Закатив глаза, Нина отложила телефон.

– Он разозлится, когда узнает, – пожурила она миссис Гомес. – Второй раз мне это с рук не сойдет.

– Я уже ему звонила – без толку. – Соседка вздохнула. – Глаза б мои не видели еду из микроволновки… – Женщина поморщилась, словно речь шла о токсичных отходах.

– Ого! – воскликнула Бьянка, заглянув Нине за спину, чтобы получше рассмотреть Шону. – Вас, случайно, по телику не показывали?

– Шона Джексон, – встав из-за стола, представилась женщина. – Да, вчера я снималась в вечерних новостях.

Полгода назад Нина с тяжелым сердцем узнала, что ее наставница покидает ФБР. Агенты обычно отправлялись на покой в пятьдесят семь лет, иногда задерживались до шестидесяти. Шоне же в пятьдесят два представилась возможность проявить себя в другой области, и она этот шанс не упустила. Большинство агентов, покинув Бюро, подавались в аналитику, консалтинг или в сферу безопасности. Их опыт, заработанный по́том и кровью, высоко ценился на рынке. Некоторым же, кто сочетал в себе талант и харизму, сам бог велел идти на телевидение и выступать экспертами в новостных передачах.

Несколько месяцев назад, когда все заголовки страны трубили о белых полицейских, стрелявших по безоружным чернокожим, журналисты завалили Шону просьбами дать интервью. Еще бы – афроамериканка, добившаяся самых больших высот за всю историю ФБР! Солидная должность и опыт в расследовании случаев нарушения гражданских прав внушали доверие к ее словам. А недавно один из крупнейших телеканалов нанял ее ведущим консультантом.

Миссис Го бросилась к Шоне и горячо пожала ей руку.

– Вы еще красивее, чем на экране!

Не успела та ответить, как раздался громкий стук. Стиснув зубы, Нина впустила очередного гостя.

– Hola, bonita! – воскликнул Хайме, благоухая «Олд спайсом». – Что стряслось?

– Плита… – От едкой парфюмерной отдушки у Нины заслезились глаза.

– Все четыре конфорки сломались? – спросил управляющий. – Или только одна?

– Это вам миссис Гомес расскажет.

Хайме оглядел кухню, и уголки его губ резко опустились.

– Hola, Хайме! – Бьянка помахала ему средним пальцем.

Мужчина сердито взглянул на Нину:

– Это уже ни в какие ворота, bonita. Ни в какие ворота.

– Значит, нашу плиту вы чинить не будете? – возмутилась Бьянка. – Мы готовим в микроволновке, Хайме! Только представьте, – она понизила голос, дабы передать весь ужас ситуации. – Буррито из супермаркета! Да еще и в микроволновке!

Скривившись, Хайме буркнул:

– Ладно.

Он вышел вслед за миссис Го и ее дочкой, бормоча что-то вроде: «Pinche^[18] плита!»

Нина закрыла за ними дверь.

– Мне нравятся твои соседи, – едва сдерживая смех, заметила Шона.

– Ты и с половиной незнакома! – Нина улыбнулась. – Живу будто с оравой чудаковатой родни.

– Давно бы уже сняла квартиру где-нибудь в центре… Средства-то позволяют, – проворчала Шона и, спохватившись, добавила: – Только не обижайся.

В ответ Нина рассмеялась:

– На что тут обижаться? Мне здесь нравится. В похожих квартирках я провела все свое детство.

Она не стала упоминать, что намеренно выбрала латиноамериканский квартал, дабы не утрачивать связь с земляками. Проведя детство в приемных семьях, Нина порой тосковала по своим корням. Чтобы примириться с этим, она изучала в школе испанский язык, а также общалась с гватемальцами, пуэрториканцами, сальвадорцами, перуанцами, мексиканцами и колумбийцами.

Переехав в нынешний дом, она познакомилась с миссис Гомес – чилийкой по происхождению, отчасти заменившей ей приемную мать. Женщина рассказала Нине много полезного о кулинарии и, конечно, о чилийском вине, которому, по ее словам, «французское пойло в подметки не годится». Впрочем, Нина сомневалась, что соседка пробовала французское вино.

Нарезая лазанью, Нина вернулась к изначальной теме разговора:

– Ты, кажется, хотела поговорить о Джеффри Уэйде?

Улыбка исчезла у Шоны с лица.

– Когда тебя принимали в академию, Уэйда временно отстранили от работы в ОПА.

Это еще мягко сказано. Одни говорили, что он нашел утешение на дне бутылки, другие – что похудел на 30 фунтов^[19], хотя и так гремел костями, а по мнению некоторых, часть отпуска профайлер провел в психушке. Нина во всем этом сомневалась – тем не менее репутация Уэйда пострадала ощутимо.

Шона задумчиво смотрела в одну точку, собираясь с мыслями. Нина ее не торопила, молча раскладывая ароматную лазанью по тарелкам.

– Есть еще одна причина, отчего Уэйд не хотел, чтобы тебя приняли в Бюро. Кроме меня, об этом мало кто знает.

Предчувствуя неладное, Нина тяжело опустилась на стул.

– У Джеффри была младшая сестра, – вздохнула Шона. – В четырнадцать лет девочку похитили. Полицейские нашли ее через несколько дней. Физически она не пострадала, однако…

Нина уставилась на свои руки. Она давно гадала, почему Уэйд, устроившись в отдел поведенческого анализа, занял относительно новую на тот момент должность, связанную с преступлениями против детей. Теперь она знала ответ.

– Что случилось с его сестрой?

– В двадцать лет она приняла смертельную дозу таблеток, – качнув головой, ответила Шона. – Если верить Джеффу, она так и не оправилась от потрясения.

Так вот в чем дело.

– Он решил, будто и я закончу так же! – ни капли не сомневаясь, воскликнула Нина. – А работа в ФБР меня к этому подтолкнет!

Шона примирительно подняла руку.

– Представь себя на его месте. В Бюро приходит новенькая, пережившая нечто похуже, чем иные жертвы преступлений, которыми занимается его отдел. А тут еще сестра…

– Выходит, я виновата в том, что не опустила руки и стала копом? – Нина указала вилкой на Шону. – Я ведь четыре года проработала в полиции, прежде чем пошла в ФБР!

– Уэйд просто тебя оберегал. – Шона отрезала кусочек лазаньи.

– Скорее не хотел подтверждать, что я психически здорова. Вдруг лет через пять я слечу с катушек, а на бумажке – его подпись! – Нина насмешливо фыркнула. – Он еще хуже, чем я думала.

– Дело не только в этом… – Немного замявшись, Шона продолжила: – В твоем досье говорилось, что с тобой бывает… непросто. Ты не всегда ладишь с окружающими. Даже трудясь в полиции, ты предпочитала действовать в одиночку. У нас в Бюро так не принято.

Нина не нашлась с ответом. Она ненавидела секретные досье. Всю ее жизнь раскладывали по папкам чуть ли не с самого рождения. Если ты – обычный ребенок, никто не записывает каждый твой шаг, каждый нюанс твоего поведения. Другое дело – дети из приюта. На тех, кого считают «трудными», заводят самые подробные досье.

– Как я уже рассказывала, Уэйд был моим напарником в ОПА, – сменила тему Шона. – Но кое-чего ты не знаешь. Когда меня повысили и перевели в другой отдел, мы с Джеффри какое-то время… встречались.

– Стоп… Что? – Нина не могла представить эту парочку вместе.

– Я же говорила – тогда он был другим. – Шона прожевала кусочек лазаньи, раздумывая, все ли стоит рассказывать. – Когда ты устраивалась в ФБР, мы с Уэйдом уже расстались. Тем не менее он знал, что это я уговорила тебя подать заявку. В общем, Джеффри сообщил мне, что не поддержал твою кандидатуру. – Шона нахмурилась. – И тогда я обратилась напрямую к директору.

– Знаю, – кивнула Нина. – Некоторые коллеги тоже знают и до сих пор считают меня твоей протеже. Уэйд, наверное, тоже.

В комнате витали ароматы тмина и жареного лука. Шона положила вилку на край тарелки и, прищурившись, взглянула на Нину.

– Я вмешалась, потому что Бюро нужны такие как ты. Как мы.

Нина молчала, и Шона с горячностью продолжила:

– Большинство сотрудников ФБР – белые мужчины. Когда я начинала, они едва ли воспринимали женщин-агентов всерьез. Представь, как сложно пробиться женщине, да еще и темнокожей! Я, как и ты, трудилась не покладая рук, чтобы убедить всех, кто меня недооценивал. Бралась за самую дерьмовую работенку, вызывалась на дерьмовые задания, таскала дерьмовое снаряжение… Я все стерпела, ведь моей целью была должность, которая поможет расчистить дорогу другим. Я прошла этот путь ради тебя и не стану за это извиняться! Ни перед тобой, ни перед кем-либо еще! – закончила она, тяжело дыша.

Прежде Шона не рассказывала, как начиналась ее карьера. О дискриминации и стеклянном потолке, о который она не раз билась головой по дороге к успеху.

– Я даже не подозревала, каково тебе пришлось, – прошептала Нина. – Спасибо за все.

Примирительно кивнув, Шона продолжила:

– Я сказала директору, что мы не должны вменять тебе в вину твои стойкость и выдержку. К тому же ты четыре года проработала в полиции, и в твоем личном деле – ни одной жалобы. – Она вновь взяла вилку и пронзила лазанью на тарелке, словно та ее чем-то обидела. – А затем пришлось прибегнуть к последнему средству. – Опустила глаза. – Директор знал, что раньше мы с Уэйдом служили в одном отделе, и я поставила вердикт Джеффри под сомнение. Мол, как бывший психолог-криминалист, я подозреваю, что на его решение повлияли проблемы личного характера.

– Черт…

– Я обвинила в некомпетентности напарника – мужчину, которого когда-то любила и за которого переживала всей душой, – потому что поверила в тебя, Нина. – У Шоны в глазах заблестели слезы. – И я поступила бы так снова… Ведь это правильно.

– Тяжело тебе пришлось. – Смутившись, Нина протянула руку и сжала ладонь наставницы. – И как отреагировал директор?

– А что он мог сказать? Последние записи в личном деле Уэйда говорили не в его пользу. Из-за нестабильного состояния его временно отстранили от работы в ОПА. А ты, напротив, показывала образцовые результаты. Баллы на вступительных тестах были близки к максимальным. Допрос на полиграфе не выявил лжи – лишь недосказанность по нескольким пунктам, что, по мнению Уэйда, объяснялось пережитой травмой. Да и твои успехи в крупном отделении полиции говорили сами за себя. В общем, – заключила Шона, – директор одобрил твою кандидатуру.

– Вот почему Уэйд так со мной держится… – Нину вновь захлестнула обида. – Он по-прежнему считает, что мне не место в ФБР!

– Прости за эти откровения, но раз уж вы теперь напарники…

– И как мне работать с Уэйдом, если я ему не доверяю?

– Так и работать, – вздохнула Шона. – Конечно, можешь отказаться, но если все-таки продолжишь – теперь, по крайней мере, тебе известен расклад.

Подумав, Нина с предельной ясностью поняла, что этот расклад ей давно уже привычен: она – одна.

Платой за допуск к самому важному расследованию в ее карьере станет партнерство с агентом, который чуть не помешал ей работать в Бюро. «Так нечестно», – хотела сказать Нина. Но говорить не стала. Они с Шоной понимали это без слов.

Под пристальным взглядом наставницы Нина произнесла:

– Если мне дают выбор: принять бой или отсидеться в сторонке, – я сражаюсь. Всегда.

Глава 7

Центральный бойцовский клуб «Стальная клетка», Вашингтон, округ Колумбия

Внимательно осмотрев рассечение над левым глазом, боец, известный под прозвищем О́дин^[20], взял иглу и проколол ею край рваной раны. Боль нахлынула раскаленной волной – чтобы проверить его на прочность, затравить, одолеть. Не поддавшись, Один протянул хирургическую нить сквозь распухшую плоть.

– Твою ж мать! – выругался позади Соррентино. – Ты и правда ничего не чувствуешь?

Вглядываясь в надтреснутое зеркало, Один проталкивал иглу сквозь противоположный край раны, наблюдая, как вздувается кожа под напором металлического кончика.

– Я все прекрасно чувствую. – Он потянул за нить, стягивая кромки рассеченной плоти. – Просто держу себя под контролем. Сам решаю, реагировать или нет. – Он снова проткнул кожу стальным острием. – Я сам себя укрощаю.