Игорь Семенович вещал от души, с огоньком и безо всяких шпаргалок. Для себя я почерпнула много нового, но, к сожалению, конкретики было мало, и мне с моим черно-белым восприятием уложить в голове подобную информацию оказалось трудновато. Потому как в состоянии наркотического опьянения зрачки у человека могут быть или расширенными, или, наоборот, зауженными, поведение – вялым, или же чрезмерно активным, взбудораженным и тому подобное. Зависит все от типа вещества. Так что как буду выявлять нарушителей на собственных занятиях, я представляла слабо и малодушно надеялась, что первокурсники до подобных развлечений еще не доросли. Тут же вспомнила про собственную племяшку и приуныла. «Ладно, всех подозрительных буду брать на карандаш» – решила я, на том и успокоилась.

Четвертой парой на сегодня у меня стояло практическое занятие у очередных первокурсников. Думаю, ребята нашли новую преподавательницу как минимум странноватой, даже руку за помощью никто не тянул. Заведенная и настроенная на нужный лад пылкой проповедью Игоря Семеновича – ему бы с таким талантом революции поднимать, я практически все занятие сканировала немигающим взглядом подопечных, выявляя в тех малейшие отклонения от нормы и записывая все в специально подготовленный блокнот. Стоит ли говорить, что в том состоянии, в котором я пребывала, подозрительным казался любой чих. А уж, чесавшему попеременно все части тела веснушчатому парню я уделила особое внимание и чуть было не сфотографировала на всякий пожарный, но все же вовремя себя одернула. В блокноте ему посвятила аж две страницы.

По пути домой с охватившей неловкостью сообразила, что именно из-за моего пристального внимания парень с такой силой и изводился. Для себя же я выяснила, что столь продолжительное общение со студентами, оказывается, жрет немало энергии. Машка сидела на пассажирском сидении, уткнувшись в мобильный. Со мной девчонка разговаривала сквозь зубы, выражая очередную ноту протеста. Спустя несколько месяцев совместной жизни я перестала вникать в их суть: не устраивало племяшку не одно, так другое. Истинная же причина крылась в моей личности и застарелой обоюдной неприязни, которую я, как человек повзрослевший, давно переросла. Девчонка же, отправляясь учиться, никак не ожидала, что родственники определят ее не на съемную отдельную квартиру, а под крыло непутевой и нелюбимой тетки. Так и маемся с лета в обществе друг друга.

На следующий день Андрей Маратович отловил меня в коридоре и с загадочным видом попросил заглянуть к нему в кабинет, когда выдастся свободная минутка. Приказ начальства – а в том, что это был именно приказ, я ни секунды не сомневалась – игнорировать было не с руки, а потому, как только наступил обеденный перерыв, я, вместо того чтобы весело пить чай с бутербродами в компании коллег, топталась у входа в кабинет заведующего. Сам он не вернулся еще с занятия, и я с видом полной готовности и преданности делу ожидала появления начальства.

Измайлов появился не один. За ним шлейфом тянулась группка увязавшихся следом старшекурсников, которые пытались не отстать от размашисто шагающего Директора, на ходу что-то втолковывая тому. Андрей Маратович слегка прикрикнул на распоясавшуюся молодежь, чем-то пригрозил, я не расслышала, и велел зайти минут через двадцать. Для меня же раскрыл дверь кабинета и пропустил внутрь первой.

– Евгения Алексеевна, – обратился он ко мне, когда мы устроились друг напротив друга за профессорским столом, и выложил на тот связку ключей, выглядя при этом донельзя довольным. – Я все устроил.

– Да? – я с опаской покосилась на лежащую между нами связку и на всякий случай отодвинулась немного прямо вместе со стулом.

Директор нахмурился и пододвинул связку поближе ко мне.

– У вас все в порядке? – вдруг уточнил он.

– В полном, – заверила я, стараясь не показать настороженность, вызванную весьма странными действиями начальства.

Измайлов кивнул, и между нами повисла пауза. К ключам он больше не притрагивался, но и я не спешила протягивать руку к непонятной связке. Отчего-то та воспринималась мной как мина замедленного действия.

– Это вам, – наконец отмер Андрей Маратович. – Я выделил первокурсникам аудиторию для подготовки к КВНу, это, собственно, ключи от нее. Вас я назначил ответственной, так будет проще следить за детьми, – понизил он голос.

– И как вы себе это представляете? Я буду прятаться за занавеской и греть уши, пока студенты репетируют? – зашипела я в ответ. – Или прикажете напроситься к ним в команду?

Директор расхохотался, от всей души, запрокинув голову и обнажив два ряда ровных и белых зубов. Я же его веселья не разделяла.

– Не совсем так. Я немножко поколдовал и поставил «прослушку» простенькую, так что от вас всего-то и требуется, что отпирать студентам аудиторию, а затем внимательно слушать, чем они там занимаются. Обо всем интересном докладывать мне. Надеюсь, вам не нужно напоминать про сленг, который гуляет среди любителей употребить «дурь».

Выслушав, я поднялась со стула и, наконец, под одобрительный взгляд начальства сгребла злополучную связку со стола. Напоследок решила-таки поделиться мнением, хоть тем никто и не интересовался:

– Но знайте, все это, – я демонстративно потрясла ключами, – мне очень не нравится.

– Мне тоже, мне тоже… – донеслось задумчивое уже в спину.

Репетировала молодежь практически каждый день, так что после занятий я была вынуждена торчать в преподавательской и делать умный вид, чтобы оправдать торчащие белые наушники и заодно отпугнуть любителей поболтать. Чтобы подключиться к «прослушке» мне надлежало звонить на номер, выданный Измайловым. Слышимость, на удивление, была вполне удобоваримой. Поначалу я принялась конспектировать все, что слышала, но уже через полчаса рука заболела с непривычки. Следовало признать, стенографистка из меня получилась так себе. Да и перечитав впоследствии свой шедевр, понять, о чем речь шла, в половине случаев уже не смогла. После стала выписывать лишь сомнительные слова. За пять минут набралось штук двадцать, и я заподозрила себя в излишней мнительности, а Измайлова – в оптимистичности. Молодежь хохотала, репетировала номер, а некто Удмурт каждые десять минут подкатывал к Анюте. За два с половиной часа предложения, даже завуалированного, выкурить по косячку так и не поступило, что меня, признаться, порадовало.

Где-то за полчаса до конца репетиции заглянул Директор. Молча поставил на мой рабочий стол чашку с чаем, положил рядом булочку из соседней пекарни и вопросительно дернул головой – мол, как идет? Я нахмурилась, шикнула и махнула на начальство рукой, испытав от сего действия невиданное доселе удовольствие. Андрей Маратович хмыкнул и убрался восвояси, вид отчего-то имея довольный.

Так и потянулись долгие дни моей разведдеятельности. В первой половине я занималась прямыми обязанностями, а после окончания пар – партизанскими. Измайлов исправно подкармливал меня сдобой, иногда приносил салаты, на том содействие с его стороны исчерпывалось. Но не смотря на все старания начальства и свои собственные, ничего подозрительного услышать так и не удалось, если не брать в расчет ценных сведений о свежести блюд в студенческой столовке и кличках некоторых преподавателей. Я в речах молодежи фигурировала под прозвищем Тетушка, Измайлова звали Дроном или Главенствующим, были также не идентифицированный мной Волк и Электроник, ведущий электротехнику. Ну и еще, по мнению некоего Коляна, сиськи у меня ничего такие, а вот ноги можно было бы и подкачать. И вот на что требовать у начальства компенсации – на возмещение морального ущерба или же на спортзал – я определиться так и не смогла. Как и не поняла того, как этот Колян под пиджаком свободного кроя мои, простите, сиськи рассмотреть умудрился.

Глава 5

А уже на следующей неделе университет сотрясла новость: невменяемый студент выпрыгнул из окна аудитории прямо на перерыве между лекциями. Друзья пострадавшего уверяли, что тот был чист, но староста и еще несколько студентов твердили, что пострадавший незадолго до происшествия что-то употребил, о чем свидетельствовало странное поведение парня.

Измайлов тут же умчался к ректору, распорядившись проводить занятия в штатном режиме. Студентов отпускать по домам мы не имели права, но растерянность и ошеломленность, царившие среди всех нас, учебному процессу не способствовали. Не знаю, как остальные преподаватели, а я решила вместо информатики поговорить с ребятами по душам, хорошо хоть материал о вреде наркотиков у меня был подготовлен заранее, да и атмосфера располагала. Студенты охотно беседовали, делились мыслями, кто-то рассказывал печальные истории знакомых. Свою собственную историю я старалась держать как можно глубже и не пускать в настоящую жизнь, делая вид, что случилась она с кем-то другим, потому что до сих пор с ее последствиями я справляться не научилась. Категоричное забвение и отрицание случившегося стало моим личным ноу-хау.

В конце занятия я намекнула студентам, что будет правильным сообщить, если вдруг кто заметит за сокурсниками странное и необычное поведение. На счет того, что подобные разговоры окажут влияние на действительно зависимых, я всерьез не обольщалась, но в душе надеялась, что хотя бы кого-то смогут уберечь и помогут не ступить на кривую дорожку.

Вернувшийся спустя час Измайлов новостями не порадовал: парень действительно был под кайфом и в данный момент находился в реанимации. А поскольку при нем запрещенных веществ полиция не обнаружила, особо усердствовать в поисках не стала – употреблять у нас закон не запрещает, как и выпрыгивать в окна. Другое дело, если бы у парня при себе оказалось «дури», чтоб на статью хватило, тогда бы его тряхнули, а так – свидетелей, что он сам из окна прыгнул, полно, состава преступления нет, кому охота лишний раз заморачиваться…

Ректор лютует, имидж ВУЗа падает, обеспокоенные родители забирают детей по домам, но это ладно, а вот самые активные пишут жалобы, куда фантазии хватит, охочие до контента блогеры опять же… И вот последующие за этим проверки никого порадовать уж точно не смогут. Что уж говорить про статьи в прессе, которые непременно появятся. Единственное, что порадовало лично меня, – отмененная репетиция КВНа, так что домой я вернулась пораньше.

Поужинала наскоро порезанным салатом и устало завалилась на диван. Племяшка, как обычно, заперлась в своей комнате, прихватив ужин с собой. Я разглядывала потолок и пыталась прикинуть, чего ждать от жизни дальше. Интуиция шептала о надвигающихся хлопотах и казенных интересах, но если бы она всегда была права, я не оказалась бы сейчас там, где оказалась.

Крутила в голове и так, и эдак, а выходило одно: как ни прискорбно, благополучие мое зависело от поведения вверенной под опеку девчонки. И каким таким образом можно на него повлиять, я не представляла. «Сестре что ли позвонить, посоветоваться?» – посетила голову шальная мысль, но я тут же скривилась, вообразив сомнительное удовольствие. В ответ на глупые мысли телефон зазвонил. Я взяла аппарат, глянула на дисплей и усмехнулась: лучше бы про миллион долларов мечтала, потому как с экрана раздражающе жизнерадостно скалилась сестра. Так и хотелось часть проблем перевесить на нее.

– Женя! – требовательно приветствовала она меня.

– Оля! – в тон ей ответила я, но из-за общей усталости получилось не так живо.

– Я по делу, – зачем-то уточнила сестрица. Можно подумать, мы хоть раз созванивались просто так поболтать. И продолжила многозначительно: – На той неделе Юра объявился, можешь себе представить, что я испытала!

«Вообще-то нет» – так и хотелось ответить, ибо доверительные отношения – не про нас с сестрой, но она такой возможности не дала и продолжила:

– С дочерью, говорит, хочу контакт наладить. Представляешь? И восемнадцати лет не прошло!

– Юра – который отец Маши? – начала я кое-что понимать.