Его взгляд падает на мою татуировку, всё, сейчас подумает, что я вообще зэчка какая-нибудь. Всё это время татуировка сильно чесалась. Но он промолчал.

– Я просто, извините, это единственный дом, который попался мне на пути, было не заперто, я и вошла, – пытаюсь объяснить я. – Уберите свои руки, что вы себе позволяете!

Вырываюсь и пытаюсь убежать. Где же тут выход? Странный дом. Я на улице, куда бежать? Туман стал рассеиваться. Перед домом стоял «москвич»-кабриолет. Старый, но новый, то есть таких уже не производят больше 50 лет, но выглядел он как новенький. Мне даже стало любопытно: как можно было сохранить автомобиль в таком состоянии? Или это его так от реконструировали. Тут из дома выходит этот тип.

– Гражданочка, вам некуда бежать. В округе здесь только мой дом. Не знаю, как вы вообще сюда дошли и с какими целями. Красть у меня особенно нечего. И одежда у вас странная. Откуда у вас это кольцо?

– Шла на работу и увидела на асфальте, решила найти хозяина. А тут так – раз! – и никого вокруг, только туман. Я надела, чтоб не потерять. Что у вас за одежда странная? Вы вырядились как на ретропарад и даже дом обставили винтажненько. У вас что, бзик на это? Машина прикольная, и что ездит даже?

– Я вас не могу понять: вроде бы по-русски говорите, а слова непонятные. Вы что, шпионка? Из какой страны? Я уже давно не работаю в правительстве. Нечего с меня взять и рассказать тоже. Чем вам моя машина не понравилась? Ездит, конечно. Она новая, купил полтора года назад.

– Ретромобиль ничего такой, у всех свои тараканы.

– Что такое «ретро»? Мой автомобиль совсем не ретро.

– Ну как сказать… Ретро – значит старинный.

– Он совсем не старый, его недавно изобрели.

До чего же странный тип!

– Странный вы какой-то.

– Да и вы странная, гражданочка.

– Перестаньте меня так называть, у меня имя есть. Что вы как будто в Советском Союзе остались? Вы вроде бы молодой ещё.

– А мы где, по-вашему, находимся?

– В России, вообще-то. Вы должны знать, что СССР распался уже давным-давно.

– Вы бредите, вам к врачу надо, наверное, у вас температура.

– Да ничего я не брежу, всё у меня нормально.

– Вы знаете, какой сейчас год?

– 2019-й.

– Шутить изволите, фантастики перечитали? Вообще-то, сейчас 1952 год.

– Это вы издеваетесь! Думаете, я в это поверю? Чушь какая. Вы что, сумасшедший? Это какой-то розыгрыш? Историческая реконструкция? Здесь кино снимают?

Он открыл дверь машины и достал газету. С виду газета новая, датированная 21 июля 1952 года. Ну это же тоже можно подделать, мало ли кому захотелось разыграть. Выпустить газету с любой датой и новостями того года не проблема, сейчас даже подарки такие делают имениннику – дарят газету с его фотографией и статьей о нём, датированную датой его рождения.

Видя моё недоверие, мужчина повёл меня в дом и включил радио.

– Нет, ну этого не может быть, так не бывает.

Зазвонил телефон, не мой, не мобильный телефон, а такой массивный, с барабаном.

Мужчина взял трубку.

– Да, здравствуйте! Да, буду, – положил трубку. – Так что же мне с вами делать? Больная вы или нет, я не могу решить. Поедете со мной, после разберёмся, кто вы и что происходит. А кольцо мне отдайте, оно принадлежит нашей семье.

– А чем докажете?

– На обратной стороне есть надпись на санскрите «Измени мир जगत्परिवर्तस्व».

– Так это санскрит, а я подумала арабский.

– Много будете думать, скоро состаритесь.

Я находилась в ступоре, во что-то такое сложно поверить, и поэтому согласилась. Другого ничего не оставалось. Села в машину.

Сказать, что поездка была комфортной, не могу: это было ужасно, на «жигулях» мягче ездить. Мы всё время подпрыгивали на кочках и выбоинах.

После того как мы проехали несколько километров, начали появляться дома. А потом и городские постройки, на вид я всё же могла определить, что это Петербург. Наверное, для этого мужчины это Ленинград.

Всё как на фотографиях, только цветное. Машин мало. Зелено везде, людей много.

Неужели всё правда и я как-то очутилась в прошлом? Вот так, без всяких машин времени, загадывания желаний? И что мне здесь делать, как вернуться домой? Была бы машина времени, было бы понятно как, а тут… Я не хочу здесь оставаться. Никогда не любила историю и прошлое. И тем более такое прошлое – Сталин вроде бы ещё не умер. Да меня вообще могут куда-нибудь сослать, в концлагерь или что там у них. А ещё хуже в психушке запрут и делать трепанацию черепа будут, что там ещё делали в те времена.

Мама ещё не родилась.

Вот куда этот мужик меня везёт? Вдруг он мне всё наврал, чтоб я в машину села, а сам везёт меня в полицию или милицию, что там у них тогда было. Или вообще в КГБ. Тогда уже – или «сейчас» в данной ситуации надо говорить – был или не был КГБ? А вообще, почему он живёт так далеко от людей, как отшельник какой-то? Н-да, влипла. Ладно, будем действовать по ходу событий, всё равно выбора нет. Бежать – так куда?

Мы ехали по Невскому проспекту, повернули на Литейный проспект.

Ага, точно везёт, наверное, меня в КГБ. Или его всё-таки тогда ещё не было?

Останавливаемся около Мариинской больницы.

– Сиди здесь, никуда не выходи! Уж очень ты необычно выглядишь, ярко слишком, у нас так не одеваются, забрать могут куда-нибудь.

Эта фраза меня, конечно, обнадёжила, но что он себе позволяет?! Выгляжу я ему плохо, умник!

Его довольно долго не было. Мне хотелось всё вокруг рассмотреть, но между тем не привлечь к себе внимания. Всё вокруг не чёрно-белое, как воспринимается прошлое по фотографиям. Больница, судя по вывеске, тогда называлась не Мариинской, а имени Валериана Куйбышева, был такой революционер и политический деятель.

По Литейному прошёл трамвай, было бы неплохо на таком прокатиться. Да, бесплатная экскурсия в прошлое, была бы она ещё и безопасная с гарантией возврата обратно. Но меня никто не спрашивал.

– Как дела? Я не очень долго?

Я подпрыгнула и ударилась головой, так засмотрелась на всё вокруг, что не заметила возвращения моего гида по этому миру. Как его зовут хотя бы?

– Всё хорошо, засмотрелась на всё вокруг, я привыкла это видеть на чёрно-белых фотографиях, а тут всё цветное. Как вас зовут? Вы забыли представиться.

– Николай. Как вас зовут, я помню – Саша. Да, неудобно как-то получилось, вы мне сразу представились, а я нет.

– Очень приятно.

– А можно увидеть ваш паспорт? Или в вашем 2019-м их уже нет?

Достаю свой паспорт, благо он у меня всегда с собой. Он его рассматривает, ухмыляется.

– А Нижегородская область этого где?

– Здесь она Горьковская.

– Вот как? Любопытно! Ты есть хочешь? Давай на ты, так проще. Я умираю с голоду, сейчас заедем в продуктовый магазин и поедем обратно.

– Окей.

– Что?

– Да, хорошо, я тоже есть хочу.

– Что тебе купить? Может, чебуреков или пышек?

– Пышек, я не ем мясо.

– О, как. Что так?

– Не хочу никого убивать.

– Ты же не собственноручно убиваешь, а перед тобой всего лишь жареное, вареное или запечённое мясо.

– Это как заказное убийство получается, я так не хочу.

– Понятно. Я себе чебуреков куплю, а тебе пышек. Сиди в машине, я быстро.

Я осталась в машине, разглядывая местность, куда мы подъехали. Город, похоже, только начал восстанавливаться после войны. Всё выглядело серым, людей было мало, как, впрочем, и магазинов. Интересно, что есть в магазинах? Как принято одеваться? Да, я слишком ярко выгляжу в своём платье с кошечками. И ткань, наверное, тогда ещё такую не делали. Да и мои кроссовки вообще никуда не годятся. Ну ладно, пускай привыкают.

Как назло, день выдался прохладным.

Вернулся Николай, принеся два завёрнутых в бумагу свёртка и ещё кучу баранок, сцепленных верёвкой. Моему восхищению не было предела. Он сел в машину и протянул мне один свёрток. Я развернула, а там пять горячих, жирных, ароматных пончиков, хорошо присыпанных сахарной пудрой.

Я родилась не в Петербурге, поэтому жареные колечки из дрожжевого теста я называю не пышками, а пончиками. А ещё поребрик бордюром, батон вместо булки.

Оказывается, я так проголодалась! Кусаю пончик, какой он вкусный, в меру жирный, вовсе не противный, как иногда бывает, когда он слишком пропитается жиром. И много сахарной пудры, пончик без пудры – это не то, а вот когда на нём её много, вот это вещь.

В этот год, кажется, были первые Олимпийские игры, в которых участвовали советские граждане, если я не ошибаюсь, в Хельсинки, и они как раз сейчас должны проходить.

– А сейчас в Хельсинки проходят Олимпийские игры, да? Где мы участвуем первый раз.

– Да. Наши футболисты сыграли вничью с югославами, завтра переигровка.

Мы вернулись в его дом. Он включил радио, там как раз вещали об Играх. Сели ужинать.

– Тебе чай с сахаром или без?

– Без сахара.

Раз здесь ничего кроме чая нет, придётся пить его. Николай поставил перед мной огромную кружку. Беру пончик и запиваю его чаем. Не люблю чёрный чай, тем более без добавок, но здесь он был какой-то особенный, может быть, обстановка была другой. Чай показался таким вкусным и ароматным, что хотелось выпить его до конца, с пончиками это было самое то.

– Расскажи о будущем. В каком году ты живёшь?

– 2019-й. Год Свиньи.

– Что? Какой свиньи?

– По китайскому календарю.

– Вы живёте по китайскому календарю?

– Нет, просто в Китае каждый год какого-нибудь животного, всего их 12, и каждые 12 лет они повторяются. Там ещё определённого цвета. Например, 2019 год – это год Жёлтой Земляной Свиньи.

– А такие бывают?

– Думаю, что нет, но так просто совпало. И оттого, чей год, определяется, что он несёт с собой. Что может произойти или случиться. Это, конечно, сейчас воспринимается как развлечение, в древности к этому относились очень серьёзно.

Весь вечер, до поздней ночи, я рассказывала про свой мир, свою страну, чуждую для него. Наверное, очень сложно понять и принять всё, что я рассказала, при его советском воспитании, пропитанном идеологией. Даже многие живущие в моё время люди не смогли до конца принять и понять те изменения, которые происходили в стране за последние 30 лет. А здесь за несколько часов я человеку весь мир меняю.

Я заснула, а он, наверное, ещё долго сидел в своей комнате.

Утро было солнечным и, как всегда, по-петербургски ранним. Даже здесь я проснулась, как обычно, в 4.45, хотя мне не надо было гулять с собакой. Многолетняя привычка выработалась у меня просыпаться в это время, даже когда рядом не было собаки.

Я посмотрела на телефон: зарядка в нём ещё была, и время он показывал. Как это приятно ощущать частичку своего прошлого, такого далёкого здесь. Выхожу на крыльцо, опять туман, ничего не видно, машина с трудом просматривается. Как видно, Николай ещё крепко спит.

У меня было время на то, что я привыкла делать по утрам. Немного размявшись, села на крыльцо и закрыла глаза, попыталась войти в то состояние, когда чувствуешь каждой клеточкой всё, что происходит вокруг, и то, что происходит внутри. Кровь бежит по венам, не останавливаясь, сердце стучит, всё работает чётко и слаженно, мысли улетают, как будто утекают вниз по телу, в голове лёгкость от этого. Чувствуешь, как ветер обдувает голову, и ты здесь и сейчас, не в прошлом, не в будущем – в настоящем.

До конца июля мы рассказывали друг другу про наши миры, много ездили. Он показывал, как было, я рассказывала, как изменилось это в моё время. Для меня это было как поход в музей, правда, слегка затянувшийся. Иногда мы общались как будто на разных языках. Мне приходилось объяснять смысл моих слов, мысли тянулись к компьютеру узнать значение слова.

Я много рассказывала про компьютеры, роботов, сотовые телефоны.