на руки, вынес из места заточения, и посадил на землю, поросшую невысокой травой. Степан накинул на нее чужой тонкий плед. Два злоумышленника сидели у бытовки скованные наручниками. Диана смогла рассмотреть их лица. Где-то совсем рядом уже слышалась милицейская сирена.

– Не хочешь раздать мужикам долги? – спросил Степан Диану. – Попинай их, дай по роже, а я сделаю вид, что всего этого не заметил. Оторвись по полной!

– Я хочу забыть прошедшие сутки, как страшный сон, – тихо сказала она. – Они шестерки, есть кто-то третий.

Через три минуты отец обнял сидящую дочь и поцеловал ее в макушку.

– Саша, бери мою машину и вези Диану домой. Дальше мы сами. Вечером я заеду. – Я знаю, девочка моя родная, ты сильная и, ты справишься. Езжай домой, там тебя Паша ждет, – говорил отец.

Саша усадил Диану в машину и поехал в сторону дома. По дороге она не могла сдержать слез. Не было уже истерик, рыданий и всхлипываний, были только слезы, которые сами по себе текли из глаз. Она спрашивала, он отвечал или наоборот. Он видел, что Дине не до разговоров, но надо было ее чем-то отвлечь. Обнявшись с Павлом Ивановичем, она направилась в ванну. Снимая одежду с себя, она бросала ее в пакет, чтобы выбросить. Ей казалось, что этот запах будет преследовать ее всегда. Стоя под душем опять плакала. Плакала от волнения и страха, которые испытала, плакала от радости, что все закончилось, от жалости к Павлу Ивановичу. Александр рассказал ей многое, но казалось не все. Она не стала настаивать, ей хватило того, что она узнала.

– Саш, ты иди к ней. Сделай так, чтобы все плохое сменилось хорошим. Иди, сынок, а я покурю на лоджии, – попросил Павел Иванович. Ему было жаль Диану, которая пережила все это из-за него. А еще он знал, что просто словами ее не выведешь из этого состояния. Ей нужен был либо новый стресс, либо нежность и близость любимого.

Александр вошел в ванную и закрыл за собой дверь.

– Ты чего, Саш? Я уже не плачу и скоро выхожу. Сань, не надо, мне нельзя, – сказала она, видя, что он снимает джинсы и футболку. – Что отец подумает?

– Тебе это нужно, – ответил он, становясь в ванную и задергивая штору. – Тебе это поможет. Иди ко мне…

Она давно не стеснялась Саши. Два года, прожитые вместе позволили им не только лучше узнать друг друга, но и рассмотреть. Просто раньше им и в голову не приходило заниматься любовью в ванной комнате. Им достаточно было дивана или ковра. Это оказалось не самое плохое и неудобное место, если есть острое желание и богатая фантазия. Саша вышел раньше и вернулся с вещами Дианы. Он вынес ее из ванны удовлетворенной, пахнущей шампунем, но голодной и сонной. Немного перекусив, она уснула. В это время двое неудачных похитителей давали показания, когда привезли Настю Соколову. Она многого не рассказала, но главного от нее добились. Она назвала адрес предполагаемого киллера. Это был боец ОМОНа.

– Мужики, у вас на меня ничего нет. Мало ли что можно сболтнуть молодой девушкой в постели. Это может быть бравада, хвастовство, называйте, как хотите. Я не стрелял, денег не получал, а если на то пошло, скажу: в таких делах всегда есть дублер и объект будет ликвидирован по-любому.

Полковник Аверин прибыл на служебной машине в начале второго после полудня. В квартире дочери было тихо. Павел с Сашей соображали обед, а Дина спала.

– Как она? – спросил он обоих мужчин, присаживаясь к столу.

– После душа и легкого перекуса спит часа три-четыре, – ответил Саша.

– Паш, тебе надо уехать. Уехать тайно в другой город, страну, – начал Аверин. – Ты не первый раз пусть ни в такой ситуации, а подобной.

– Сань, мы с тобой говорили об этом еще десять лет назад. Ни смена внешности, ни места жительства не помогут. Ситуация знакомая, но не простая. Я никак не улавливаю конечной цели, а это плохо.

– Ты работал на контору?

– А ты большую разницу видишь между группировкой и конторой? Я ее уже лет десять не вижу. Я даже не уверен в том, продолжает ли она существовать или давно поменяла «цвет». Вы поломали чей-то план, но они обязаны взять реванш.

–Ты не первый день в этой роли, думай. Тебе дочь не простит бездействия. Ищи выход, напряги извилины, думай, – не унимался Александр Аверин. – Буря негодования через пару дней уляжется, ты должен успеть за это время исчезнуть. Дело о похищении Дианы закроют, а больше ничего и не было.

– Пап, ты сам говоришь, что ситуация не простая, но знакомая, – сказала Диана, появившаяся на пороге кухни. – Я тебя очень прошу: попробуй из нее выбраться. Я не хочу тебя терять. Пусть ты будешь далеко, но ты будешь. Сделай это ради меня, ради всех нас.

Диана впервые назвала его при всех «папа», и голос ее был не столько уверенным, сколько просительным, что Павел Иванович сдался.

– Хорошо, дочка, я попытаюсь и постараюсь. Неси Санька чемодан из моей машины, держи ключи. Давайте обедать, а потом у меня для вас будет небольшой сюрприз. Ты дома, жива и здорова, и мне нужно брать пример с тебя и не раскисать, – Китаев пытался улыбнуться.

Александр принес из машины чемодан, и они сели обедать. Всем было интересно, чем закончилось дело. Аверину пришлось коротко обо всем доложить. Диане вопросов старались не задавать, но она сама рассказала, что слышала и какие выводы сделала. Когда убрали со стола посуду, Павел Иванович достал из чемодана папку.

– Все документы, что находятся в этой папке, я оформил три месяца назад. Не смотри на меня так, Саня. Я спиной чувствовал недоброе. Они просто хранились в банковской ячейке, а сегодня я поехал и забрал их. Это, – он протянул несколько бумаг Аверину, – передадите брату Анатолию через Наташу. С ним я распрощался вчера, он в курсе. Это – доверенность, оформленная на Наташу, по которой она сможет продать нашу квартиру. Это – доверенность на мою машину, тебе дочка.

– Ты же ее купил весной, она новая, можно быстро и выгодно продать, – перебила его Диана.

– Вот и получишь новое авто, а не старье. Это – номер счета, открытый на твое имя. Деньгами можешь поделиться с отцом, я не жадный, хотя их там не миллионы. А это Санька, на реабилитацию вам с Дианой, деньги, которые предназначались для выкупа. Свози ее в Турцию или Грецию. Куда захотите, туда и езжайте. Вам следует отдохнуть от всего пережитого. Вроде никого не обделил. У меня к вам просьба будет: переманите Наташу в город. Пусть продает кафе и переезжает, а вы о ней позаботитесь. Вот как-то так. А теперь, мне нужен билет на любой прямой рейс на завтрашнее утро до крупного населенного пункта. Пусть это будет Казань, Нижний Новгород, Екатеринбург. Сделаешь, Санька? Паспорт настоящий, человек реальный, – он протянул паспорт и деньги Саше. Дальше я сам. Займитесь ребята делами и захватите что-нибудь вкусное к ужину на обратном пути.

Проводив двух Александров за порог, он обнял дочь за плечи.

– Диана, переедет мама в город, а она переедет, подтолкни ее к отцу, или его к ней. Санька ее любит, и она, похоже, его тоже. Я это заметил еще тогда, когда ты попала в больницу с побоями. Они должны быть счастливы вместе. Ты меня прости, если что было не так. Я обещаю, что дам о себе знать месяцев через пять-шесть. И еще, иди в комнату, – сказал Павел Иванович, вставая из-за стола. Он прошел в комнату, взял диванную подушку, расстегнул молнию на ее чехле, засунул руку внутрь и достал оттуда пачку долларов. – Таких здесь десять штук в каждой подушке и под спинкой сидения. Они лежат в этой квартире два года и в будущем тебе пригодятся. Распорядись ими по своему усмотрению.

– Пап, это твоя очередная работа? – спросила она, прижавшись головой к его груди. – Я тебя не осуждаю. Если они были похожи на Марка с его отцом, мне их не жаль. Кто-то должен остановить этот беспредел. Без них дышится легче.

– Это, дочка, компенсация за бесцельно прожитые годы. Я себя не оправдываю, я не судья, но и не палач. На моей совести нет невиновных. Я редко брался за работу, которая вызывала у меня сомнения, – гладя ее по голове, говорил Павел Иванович. – Ты не можешь знать, что тебя ждет впереди, а с ними, пусть небольшая, но гарантия, не остаться без средства к существованию. Думаю, возражений не будет? Тогда давай посмотрим, в кого мне завтра преобразиться, чтобы своим видом шокировать не только вас всех, но и случайных людей. До ужина у нас есть с тобой время.