Ответив на звонок, Милана поехала по названому адресу. У ворот скромного особняка стоял пожилой мужчина и два, видимо,

охранника. Остановив машину рядом с ними, она опустила стекло.

– Садитесь в машину, Александр Иванович, – предложила Милана, она уже знала, как выглядит Любавин старший. – Это мой друг Егор, моя охрана, но у него есть и свой интерес к Любавину младшему. Взгляните для начала на это, – она открыла ноутбук с записью с камеры и развернула его к Любавину. – Узнаёте своё запястье? Кому выгодно скрывать своё лицо, но демонстрировать Вашу особую примету?

– Вы же понимаете, что это не я, – сказал Любавин, глядя на экран. – Я и десять лет назад уже так не двигался.

– Я даже уверена, что это не Вы. Голос послушайте, – Милана добавила звук

– Я знаю, чей это голос и догадываюсь, кому он звонит. Что ещё?

– Здесь доказательства того, что Любавин – это сын Любови Яковлевны, но не Ваш. Ваша жена и сын с семьёй давно живут в другом месте. Я не буду рассказывать Вам, каким порядочным был мой дед. Не боитесь расправы над дорогими сердцу людьми? То, что узнал мой дед, мог узнать и самозванец Любавин. Где он?

– В надёжном месте, – хмуро ответил старик.

– Уверены? Я не хочу быть причастна к убийству.

– Значит, Шурка пострадал, раскопав всю правду? Гадёныш его убрал, именно за это? Я, старый дурак, так слепо ему доверял.

– Вы так были обижены, что не захотели встречаться с дедом. За что Вы ему собирались мстить? Вы сами загнали себя в угол, поверив бандиту с большой дороги. Что Вы о нём знаете? Деда мне не вернуть, но его просьбу я выполнила. Он просил найти Вас и рассказать обо всём. Хотите встретиться с семьей? Можете гарантировать её безопасность? – спросила Милана, поглядывая на старика.

– Не мучай меня больше, девочка. Поехали, я не выпущу его просто так. Он ответит за всё, – чуть не плакал старик.

– Поехали, – согласилась Милана, заводя машину. – Ваша охрана может ехать следом, если Вы ей доверяете. Один Вас, мягко говоря, уже подвёл.

– Лана, давай я поведу машину, – предложил Егор.

– Спасибо. Ты, пока едем, объясни нашему Александру Ивановичу свой интерес к его названому сыну. Пусть знает всё.

Милана сосредоточилась на дороге, думая о таком недавнем разговоре с дедом, и не прислушивалась к разговору двух мужчин. Следом за её машиной ехал джип с охраной Любавина. Приехав по знакомому адресу, она посигналила, вышла из машины, захлопнув дверь, сказав за секунду до этого: «Идёмте», и открыла калитку. Милана бывала здесь с дедом в роли таксиста два-три раза в год, поздравляя хозяйку с днём рождения, Новым годом и Рождеством. Из дома неспеша вышла худощавая, невысокого роста, аккуратно причесанная женщина, волосы которой были собраны, и в которых появилась седина. Сквозь прозрачный забор она увидела две машины и Милану, входящую в калитку.

– Здравствуйте, Любовь Ивановна, – улыбнулась гостья.

– Здравствуй, Ланочка. Ты сегодня с почётным караулом? – спросила хозяйка, обнимая гостью. – Случилось чего? – поинтересовалась она и увидела пожилого мужчину входящего во двор. – Санечка, – сказала она тихо, не веря в происходящее. – Санечка, родной мой, – повторила она и медленно пошла навстречу.

– Любонька, – только и сумел выговорить Любавин, обнял жену и заплакал. Семидесятидвухлетний мужчина, не видевший жену почти пятьдесят лет, не сдерживал слёз. Это были и слёзы радости, и слёзы раскаяния, и слёзы потерь.

Милана позвонила сыну Любови Ивановны, выйдя за калитку, и подошла к охране.

– Я позвонила настоящему сыну Александра Ивановича. Он сейчас подъедет. Я Вас очень попрошу – оставайтесь на месте, пока ваш босс разберётся с семейными проблемами. Мне бы хотелось верить в то, что неприятности закончились и жертв обмана больше не будет, но я могу и ошибаться. У него есть мой номер телефона. Буду нужна, пусть звонит. Всего доброго, – сказала Милана и села в свою машину, но уже на пассажирское место. Водительское кресло занял Егор. – Поехали. Здесь без нас разберутся.

– Ты как? – спросил Егор, глядя на неё.

– Жалко стариков. Они могли прожить ещё, и пять лет, и десять. Бабушка так хотела дождаться правнуков, – говорила она, глядя на дорогу. – Любавиных жалко. Сорок лет ждать мужа – это подвиг. Дедушка рассказывал, что к ней сватались и ни один раз, а она и слушать не хотела о новом муже. Жила сыном и надеждой на встречу. Ты не будешь против табачного дыма? – спросила она, открывая бардачок и доставая сигареты. – Извини. Мне самой плакать хочется, напиться и забыться, но нужно вернуться в дом Тихомировых. Мальчишки волнуются. Влад уже дважды звонил. Папа в офисе. Вечером я буду дома.

– Поезжай, а я вызову машину. У меня тоже много дел. Ты у меня молодец, хорошо держишься.

– Это потому, что ты рядом. Если бы не ты…Дождёмся твоего извозчика, и я поеду, – говорила Милана, прикуривая сигарету.

Милана вернулась в дом Тихомировых, когда тела уже увезли. Она поговорила с братьями и поднялась к отцу. Отец тихо лежал в кровати, и казалось, уснул. Услышав, что кто-то вошёл, он открыл глаза.

– Как ты, Алексей Александрович? Что говорит полиция? – задала Милана вопрос, присаживаясь рядом.

– Что они могут сказать? Идёт следствие. Со мною всё нормально, завтра будет совсем хорошо. У тебя какие новости?

– Злодеев взяли, а я просьбу деда выполнила, – ответила она.

– О чём ты? – удивлённо спросил отец.

– Дед узнал, кто хочет утопить нашу компанию, за это и поплатился, – грустно сказала дочь. – Прости. У нас с ним был уговор.

– Ты знала обо всём и молчала? – удивился Тихомиров.

– Знала не всё, но молчала. Я немного не успела. Дед либо не успел мне позвонить, либо не стал подставлять. Ты Любавина знал?

– Ты говоришь о депутате? Слышал, но знаком не был. Это он? – спросил Тихомиров.

– Его люди. Он сам такими делами не занимается.

– За что? – недоумевал Алексей Александрович.

– За то, что дед мог вывести его на чистую воду, а Любавину нельзя было терять ни деньги, ни власть, ни репутацию.

– Похороны в среду, – сообщил Тихомиров, после минутной паузы. – Почему отец не доверился мне?

– Пап, не раскисай. Твоим родителям это бы не понравилось, а тебе и о нас стоит подумать, – говорила Милана, держа отца за руку. – Дед был мудрым воином. Твоя личность у всех на виду. А кто обратит внимание на особу вроде меня? Всю основную работу он сделал сам, мне оставалось только передать бумаги. Я сделала это. Пап, после похорон займись своим здоровьем. Договорились?

– Я подумаю, – пожимая дочери руку, пообещал он.

– Утром я выйду на работу, а папу пришлю сюда.

– Не выдумывай. Работайте все. Пусть полдня, но чтобы были на работе. Похоронами и поминками есть кому заняться, я лежу под присмотром. Завтра вечером доложите, чего вы там наработали. Иди, но перед отъездом поешь, ты выглядишь не намного лучше меня. Не надо спорить с больным человеком. До завтра.

Через силу «впихнув» в себя обед, под зорким присмотром братьев, Милана поехала домой. «Как жаль стариков Тихомировых. Получается, спустись отец вниз, жертв было бы больше. Я так сблизилась с ними после Англии, что, казалось, знала их не восемь лет, а всю жизнь», – думала она по дороге. Взглянув на часы, которые показывали 15:40, Милана решила заехать в торговый центр. Дав совет братьям по поводу траурной одежды, она вдруг поняла, что у неё самой нет ни тёмной блузки, ни водолазки. Она развернула машину и изменила курс.

Милане казалось, что на похороны супругов Тихомировых пришло слишком много народу. Она и представить себе не могла, сколько знакомых и друзей было у Александра Степановича. Долгих речей не было, но многие хотели высказаться. Она видела семью Любавиных, которые подошли выразить ей соболезнование, заметила и самого Любавина стоящего в стороне. Он подошёл к могиле, когда все направились к выходу. Милана, попросив Егора подождать, вернулась.

– Александр Иванович, – обратилась она к Любавину, стоящему у могилы на коленях, положив ему руку на плечо. – Поднимайтесь. Дед Вас простил. Вы сами были обмануты. Ничего уже не исправить. Подумайте о своей семье и не спешите сюда. У Вас много земных дел.

– Спасибо, девочка. Спасибо за всё и прости ты меня ради Бога. Как же я был слеп и глух. Ты понимаешь, Лана, что могло произойти, не позвони ты мне вовремя?

– Всё я понимаю. Не корите себя. Обиды прощены. Будем жить дальше. Вас родные ждут. Не заставляйте их волноваться, – сказала Милана, провожая старика на встречу Любовь Ивановне.

– Милана Леонидовна, ты действительно простила Любавина? – спросил Егор. – Этот старик крепкий орешек.

– Простила, Егор. Скажи, он связан с криминалом?

– Скорее нет, чем да. У тебя есть уверенность в том, что бизнес, начинавшийся в девяностых годах, был весь легальный? Это позже его «отмыли» и сделали белым и пушистым. То, что он не объявлялся столько лет, не значит, что он прятался, скрывался и был на нелегальном положении. Он делал это сознательно, а для чего расскажет, если захочет. Грехов за ним нет.

– Значит, он не потерян для общества. Мне не станет легче, если я начну обвинять его во всём. Он сам себя наказывает и страдает от этого. Жить с чувством вины очень тяжело. Ты об этом не знал? – спросила Милана, беря Егора под руку. – Кажется, Шоу написал: «Самое важное – навести порядок в душе. Соблюдаем три «не»: не жалуемся, не обвиняем, не оправдываем».

– Ты придерживаешься этих правил? – спросил Егор.

– У меня не получается. Я стараюсь не жаловаться, но всё время стараюсь оправдать чужие поступки. Зачем я это делаю – не знаю и начинаю сомневаться. Может, он, когда это писал, имел в виду оправдание своих поступков? Место для философских бесед выбрали не то. Ты после обеда на службу?

– Нет. Я сразу отвезу тебя домой.

Двадцать седьмого Милана вернулась от Тихомировых около пятнадцати часов. Уже подходя к подъезду, она увидела Егора. Он шёл от своей машины с большим пакетом и букетом белых роз.

– Привет. Как всё прошло? – спросил он, протягивая ей цветы.

– Как на поминках, – ответила она, открывая перед ним дверь подъезда. – Были только свои и несколько старых друзей.

– Ты на меня не сердишься за самодеятельность? – задал он вопрос, входя в лифт. – Радость и горе всегда ходят рядом. День будний, в гости никто не придёт, а в жизни тридцать лет бывает только один раз.

– Я не сержусь. Устроим себе посиделки вдвоём. Ты чего там набрал? Мне есть не хочется, а тебя ужином, когда кормить? – спросила Милана, разбирая пакет. – Егор! Дай я тебя расцелую.

– Причина для поцелуя только в наборе для посиделок? – спросил довольный Егор.

– Почему ты взял именно ЭТО?

– Потому, что именно этим вином, тринадцать лет назад, я опоил невинную студентку, предлагая к вину «Сангрия Эста» яблоко «Джонаголд» и конфеты «Коркунов». Мы пили с ней вино при свечах, а потом я устроил ей ночь любви. Правда «ночь» – это громко сказано, но часа четыре я был неотразим, – улыбался Егор, вспоминая как на яву те события.

– Если бы ты только знал, как я боялась, что твои родители вернуться и застанут меня в твоей комнате, – призналась Милана.

– Ты была такая юная и застенчивая. Я до сих пор помню румянец на твоих щеках. Он был от вина или от смущения?

– Я очень смущалась под твоим изучающим и оценивающим взглядом. А когда увидела тебя, как Аполлона в музее, думала – умру. Мне было очень любопытно рассмотреть тебя во всей красе, но и не показаться, в тоже время, глупой. В тот день, я впервые себя почувствовала женщиной. А позже, следовала указаниям бабушки Тони. Она мне в шестнадцать лет прочла такую лекцию о связи с мальчиками, что я чуть со стыда не сгорела. Гинеколог со стажем мне разложила всё по полочкам, – говорила Милана, разогревая ужин в микроволновой печи.