Главный сделал жест, и маг напротив меня напал первым. Он использовал несложное заклинание, которое я развеяла порывом воздуха. Прежде, чем он решился на второе, я опрокинула его новой волной, мысленно встряхивая пространство, как тяжелое старое одеяло, а затем использовала один из приемов Тью, самый слабый. Коснувшись своих плеч сложенным крест-накрест руками, я плавно выпрямила их перед собой, словно раскрывая невидимый мешок, и мой противник дернулся, как будто подвешенный на веревке, а затем потерял сознание.

Колдуны вокруг меня зашептались, их ряды дрогнули, но волнение утихло, как только один из них подошел к телу и объявил, что их товарищ еще жив.

Бледнолиций не обращал на суматоху внимания, он не сводил с меня жадного взгляда. Заметив это, я замерла, чувствуя себя олененком под прицелом охотника.

Его болезненно красные глаза горели, как у похотливого юнца, а рот расплылся от предвкушения: то, что он только что увидел, насквозь проняло его истлевшую душу. Встретив этот взгляд, я, наконец, поняла, что означало это представление.

Они и не думали убивать меня – более того, моя жизнь в куда большей безопасности, чем чья-либо в этой зале. Старейшина скорее бросит против меня еще пару-тройку своих людей просто чтобы посмотреть, как легко я вытряхну из них жизнь, чем позволит кому-то причинить мне вред – по крайней мере, пока я не научу его этим фокусам.

Он называл себя Салтр, это имя казалось слишком зловещим, чтобы быть настоящим. Я узнала, что он создал клан Хранителей Жизни и десятилетиями совершенствовал свою технику, обучая ей немногих последователей, вместе они пили силы из других колдунов ради обретения могущества, но все, на что они его тратили, это поддержание клана и собственного бессмертия.

Повелитель жизни и смерти, как ни странно, заинтересовался фокусом с магией воды, и со временем я поняла, почему. Нарушить любую стабильную систему с помощью магии было непросто, или ты подстраиваешься под природные процессы, или ломаешь их ценой своих жизненных сил. Убить человека заклинанием – не каждый маг был способен на это, и дело не в морали, а в колоссальных усилиях. Эдвин мог валяться без движения неделю, просто развеяв проклятье, ломавшее человеческую природу, при этом и я, и он могли останавливать вышедшие из берегов реки и гасить лесные пожары, чувствуя после этого не больше усталости, чем от физического труда.

Салтр и его клан обращали жизнь в могущество и обратно с легкостью ребенка, играющего с водой и парой ведерок, но ни один из них не мог умертвить за мгновения, как Тью. Их пугало и завораживало то, с какой легкостью простое колебание стихии способно развеять по ветру пылающую бесценной энергией жизнь.

Салтр предложил мне быть их гостей и потратить немного времени на то, чтобы обучить его странной иноземной магии. Он не запрещал мне уходить и не заставлял меня остаться, однако я не обманывалась этой вежливостью: стоило мне возразить хоть единожды, и меня ждала участь оказавшихся внизу. Я знала свое место и была послушной пленницей.

Мы занимались примерно по часу в день, – едва ли в пещерах можно было уследить за временем. Я придерживалась тактики, которую в свое время использовал Эдвин, чтобы проводить со мной побольше времени. Я начинала с простейшего, разбавляя полученные от Тью знания рассказами десятков других магов воды, и каждый раз оставляла урок незавершенными, чтобы спустя время Салтр звал меня снова. Тогда я заканчивала объяснять старый трюк, и переходила к новому, который так же не успевала закончить.

На мое счастье, Салтр уставал очень быстро, и я точно могла рассчитать время, на которое его хватит. Со временем я стала подозревать, что он может быть вдвое, а то и втрое старше обычного человека, и силы, поддерживающие в нем жизнь, давно ему не принадлежали. Вот почему он так быстро выматывался.

Выходить и спускаться к ямам с пленниками мне не позволяли, однако по пещерам я могла перемещаться, как и когда захочется. Мне выделили келью убитого мной мага, кормили, давали одежду. Не только Салтр заинтересовался моими умениями, остальные колдуны тоже хотели научиться, но им, в отличие от старейшины, я могла отказать, а им приходилось принимать мои отказы. Стоило мне рассказать старику, что его приближенные хотят научиться убивать одним жестом, это вызвало бы у него никому ненужные подозрения. В связи с этим я заняла в клане неоднозначное, почти забавное положение.

Я была пленницей, нелепой ведьмой, играющейся со стихиями, в кругу вечноживущих вампиров. Они следили за каждым моим шагом из теней, но избегали преграждать мне дорогу. Их неиссякаемое высокомерие причудливым образом переплеталось с заискивающей улыбкой, а немая угроза с пугливой доброжелательностью. Никому из них не хотелось проверить мои таланты на себе, к тому же меня запрещалось трогать, пока я развлекаю Салтра. Но соверши я хоть один промах, и они разорвут меня без единого сожаления. Негласное перемирие, ненадежное, как водная гладь, но и я и колдуны делали все, чтобы не нарушать его.

Я избегала их попыток сблизиться, тем, кто пытался давить на меня, давала отпор, но только от одного из колдунов отделаться так и не смогла.

Его звали Сирил, бледный взъерошенный парень, чей облик, в отличие от остальных, еще хранил черты живого человека. Его кожа была не такой бледной, а глаза лучились мягкой зеленью южных болот. Единственный цвет, который выделялся из невыносимой серости пещер.

Он часто подкарауливал меня на пути к пещере, отведенную под столовую, или когда я бывала у подземного ручья. Возникая из ниоткуда, он усаживался рядом и делал вид, что хочет поддержать меня, помочь освоиться или вроде того. Он болтал со мной и неловко шутил, как будто мы были парой приятелей, встретившихся на прогулке. Его нелепые попытки вытянуть из меня секреты Тью ничем не отличались от хитростей остальных, но они в конце концов отступали, а он и не думал. Упорство, с которым он искал моего общества… в конце концов я увидела в нем возможность для будущего побега и решила принять его внимание.

– Ну что за нелепость! – смеялся Сирил, наблюдая, что я вытворяю с водой. По моему желанию струи отделялись от потока ручья, и носились по поверхности тройкой лошадей или обращались в дельфинов.

Я делала вид, что развлекаюсь, хотя на самом деле ходила к ручью, чтобы слушать воду. Чем дальше мне удавалось увидеть, тем ближе я была к тому, чтобы найти выход из пещер.

– Одри, это детские шалости, – говорил мой самопровозглашенный друг в черном балахоне. Он сидел рядом и болтал ногами, нелепо раскачиваясь всем телом. – С твоим талантом тратить время на стихии просто глупо! Настоящая магия намного интереснее и сложнее… Ты просто не захочешь возвращаться к такой ерунде, когда почувствуешь этот мир по-настоящему!

– Когда-то я тоже так считала, – проговорила я, вспоминая, как умоляла Эдвина научить меня чему-то серьезнее фокусов с водичкой. Позже мне впал шанс сполна ощутить металлический вкус «настоящей» магии, и больше она меня не прельщала. – Магия, о которой ты говоришь, не сложная и не интересная. Она беспощадна и жестока, и забирает волю, давая взамен лишь ложное чувство собственного превосходства над жизнью. Стихии – твои союзники, вы живете в одном мире и питаетесь силами одной природы, а то, о чем говоришь ты… это насильно вырванное из мироздания чудо. Оно противоестественно.

Я сама удивилась собственному красноречию, но Сирилу моя тирада, кажется, даже понравилась. Он глядел на меня, склонив голову на плечо, как любопытный звереныш, его глаза восторженно поблескивали в свете магических огней.

– Я готов согласиться со всем, что ты скажешь таким голосом, – проговорил он, озорно улыбаясь. – И все же огоньков и пузырьков слишком мало, чтобы жить в мире сильных, Одри. Ты многое знаешь, я восхищаюсь твоим талантом, но, смею допустить, что у тебя просто не было достойного учителя…

Он взял мою руку, и это было так неправильно, что меня пробрала дрожь. Однако отдергивать ладонь я не стала: чем крепче будет вера Сирила в мою заинтересованность, тем легче мне будет воспользоваться им, чтобы сбежать отсюда и увести остальных.

Он положил свою ладонь поверх моей, я чувствовала, как холодна его кожа, но стоило ему поднять руку чуть выше, и между нашим пальцами показалось фиолетовое пламя. Оно двигалось спокойно и плавно, словно языки костра, но намного медленнее. Блики на их гребнях были едва различимы, но их танец завораживал.

– Ну, и что в этом противоестественного? – спросил он, улыбаясь. Его пальцы дрогнули, и я почувствовала, как его силы переходят ко мне, затем отправила их обратно, подтолкнув навстречу легким импульсом. Вышло так легко, почти непринужденно… я удивлением попробовала перетянуть фиолетовый туман к себе, и обнаружила, что чувствую его ничуть не хуже, чем привычные стихии, и могу управлять этими силами с той же легкостью, пусть они мне и не принадлежат.

Эта игра продолжалась недолго, Сирил забрал собравшийся между нашими ладонями импульс и бережно поместил его на голубой мох, покрывающий стены пещеры густым ковром. Когда я пришла к ручью в следующий раз, на том месте растение выросло намного больше и образовало рисунок в виде сердца.

Наши встречи продолжались. После того, как я с головой нырнула в колодец с силами, с которыми не смогла справиться, я боялась даже чувствовать их, и Эдвин не мог помочь мне преодолеть эту стену, потому что и сам видел за ней угрозу. Сирил же обращался с опаснейшими потоками, как с игрушкой, восторгался своими умениями, как ребенок отцовским мечом, уговаривал меня проворачивать такое, на что я бы никогда не пошла раньше… Но теперь от того, как быстро я освоюсь, зависела моя жизнь и свобода, жизнь и свобода людей, которых я оставила в пещерах.

Я училась чувствовать наполняющие тело Сирила силы так же, как чувствовала природу. Он становился моим материалом, моей каплей воды или свечкой, отдавал в мои руки биение своего сердца, свое дыхание, и я орудовала ими, чтобы учиться.

Мы повторяли уроки снова и снова, пока в конце концов я не увидела, что на самом деле могу справиться даже с такой опасной магией, и мой страх перед ней не отступил.

Близился день ритуала, мое положение в клане становилось все более шатким. Я уже не могла растягивать уроки Салтра, а Сирил все настойчивее уговаривал меня стать одной из вампиров. Я понимала, что после того, как Салтр вытянет из меня все знания, для меня будет только один способ выжить, – остаться в клане на правах адепта, поэтому утроила свои усилия во время уроков с Сирилом.

Однажды старейшина вызвал меня к себе, хотя до нашего занятия оставалось еще много времени.

Когда я вошла в его келью, возле него стоял Сирил. Он выглядел сильно взволнованным и не сказал мне ни слова, однако этого было не нужно, я поняла, что дело серьезное.

– Сирил сказал, ты делаешь большие успехи, – проговорил Салтр, рассматривая меня, словно надеясь отыскать на моем лице хоть одно сомнение.

– Вряд ли мои успехи можно назвать большими, – проговорила я.

– Что ж, до сих пор ты играла роль наставницы и проверяла меня, – он протянул мне свои руки, обтянутые тонкой белой кожей, напоминающей скорее слой воска на кукольном теле. – Теперь я сам хочу испытать тебя. Покажи же, чему ты научилась.

Я взяла его длинные пальцы с острыми ногтями и прижала к своей груди, к точке под сердцем. Склонив голову, я сосредоточилась на самом ценном, что чувствовала внутри себя, и направила это к старейшине, не жалея.

Из его высохшего рта вырвался легкий вздох удивления: от своих слуг, не видящих солнца, он не мог получить подобного. Я же подарила ему звон ручьев и шуршание листьев, жаркое биение пламени и свободу ветров, все, что могла разделить с природой и что бесконечно любила. Моя магия, моя жизнь, я отдавала ему всю свою душу, и, воспользовавшись нашей связью и его восторгом, заглянула глубже в его собственное нутро.

Бездна, с которой я столкнулась, ошеломляла: в теле передо мной не было ничего живого, он был словно телега, которую чинили столько раз, что в ней не осталось ни одной изначальной детали. Запертые в его костях силы изнывали и бились, как в темнице, но старик крепко привязал их к себе.