Я осторожно приблизилась и прикоснулась к нему губами, задержавшись возле его щеки чуть дольше, чем планировала. Мужчина замер и не шевелился, мой нос уткнулся чуть выше его уха. На ощупь кожа оказалась слишком гладкой, слишком мягкой и слишком вкусно пахла чем-то таким мужским, с нотками можжевельника.

Лучше бы никогда мне этого не делать – теперь я просто обречена искать этот запах в каждом из мужчин.

Я позволила себе замереть на несколько мгновений, а потом не без сожаления отстранилась.

– Вау! – потирая щеку, выдал Егор, за что тут же получил в плечо.

– Нахал!

– Не понимаю, почему я должен молчать, если мне понравилось? – обнял меня за плечи Соболев, и мы пошли на выход.

О том, что опять обжимаюсь с женихом сестры, я предпочла не думать.

Там же на первом этаже напарник купил в подарок маме дизайнерский букет под названием «Небо», из всего обилия цветов в котором я узнала лишь гиацинт и пион.

– А попроще не было? – поморщилась я.

– Боюсь, попроще не для твоей мамы. – не согласился Егор.

– И то правда.

Дорога к родителям заняла чуть больше часа, поэтому прибыли мы с этичным, как я его называю, опозданием в пятнадцать минут.

Алексей и Регина были уже на месте, причем каждый приехал на своей машине. Я тоскливо оглядела наше одно на двоих с Егором транспортное средство и понадеялась, что у мамы с папой не возникнет по этому поводу справедливых, к моему огорчению, сомнений.

Ворота я открыла собственным ключом, так что во дворе нас никто не встречал, а я порадовалась пусть маленькой, но отсрочке.

По едва различимому шуму, доносившемуся со стороны беседки, мы поняли, что мама и в этот раз накрыла на свежем воздухе. Солнце уже успело спрятаться за верхушки деревьев, чтобы дать людям короткую передышку до следующего утра, а теплый ветерок приятно и ненавязчиво охлаждал изнуренное дневной жарой тело.

Соболев бодренько шагал вперед с букетом в руках, как красноармеец с шашкой наголо, я же, не разделяя его оптимизма, плелась позади, понимая, что приличное платье от расспросов не спасет.

Маму с Региной мы увидели издалека, они стояли зеркальным отражением друг друга возле беседки с бокалами в руках и о чем-то беседовали. По их виду каждому становилось ясно, что перед ним мать и дочь – обе хрупкие, высокие, с густыми светлыми волосами, о которых мечтает любая девушка, серьезные и уверенные в себе.

Мама блистала в жемчужно-голубом платье-футляре и золотых лодочках без каблука, волосы тяжелой светлой волной спускались на спину. Подойдя поближе, я смогла рассмотреть на ее шее новое ожерелье из крупных белоснежных жемчужин – подарок отца, скорее всего.

Сестра тоже успела переодеться после работы и стояла рядом с мамой в легком светло-синем платье, больше смахивающем на сарафан, по всей длине которого был нанесен рисунок в виде веточек. Как-то непривычно было видеть свою всегда собранную деловую сестру в столь легкомысленном наряде, хотя, надо отдать ей должное, смотрелась она в этом платье молоденькой задорной девчонкой, а не большим боссом, образу которого старалась соответствовать большую часть времени.

Мужчины, судя по тому, что их видно не было, находились внутри.

– Евгения, примите самые искренние поздравления. – обнял маму Егор и вручил непонятные цветы. – Такая дата дорогого стоит.

– Ох, спасибо, дорогой. – поцеловала его в щеку мама.

– Привет, мам, поздравляю. – обняла я родительницу.

– Спасибо, дочка, прекрасно выглядишь. – оглядела она меня (уверена, что производитель наряда и его стоимость не остались для нее загадкой) и аккуратно приложилась к моей щеке, обдавая невидимым облаком чего-то сладкого и одновременно легкого, как сочные фрукты.

– Привет. – обняла я сестру.

– Привет еще раз. – улыбнулась она.

– Привет, пап. – поцеловала я вышедшего к нам мужчину.

В белоснежной рубашке и темно-синих брюках он выглядел просто здорово, как всегда мне не верилось, что этот моложавый мужчина – мой отец.

Егор, приветствуя, пожал ему руку, и мы прошли внутрь беседки.

– Что же ты на мамин поцелуй «Вау» не сказал? – прошипела я Соболеву так, чтобы никто не услышал.

В ответ он хрюкнул, за что мы заслужили подозрительный взгляд от вездесущей маман.

Поскольку повод сегодня был серьезный, от бдения у мангала папа был освобожден, но и без этого стол ломился от всевозможных деликатесов.

– Первый тост предлагаю выпить за мою супругу, – взял слово папа, когда мы дружно расселись за столом, и вечер официально начался. – Женя, без тебя, твоей любви и стараний ничего этого бы не было. – обвел рукой нас и все вокруг себя папа. – Спасибо тебе за эти годы, за счастье, за прекрасных детей и уютный дом. Спасибо за твои капризы, когда ты была беременна девчонками, спасибо за те вечера, что ты верила в меня, когда сам я уже был на грани отчаяния. Спасибо за ту высокую планку, которую ты для нас установила, и тем самым не позволяешь расслабляться. Спасибо за ту любовь и тепло, что ты даришь нам год за годом. Ты – наше сердце, наш магнит, на котором держится семья. Без тебя нет нас, нет и меня. Еще раз спасибо. За тебя!

– За тебя, мама! За вас! – прозвучало хором под звон бокалов.

– Спасибо, мои дорогие. – Заморгала мама часто-часто, чтобы прогнать непрошенные слезы.

А внутри меня разлилось что-то настолько теплое, почти обжигающее, что стало трудно дышать. Чтобы скрыть внутренний раздрай, пришлось с особым усердием уткнуться в бокал с шампанским, но от внимательного взгляда Егора мое состояние все равно не укрылось.

Плавно беседа перетекла на забавные по мнению родителей случаи из нашего с Региной детства. Мы с сестрой нацепили вежливые улыбки, а остальные действительно получали удовольствие от воспоминаний.

– Но был у Марьи коронный случай. – к моему ужасу папа собрался поведать о самом позорном происшествии моего детства, который оставил в моей маленькой душе нестираемый временем след. – Можно сказать жемчужина нашей коллекции.

Конечно же, поняв о каком случает идет речь, мама с Региной грохнули таким смехом, что меня так и подмывало сказать им о том, что леди так громко не хохочут. Да, это их любимая история.

– Пожалуйста, папа, не надо.

Так как от стыда мое лицо было закрыто руками, просьба прозвучала глухо.

– Да ладно, тут все свои. – решил все-таки добить мою и без того хромающую самооценку папа.

– Значит, случилась с Марьей первая великая любовь, когда ей было лет пять и она, соответственно, посещала детский садик. – периодически прерываясь, чтобы прохохотаться, рассказывал папа. – В одной группе с ней был гроза всех девичьих сердец, в том числе и Машиного, Илья, кажется?

– Сотников Артем. – буркнула я.

Уж я-то это имя никогда не забуду. Оно красными кровоточащими рубцами выведено в моей памяти.

– Да неважно. – отмахнулся от столь несущественной информации отец. – Так вот, прибегает как-то Марья домой вся такая счастливая и хвастается, что Артем ей в садике в любви признался и они в туалете обнимались и даже три раза поцеловались.

– Куда только воспитатели смотрели! – опять пробурчала я.

– Идиллия их продержалась ровно три дня, потому как вечером третьего дня Женя обнаружила, что маленький сердцеед наградил нашу доверчивую Машку за любовь вшами.

– Представляете мой ужас. – прохохотала мама.

А я почувствовала, как при кошмарных воспоминаниях под волосами начала зудеть кожа, и мне пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы тут же не начать чесаться всем на потеху.

– Решение было принято кардинальное – Машу побрили налысо.

– Не хватало еще чтобы все заразились, Регина тогда уже в школу ходила, да и коса у нее была длиннющая. – пояснила свой выбор присутствующим мама.

– У Машкиного Ромео все пылкие чувства ожидаемо растаяли при первом же взгляде на голую макушку возлюбленной, и осталась наша юная доверчивая девочка с лысой головой и разбитым маленьким сердечком.

– В общем, испытаний детская любовь не выдержала. – подытожила мама и над столом раздался новый приступ смеха.

Им всем смешно, а мне каждый раз, как ножом по сердцу. Хотя, мне бы после того случая смекнуть, что продолжать с мужчинами не стоит, но я каждый раз наступаю на те же грабли.

– У нас даже где-то остались новогодние фотографии, где Марья везде лысая и хмурая.

– А вы бы довольны жизнью были, если бы на утреннике оказались единственной лысой снежинкой? – чувствуя, что сижу красная как рак, и вовсе не от жары, огрызнулась я.

– А я специально на лысо брился, чтобы отца позлить. – попытался разрядить обстановку Егор.

Я послала ему полный благодарности и облегчения взгляд.

– А я, наоборот, с хвостом ходил на зло родителям. – подхватил Алексей.

Плавно беседа ушла в сторону от позорящих меня воспоминаний, и я смогла и дальше наслаждаться ужином в кругу семьи. Причем, к мужчинам я за последнее время так привыкла, что тоже начала считать их за своих, не взирая на некоторые сложности с Егором.

Наслаждалась вечером я ровно до того момента, как маме не пришло в голову спросить про Димку, о котором я успела успешно позабыть, во многом благодаря истории с пропавшим кошельком и ее последствиям.

– Маша, а что же Дима не пришел?

– Дима? Ээм, ну, он не смог? – из-за растерянности мой ответ больше смахивал на вопрос.

– Странно. – протянула мама. – Раньше он всегда мог найти для нас время. Вы что, поссорились?

– Нет. – у меня было ощущение, что подо мной не стул, а раскаленные угли.

Смотреть маме в глаза было тяжело. Я почувствовала, как пылают мои уши, и пожалела, что не распустила волосы – теперь все могут видеть, что я вру. Но мы ведь и правда не поссорились, мы расстались!

– Что-то ты темнишь, дорогая. – прищурилась маман, давая понять, что эта тема не закрыта.

Егор, видимо, устав наблюдать, как я в течение вот уже почти недели пытаюсь устоять на краю обрыва, выдал:

– Насколько мне известно они расстались.

Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы: Бах! и за столом повисла оглушающая тишина, все в неверии уставились на меня, а я – на Соболева. Как он мог так со мной поступить!

– Это правда? – мамины ледяной тон и взлетевшая бровь пугали до колик в животе.

– Да. – глухо ответила я, уставившись в раскрытые ладони.

– Прекрасный подарок к празднику, вы так не считаете? – обвела она всех присутствующих взглядом и остановила его на мне. Ни один мускул не дрогнул на ее прекрасном лице.

Точно так же мама смотрела, когда выяснилось, что я уже несколько месяцев как учусь в другом универе и на другой специальности.

– Хотя, чего еще можно ожидать! Как только у Маши в жизни все налаживается, она решает, что так не интересно, и рушит все подчистую, с азартом принимаясь строить, как те самые коммунисты, новую, лучшую жизнь. Да, Маша?

Отвечать маме, когда она находится в таком настроении, опасно, поэтому я промолчала.

– Может не надо так строго. Уверен, у ребят были на то причины. – Алексей пытался деликатно, как мог, спасти ужин, но тот, как тонущий Титаник, уже был безнадежен.

– Причина тут только одна, – не дала ему шанса мама. – Ветер в чьей-то голове и полное отсутствие какой бы то ни было ответственности.

– Женя. – покачал папа головой.

– Да что, Женя! – наконец взорвалась мама. – Мне просто интересно, она бы себя так же вела, не будь у ее родителей столько денег, а у нее столько возможностей заниматься чем попало! Если хочешь знать мое мнение, то некоторым присутствующим здесь слишком легко и привольно живется!

От несправедливости маминых слов из глаз прыснули слезы.

– Это тебе, мама, слишком легко говорить! Ведь это не ты, зайдя в комнату, обнаружила голозадого жениха, задорно скачущего поверх какой-то девицы. – давясь слезами, оправдывалась я. – Конечно, мне надо было понять его и простить, лишь бы всех вас не расстроить! Только вот жаль, что вам все это не интересно.