– Ты спала! – обиделась Киса. – Это фотопопа, причем два раза. Демонстрация неуважения ко мне и Генри! Не ущипни я тебя, ты легко могла бы свалиться с кресла на пол. Такое поведение уже даже не фотопопа, а прямо фотопопища!

Мне стало стыдно.

– Прости, дорогая, честное слово, это случайно получилось. Но я все прекрасно разглядела!

– Мы же возьмем набор? – прошептала Киса.

Я открыла папочку, которую мне вручил «дворецкий», увидела цену комплекта и закашлялась. Когда приступ кашля удалось купировать, я прошептала:

– Кисуля, нам это не по карману!

Девочка взяла у меня прайс и перелистнула страницы.

– Дорогая маман, ты выбрала набор из чистого серебра с драгоценными камнями. Но комплекты у них разные. Смотри, этот без украшений.

Я покосилась на цифру.

– Уже лучше, но все равно жуть.

Киса закатила глаза.

– Мрак и туман! Так говорить невоспитанно и неинтеллигентно. «Жуть» – лексикон извозчиков. Настоящая княгиня скажет… э… э… Ну, по-другому как-нибудь. Ты изучи все, что Генри дал.

Но я уже сообразила, что товары в каталоге представлены как обычно: сначала самые дорогие вещи, а потом те, что подешевле. Я быстро перелистала брошюрку и наткнулись на «Прекрасное предложение для рачительных, правильно воспитанных княгинь, умеющих экономно использовать семейный бюджет». Этим дамам предлагался набор из прочной экологически чистой пластмассы с покрытием, имитирующим серебро. Я молча рассматривала фотографии. Ну и почему за сию пластиковую фигню столько требуют?

– Это вовсе не пластиковая фигня, – обиделась Киса.

Я удивилась.

– Что, дорогая?

– Ты сказала: «Почему за пластиковую фигню столько требуют?» – повторила малышка. – Ну… хорошо… давай ее не покупать… я попрошу, чтобы меня исключили из чаепительного списка.

Я опешила, надо же, я выразила свое недоумение вслух, но теперь у меня новая проблема.

– Прости, милая, не понимаю. Чаепительный список?

– У нас вскоре состоится выездной урок, – зачастила Кисуля, – сейчас в институте занимаются три молодые княгини. Себя я не считаю. Мы будем тянуть жребий. И все пойдут на чаепитие к тому, кто выиграет. Сначала угостимся, потом разберем ошибки, которые совершили. Это пракатическое занятие.

– Практическое, – поправила я.

– Практическое, – прошептала Киса, – пойдем домой! Я добровольно выйду из чаепительного списка.

Мне стало жалко малышку.

– Послушай, мы забыли про двадцать процентов скидки!

– Точно! – подпрыгнула девочка.

Я нажала на кнопку, «Бэрримор» в ту же секунду возник в комнате.

– Рад, что вы приняли решение.

– Сорок процентов скидки, подарок, и мы берем этот набор, – заявила девочка, тыча пальцем в каталог.

– Ангел мой, это невозможно, – расцвел в улыбке Генри, – двадцать!

– У вас покупателей вообще нет, – вкрадчиво сказала Киса, – мы одни. Если уйдем, вы ничего не продадите. Влетит вам, наверное, от хозяина.

Генри прикусил губу.

– Двадцать два процента.

– Отличное предложение, – обрадовалась я и получила тычок от Кисы, которая продолжила мою фразу:

– Правильно, Лампа, отличное предложение для того, чтобы немедленно уйти. Пошли.

– Двадцать пять, – быстро добавил «Бэрримор».

– Думаю, это… – начала я.

– Настоящая обида для маман, – живо договорила Киса, – уходим! Вы совершили ужасную фотопопу!

– Двадцать шесть, – предложил Генри.

– Пожалуй, мы… – завела было я.

– Поедем в другой магазин, – отчеканила Киса и наступила мне на ногу.

Я поняла, что мне лучше замолчать и просто наблюдать за торгом.

Ушли мы через час, унося коробку с гранднабором для завтрака.

Всю дорогу до дома Кисуля ликовала в машине.

– Пятьдесят процентов! Лампуша! Мы купили роскошный, восхитительный, самый прекрасный, наилучший…

Девочка задохнулась от восторга и замолчала.

– Я понятия не имела, что ты умеешь торговаться, – с запозданием удивилась я.

– Впервые попробовала, – выдохнула Киса, – я видела программу по детскому телевидению. Там один мужчина объяснял, как надо себя вести девочке на рынке, чтобы купить все самое лучшее за полцены. Главное – применить правило Тофика и Фанди. Оно такое: если тебе нужно кого-то переспорить, спорь, пока язык не отвалится! Вот я и старалась.

– Кто такие Тофик и Фанди? – только и смогла спросить я.

– Неужели ты не смотрела мультик «Инопланетная хрень и все ее друзья»? – изумилась Киса.

– Навряд ли воспитанная юная княгиня может произносить слова «инопланетная хрень», – укорила я Кису.

– Это название, – возразила девочка.

Я молча свернула в переулок. Интересно, кому пришло в голову дать анимационной ленте такое название? «Гуси-лебеди», «Красная шапочка», «Али-Баба и сорок разбойников», «Приключения Незнайки»… и вдруг – «Инопланетная хрень и все ее друзья»! Не знаю, как вам, а мне не хочется заводить знакомство с этой хренью.

Глава девятая

Рано утром мы вместе с Мишей Вуколовым съехали со МКАДа и через пару километров свернули на шоссе, которое вело в деревню Горяево. Но когда мы въехали в нее, стало понятно: населенного пункта, в котором жил пропавший мальчик Сережа Кабанов, больше не существует. Жители продали свои избы и разъехались. На месте срубов возникло несколько коттеджных поселков, не самых фешенебельных, но и не дешевых. Дом Джейн стоял особняком у самого леса, который, как ни странно, никто не вырубил.

Припарковавшись у высокого сплошного забора, мы нашли калитку и позвонили в домофон. Никто не ответил. Я замерла. Может, Евгения спит? Вчера вечером Костин договорился с ней, она дала согласие на сдачу анализа ДНК, но сказала:

– Все за ваш счет, у меня нет денег ни на анализ, ни на дорогу в город. Еле до пенсии дотягиваю.

И сейчас перед нами стоит задача взять у Евгении защечный мазок. Миша будет орудовать ватной палочкой, а я должна снять видео процесса.

– Результат анализа, который добыт таким образом, можно легко оспорить, – предупредил нас Макс, – но мы же в суд не пойдем. Просто нам нужна информация. Если Джейн мать Сергея, то это одна история, если нет, то другая. Заодно походите там по местности, вдруг что-то интересное разведаете.

– И куда Кабанова подевалась? – удивился Миша. – Вчера обещала сидеть дома.

– Может, она спит? – предположила я. – Или в магазин отправилась.

– Так у нее денег нет, – хмыкнул Вуколов.

– Все у Джейн есть, – отмахнулась я, – Энтин же объяснил – у нее синдром Гобсека. Смотри, какой большой дом. Если ты живешь на пенсию, тебе даже на оплату электричества в таком особняке не хватит. Давай пройдемся по округе, поговорим с местными.

– Да тут вокруг только заборы, – вздохнул Вуколов, – ворота закрыты, нас охрана не пустит. Аборигенов здесь давно нет. Сомневаюсь, что обитатели коттеджей слышали про Кабанову.

– Вон там дорожка, – не успокаивалась я, – надо посмотреть, куда она ведет.

– Да никуда, – зевнул Миша.

– Если протоптали тропинку, то по ней определенно кто-то ходит, – не сдалась я, – вдруг там магазин? Мы войдем, а у прилавка Джейн стоит.

– Сходи одна, а? – попросил Вуколов. – Умираю, спать хочу. Настена сегодня всю ночь зажигала, у нее зубы режутся. Я ее тряс, тряс, да все впустую. Сбегай одна, пожалуйста! Я пока в машине подремлю. Утро на дворе, светло, тепло, птички поют, солнышко светит. Чудесная погода… Никакой опасности для девушки-красавицы нет.

Я поежилась.

– Да уж. Тепло, прямо жарко, минус два-три, наверное, с неба «крупа» валится. Ветер с ног сбивает. Ладно, посмотрю, что там, и вернусь.

– Спасибо тебе огроменное, – обрадовался Вуколов и полез в джип.

Я натянула капюшон и пошла по тропинке.

Сначала дорожка была узкой, потом расширилась, привела меня на пригорок, резко свернула направо, и я увидела несколько старых домов, в окнах которых горел свет.

Я обрадовалась. Лампа, ты молодец, правильно сообразила! Вот она, часть Горяева, которая дожила до новых времен! Определенно ее жители знают Джейн, возможно, расскажут мне нечто интересное, объяснят, куда она подевалась с утра.

Я приблизилась к первому дому и постучала в дверь. Тишина. Пришлось снова постучать. Снова никакой реакции. Я посмотрела на часы. Уже одиннадцать! Говорят, сельский люд встает с рассветом, и свет в доме горит. Почему никто не откликается на стук? Ладно, пойду попытаю счастья в другом месте.

Я вздохнула, повернулась спиной к двери, хотела уже сделать шаг, и тут раздался голос:

– И кто ко мне пришел? Кто пендельтюр шатает?

Женщина говорила ласково, потом дверь приоткрылась, и из-за нее на меня выплеснули массу ледяной воды.

– Мама! – взвизгнула я.

Дверь распахнулась настежь, я увидела женщину в теплом халате, она держала в руке пустое ведро.

– О господи! – ахнула незнакомка. – Вы человек!

– Ну да, – простонала я и затряслась от холода.

Тетушка бросила бадейку.

– Заходи скорей, сейчас тебе полотенце дам, чаем напою! Уж прости дуру старую! Достала нахалка всех! Ходит, по сараям шарит, яйца у кур тащит, а то и несушку сопрет.

Продолжая причитать, хозяйка втащила меня в сени.

– Снимай куртку, сейчас живо ее высушу. И свитер стаскивай. Не конфузься, я медсестра, всего навидалась, ничему не удивляюсь.

Минут через пятнадцать я, завернутая в огромный байковый халат, сидела на кухне и пила чай, который цветом напоминал отвар сена.

– Прости бабку глупую, – каялась хозяйка, – лиса к нам повадилась. Наглая! Хитрая! Ночью орудует, тащит все, что хочет. Сейчас я услышала стук. Ну кто сюда придет? Наши двери открывают без предупреждения, мы тут всю жизнь провели, то ругаемся с соседями, то обнимаемся. Родственниками стали. А чужие здесь не ходят. Поселки построили, там живут люди с достатком, наши, слава богу, все на работу к ним устроились. Уходят рано. К семи уже на службе, кто у кого чем занят. А я в местной больнице медсестрой работаю, сутки через двое. Вчера отпахала, сегодня балдею. Слышу, значит, стук. И кто колотится? Соседки давно людям полы трут, дороги метут. Что за ирод во дворе шарится? Так лиса же! Зараза! Уже утром пришла. Ну, думаю, сейчас выдам тебе! Получишь душ ледяной. И плесканула на крыльцо. И вон чего вышло! Ты вообще кто?

– Евлампия, – представилась я, – но меня лучше звать Лампой. А что такое пендельтюр? Вы сказали: «Кто пендельтюр шатает».

– Имя у тебя, как у поповны, – ухмыльнулась хозяйка, – а я Олимпиада. Если коротко – Липа. Пендельтюр – дверь, так моя бабушка говорила, она у немцев горничной служила. «Тюр» на ихнем языке – дверь. Ну а пендель понятно что.

– Вы, наверное, знаете Джейн, – продолжала я.

– Кабанову? – поморщилась собеседница. – А как же! Вон оно что! Вот никогда бы тебе не сказала! Не любительница я в чужие дела нос совать и поучать молодых не берусь. Папаша мой говорил: «Скорость звука самая на свете низкая. Мать чего-то в двенадцать лет детям внушала, а слова ее до нас дошли, когда нам уж за сорок перемахнуло». Уж я над ним посмеивалась. А ведь прав отец-то, он мне внушал: «Меньше о других сплетничаешь, крепче спишь, спокойнее живешь». Вот я никому ум в голову не запихиваю, но раз уж водой тебя умыла… посоветую. Уезжай-ка ты домой. Не связывайся с клопихой. Потом долго плакать будешь, да поздно!

– С клопихой? – повторила я. – Это кто?

– Да Джейн твоя – жена клопа! – воскликнула Олимпиада. – Слышала о таких насекомых? В постелях грязных живут, кусаются.

Глава десятая

– Знаю про кровососов, – улыбнулась я, – но с ними пока не сталкивалась. А почему вы так Кабанову называете?