Гроб висел на железной сетке над помостом в конце митреума. Дими, в черном одеянии и черном вороновом капюшоне, чувствовал запах нафты и собственного пота.

Солнечный вестник читал молитву Юлиана Мудрого, императора Византии:

– …огненная колесница понесет тебя к Олимпу в кружении вихря; ты освободишься от проклятья и усталости твоих смертных членов. Ты достигнешь отчих дворов вечного света, откуда ушел, дабы войти в человечье тело…

Пламя взметнулось от пола, мешаясь с ветром; языки огня взвивались и ревели, словно львы пожирали гроб с телом мертвого льва.

Дими мысленно возблагодарил Митру, что капюшон скрывает его глаза.

* * *

Смерть одного человека не могла поколебать Империю. Карактак, предводитель конницы, стал временным военным командующим, административные обязанности наместника взял на себя Лукиан. Казначеи и писари после трех дней траура вернулись к работе. Из Города ждали нового стратига – его должны были прислать в самом скором времени. Вот и все, что произошло на имперском уровне.

На домашнем уровне Димитрий меньше общался с семьей и больше с друзьями. Мать каждый день ходила в храм Кибелы; она теперь сама готовила себе еду и посыпала каждое блюдо аликорном, более драгоценным, чем золотой песок. Дядя Филипп при виде Дими мрачно улыбался. Он сделался уклончив и молчалив, что было легче переносить, чем его прежние вспышки, но отнюдь не успокаивало.

А в декабре Шарлю и Роберу предстояло стать воронами. Ничто больше этому не препятствовало.

В октябре завершили строительство нового дворца. Лукиан договорился, что Дуки с их личными слугами могут жить в старом доме, сколько захотят; какие-то административные проволочки мешали им вернуться в греческое имение.

Разумеется, часть старой мебели должны были забрать в новый дворец, но семья вполне могла обойтись несколькими комнатами. Шпалеры, включая «Разделение Галлии», свернули и унесли; в жилых комнатах для защиты от холода и сквозняка повесили обычную ткань. Чтобы не беспокоить Дук всякий раз, как ему нужна очередная книга, Лукиан распорядился перенести библиотеку во дворец на холме. Из-за архитектурных особенностей дома единственное отхожее место, которое они решили оставить, оказалось и самым неудобным.

В последнюю ночь ноября Димитрий пошел из своей спальни на кухню – взять ломоть хлеба и немного подогретого вина. На обратном пути он остановился перед Алезийской фреской. Единственный тусклый светильник подрагивал, и тени как будто оживляли нарисованные фигуры. Галлы сражались в беспорядке грубыми крестьянскими орудиями. Легионеры надвигались строем, молот Империи.

Верцингеториг стоял на горе, ветер трепал его волосы; он вел своих людей на смерть, чтобы они умерли свободными; тот же ветер развевал плащ Юлия, с бесконечным терпением уничтожающего оборонительные сооружения противника.

Черная тень упала на божественного полководца. Дими повернулся и увидел Филиппа. Тот держал в руке раскрытую книгу – «Дигениса Акрита» – и в неверном свете казался своим мертвым братом.

– Твои волосы черны, как у сирийца или галла, и все же я знаю, что ты – Дука. – Филипп говорил твердо, не заговариваясь, как обычно, однако слова были те же самые. – Идем со мной.

Дими пошел за дядей, сам не зная почему. Возможно, из-за его сходства с отцом.

Они вошли в бывший наместничий кабинет. Комната пустовала много месяцев, дверь в нее не открывали. По крайней мере, так Дими полагал до сего дня.

Он ошибался. Внутри были сундуки, и доспехи, и груды оружия; на стене висели военные карты окрестностей Алезии и план нового дворца.

– Что это?! – проговорил Дими, не веря своим глазам и чувствуя, что вошел в очень, очень дурной сон.

– Это великий труд. Труд, который мой брат не успел завершить. – Филипп положил книгу и указал на одну из карт. – Восстановление Дук на престоле мира… начиная отсюда, с земли, откуда выступил божественный Юлий.

Димитрий помотал головой. Это и впрямь был сон, старый безумный сон, и теперь, когда Косьма Дука тоже уснул, некому было их разбудить.

– Косьма завоевал их словами, я – золотом и словами.

Филипп открыл сундук, взял пригоршню монет и дал им просыпаться сквозь пальцы. Сейчас он казался неким демоном из легенды – демоном, который показывает герою свое злое колдовское богатство.

Дими гадал, откуда взялось золото… и осталась ли еще белая вилла на синем Эгейском море.

Филипп сказал:

– Знаешь, что он говорил о тебе? Он говорил: «Вот мой сын, которого любят галлы. Он будет царем, мой сын, пусть для начала в Галлии». И ты им станешь. Но в Галлии это не закончится. И в Греции тоже. Это закончится в Константиновом граде… а может быть, не закончится и в нем. Мы с твоим отцом читали галлам из книги Дигениса, и они нам поверили.

Дими не верил, не мог поверить, что отец и впрямь говорил что-то подобное. Он пытался сообразить, какие слова Косьмы Филипп так извратил.

И Косьма Дука не называл здешний народ галлами.

Филипп говорил:

– …они поднимутся по твоему слову, Димитрий Дука, дигенис.

Дими отвернулся и вышел из комнаты. Хлеб в руке разломился, вино стекало по пальцам на пол.

– Знаю, почему отвергают венец на мече, – сказал Филипп из дверного проема. – Конечно, Митра твой венец. – Голос, которым он кощунственно высмеивал мистерию, был спокойно рассудителен и так походил на голос Косьмы, что у Дими мороз побежал по коже. – Однако в мире есть императоры и короли, и наш Владыка – их второй венец. Божественный Юлиан Мудрый…

Три фигуры стояли в темноте перед Дими: мать и сестры, полностью одетые среди ночи.

– Ты перечил ему при жизни и покинул его в час смерти, – сказала Ифигения, – но почти отцовскую волю сейчас, или, клянусь Иштар, я перережу тебе глотку и омоюсь в твоей крови, как в бычьей, ибо ты не мужчина, а скот, посланный мне для жертвоприношения.

Димитрий смотрел в пол. Ливия и Зоя цеплялись за материно платье, и он чувствовал исходящий от них страх. Дими стоял босой, замерзший и нелепый, чувствуя свою слабость; из руки сыпались крошки и капало вино. Он закрыл глаза и в мысленном мраке увидел фреску: Верцингеториг в окружении одних лишь галлов.

Но я буду помнить тебя, о Цезарь.

Воины cohors equitata собрались пешими на вершине Монт-Ализ холодной и ясной декабрьской ночью. Они были в кожаной обуви для тишины и скорости – им предстояло пройти мимо василисков и разыскать враждебного колдуна в его крепости.

– Но это будет не как в игре, – сказал Димитрий, выдыхая морозный пар. – Стражи не могут убить нас взглядом, так что нам лучше держаться вместе. И они лишь недавно в новом дворце, а мы знаем там каждый угол и закоулок. И мы знаем место, о котором они не ведают.

Шарль улыбнулся. Они с Дими рассказали другим про потайную лестницу, но те там еще не бывали.

– Мы войдем через верхние покои, через пожарный ход. Лукиан в дальней комнате. Если его там нет, он либо в библиотеке, либо в кабинете. Так что мы по узкой лестнице спустимся в библиотеку и оттуда пойдем в западную галерею, из которой есть выход на потайную лестницу. – Дими умолк, его руки застыли в воздухе. – Панель сейчас завешана тканью, так что никто не поймет, куда мы ушли.

Димитрий видел, что друзьям страшно; он сравнил их чувства со своими и не стал больше об этом думать. Однако теперь ощущалось что-то еще, нечто большее, чем тревога.

Жан-Люк сказал:

– Когда мы возьмем в плен заместителя… он велит воинам сложить оружие?

– Конечно, иначе мы… – Дими осекся. Мысль о том, чтобы убить Лукиана, не приходила ему в голову, и теперь ее трудно было принять. – Однако к тому времени горожане уже будут у ворот требовать нового наместника…

Глядя в их лица, мрачные и заострившиеся в свете маленького фонаря, Дими понял, что это за странное чувство. Сам он только что сполна его ощутил. То было чувство вины.

– Мой отец… не вооружался, когда я выходил из дома. – Шарль говорил как Митра, когда тот согласился убить своего друга быка.

– Наш тоже, – тонким голосом добавил Мишель Реми.

Робер сказал:

– Мне велели сегодня остаться дома.

Дими чуть не спросил, зачем же они пришли, но знал ответ и не хотел их оскорблять.

«Людей направляют не металлом», – сказал как-то Косьма Дука, а золото, подобно стали, всего лишь металл.

– Если я прикажу вам идти по домам, вы подчинитесь? – спросил Дими.

Все они, один за другим, поклялись, что подчинятся. Потом Шарль сказал:

– Если мы тебя оставим, ты все равно нападешь на дворец, один?

– Да.

Иногда надо идти в наступление несмотря ни на что.

– Тогда не приказывай нам уходить.

Дими вновь увидел фреску, куда четче, чем может быть нарисованное краской. Верцингеториг со своими галлами. Один.

Но я буду помнить тебя.

Тогда они принесли клятву на обнаженных кинжалах и двинулись вверх, братья по оружию пятнадцати лет от роду. Оскальзываясь на мерзлой земле, Дими гадал, придет смерть сразу или медленно и холодная она или горячая.

На деревянной двери пожарного хода не было ручки, однако лезвие ножа легко подняло задвижку, и удачный ветер немного ее приоткрыл.

– Теперь быстро, – шепнул Дими, и они побежали к спальне Лукиана.

Рослый Ален Реми распахнул дверь, и Дими с Робером ворвались в комнату.

Там было множество египетских безделушек, книг, свитков на деревянных полках; в воздухе висел густой аромат курений. Лукиана там не было.

Снаружи раздался голос:

– Наверху! Все наверх!

Кричал не кто-то из его друзей, и Дими понял: их предали. Никто сегодня не будет выкликать: «Дуку в наместники!»

Если только, очень ясно думал он на бегу, он не заставит Лукиана произнести эти слова.

На верхних ступенях лестницы стражник с выставленным вперед копьем загораживал путь Леону и Шарлю. Однако при появлении Дими стражник обернулся, и маленький Мишель Реми нырнул под копье, ударил стражника по стопе рукоятью кинжала и пырнул острием в ляжку. Стражник заорал, рухнул спиной и покатился вниз по винтовой лестнице.

Мишель уставился на свою руку в чужой крови, затем показал ее остальным, и всем пришлось глядеть. Тут в голове у Дими немного прояснилось.

– Вперед! Вперед! – крикнул он.

Стражник лежал у основания лестницы, вывернув шею назад. Рот и глаза у него были широко открыты. Мальчики глядели на него. На него же глядели воины с другой стороны коридора.

– Это все меняет, – сказал воинам десятский. – Не церемониться с ними!

Слева были две двери, обе вели в библиотеку, обе были открыты. Дими сделал знак, и мальчики разом побежали к ближайшей. Долгоногий Робер и Жан-Люк успели проскочить; других остановили выставленные копья стражников.

– Второй ряд, кругом! – крикнул десятский. – Они заходят сзади.

Робер и Жан выскочили из дальней двери. «Бегите прочь!» – крикнул Дими, но они подбежали с другой стороны и, пока три стражника пытались развернуться с копьями, успели зайти им за спину и перерезать двоим горло. На золотом и алом кровь казалась невероятно красной.

Остальные товарищи Дими, пользуясь временным преимуществом, рванули вперед. Мишель Реми поскользнулся в крови. Стражник ткнул его копьем, наконечник прошел по кожаному дублету. Стражник отвел копье и ударил с размаху. Наконечник вонзился Мишелю под ребра и вышел сзади, перекрестье с орлом осталось прижатым к груди. Мишель упал, даже не вскрикнув.

А вот Ален закричал и, ухватив копье, убившее его брата, выдернул древко из рук стражника. Ален был на полголовы выше воина и одним взмахом кинжала рассек ему шею, чуть не снеся голову напрочь.