Ксюша едва дождалась окончания процедуры, вымолила у матери разрешение подождать в машине и побежала к лифту. Сердечко так и сжималось от страха: вдруг щенок уполз на дорогу, вдруг его увёл хозяин или ещё какой-нибудь человек. Она сказала: «Жди». А для собаки это всё равно что твёрдое обещание.

– Кутя-кутя-кутя!

– У-у-у…

Ксюша облегчённо выдохнула: щенок лежал под туей.

Это был белый сибирский хаски. На снежной мордочке выделялись яркие голубые глаза, полные страдания, и чёрная точка носа. Щенок лизнул Ксюшину руку, попытался встать – и не смог: на опухшей передней лапе была рана со следами крови и гноя.

Ксюша подняла пёсика с земли и осторожно, чтобы не причинить боли, прижала к себе.

– Ты мой, никому не отдам!

***

Дома отец осмотрел лапу щенка, уложил его на спину, ощупал животик и сказал удивлённо:

– А ведь это не ксено, это настоящая собака. У ксено такая рана зажила бы за несколько часов. А у этого, посмотрите, лапа загноилась… Тише, тише, малыш, я осторожно… Это беглец. Сбежал, видимо, из питомника или из какой-нибудь из наших лабораторий.

– Здорово! Настоящая собака! – восхитилась Ксюша.

– Держать таких животных запрещено, – сказал отец, стараясь придать голосу твёрдость.

– Да, запрещено, – поддакнула мама, – если кто-нибудь узнает, то нас ждёт огромный штраф,

Ей пришлось по пути домой выдержать слёзы, уговоры и клятвенные обещания, что уход за Бураном – эта кличка сразу пришла Ксюше на ум – не ляжет бременем на родительские плечи.

У Ксюши на глаза навернулись слёзы, и Буран расплылся мутным белым пятном.

– Никто не узнает. Мамочка, пожалуйста… папа, умоляю… Неужели щенок так много ест? Я буду сама покупать собачью еду, у меня есть деньги в копилке и на карточке – надолго хватит!

– Пока оставим, – не выдержал слёз отец, – а там видно будет…

– Спасибо! – Ксюша бросилась ему на шею, чуть не задушила в объятиях. – Пап, а зачем вам настоящие собаки в лаборатории?

– Хм-м… ну как тебе сказать… ты не поймёшь.

Он переменил тему и отослал Ксюшу в кабинет за аптечкой.

Каким счастьем было пойти с папой в зоомагазин и на свои деньги купить лежанку, ошейник, поводок и большую упаковку корма; вечером уложить щенка в свою постель – только тс-с-с, а то мама услышит! – поглаживать перевязанную лапку, чувствовать мокрый язычок на щеке.

Ксюша плохо спала, несколько раз просыпалась проверить Бурана: нет ли у него температуры, не хочет ли пить или есть. Внезапно вспомнила растерянное лицо отца, и как током её ударило.

«Пап, а зачем вам настоящие собаки в лаборатории?»

Он не ответил, может быть, не смог сказать, что это не собаки, а биоматериал.

– Только через мой труп, – прошептала Ксюша услышанную где-то фразу, такую вескую, окончательную и непоколебимую, что сразу зацепилась в памяти.

***

Удивительные существа эти собаки! Они обладают волшебным даром привязывать к себе сердца людей крепкими – не разорвать! – нитями. Да что нитями – канатами. Давно ли папа говорил, что надо вернуть щенка в питомник, а мама боялась ответственности и штрафа, а сейчас только и слышно: Бураша, Бураша!

А уж Ксюшу не оторвать от щенка: и кормит сама, и выгуливает, и вычёсывает. Она своё слово держит, сказала, что будет ухаживать – и ухаживает.

Однажды утром она проснулась позже обычного. Откинула одеяло, свесила с кровати голову:

– Буран!

Щенка на коврике не было, наверняка убежал за своей порцией корма или овсянки с потрошками. Ксюша, зевая, натянула шорты и майку и направилась в столовую, шлёпая босыми ногами по тёплому полу. Не потому торопилась, что была голодна (она забыла это чувство и удивлялась: как другие могут так много есть?), а потому, что хотела сама накормить щенка, не доверяла такое важное дело другим.

Буран вышел из столовой и просеменил к маленькой хозяйке. Пахло от него овсянкой и мясом.

Ксюша погладила мягкую шёрстку:

– Буранчик, ты уже поел, не дождался меня? Хорошая собака…

– …не говори так. Это наш ребёнок, наша дочь, – уловила Ксюша тихий голос отца.

Подслушивать и подглядывать нехорошо, это каждому ребёнку известно. Она хотела отойти от двери, честное слово, хотела, но ноги будто приросли к полу.

– Нет, Филипп, свою дочь я похоронила.

Ксюша вжалась в стену и перестала дышать: как это – «похоронила»?

– Ты уверен, что она не опасна? Я боюсь за Илюшку… вдруг у Ксении случится приступ агрессии? – Голос мамы дрогнул, как будто она собиралась заплакать.

– За полгода не случилось, – принялся успокаивать отец. – Зародыши ксеноботов с нестандартным поведением выбраковываются. Мы не могли поступить иначе… я не мог. Милая, мы победили смерть, понимаешь? Бехтерев сказал: «Смерти нет, господа!» Я подтверждаю – смерти больше нет.

Они замолчали. Слышалось позвякивание посуды и бульканье наливаемого в чашку кипятка.

– Нет смерти… – задумчиво протянула мама. – Это искусственная жизнь, ты и сам знаешь. Я каждый день ухаживаю за её могилкой, просиживаю там часами.

– Не надо, родная. Ксюша видит, что ты переменилась, и не понимает… Подожди, я включу завесу, слух у неё очень чуткий.

Щелчок – и голоса стихли. Поскуливал на руках Буран, слизывал с лица солёные слёзы, чувствовал, что у маленькой хозяйки случилась большая беда.

«Думай, Ксения, думай! На то и голова нужна, а не только, чтобы панамку носить, – мысленно уговаривала себя Ксюша. – Как меня могли похоронить, если я жива? Сделали клона? Нет, папа что-то говорил про ксенобота…»

Ксено? Не может быть, ведь она помнит всё-всё, что было раньше… Можно проверить простым способом, чтобы убедиться наверняка.

Ксюша достала из ящика маленькие острые ножницы, долго смотрела на них, не решаясь сделать задуманное, закусила нижнюю губу, зажмурилась – и изо всех сил всадила раскрытые лезвия в руку.

Боль ослепила, оглушила, запульсировала в ране, перед глазами поплыли красные круги. Тяжело дыша, Ксюша смотрела на алую струйку, которая стекала на стол крупными каплями и пачкала бледную кожу.

Душа возликовала: не ксенобот! И тут же кровь начала сворачиваться, края ранки затягивались на глазах, оставив через минуту едва заметную красную царапину. Зажило даже быстрее, чем у ксено-кошки Люси, когда та повредила лапу обо что-то острое в саду.

– Ксения, иди завтракать!

Ксюша вытерла платком слёзы и остатки засохшей крови и спустилась в столовую, где её поджидал завтрак: варёное яйцо, тост и стакан сладкого клубничного компота. Отца уже не было, он покончил с едой и уехал в лабораторию.

– Мам, а почему мне не хочется есть? Я запихиваю еду через силу.

Мама насторожилась. Внешне это ничем не проявилось, лишь взгляд зеленоватых глаз стал внимательнее.

– Ты всегда была малоежкой… Если не хочешь – не завтракай, нагуляешь аппетит к обеду.

– А если не нагуляю?

– Ксения, что за странные вопросы? – изумилась мама.

– А почему ты меня ни разу не назвала Ксюшей или доченькой, как раньше? Почему не обнимешь, не скажешь, что любишь?

Вот теперь она испугалась по-настоящему. Взгляд застыл, рот приоткрылся, обнажив белые зубы, паника накатила волной. Каким-то новым чутьём Ксюша уловила этот страх.

– Что за ерунду ты говоришь? Конечно, я люблю тебя.

Мама приблизилась и привлекла Ксюшу к себе, но та не почувствовала ни тепла, ни любви.

– Ты слишком повзрослела, Ксения, как будто тебе не семь лет, а гораздо больше. Меня это пугает.

Повзрослела, правильно говорит. За последние несколько месяцев она вытянулась, точно кто-то за уши тащил. Всю одежду пришлось покупать новую: старая оказалась безнадёжно мала. Ксюша стала ловкой и выносливой, казалось, что её тело разучилось уставать; слух, обоняние и зрение обострились.

– Повзрослела? – спросила она.

– И поумнела.

И это правда. Ксюша легко запоминала любой текст, будь то стихи или проза, достаточно было пробежать страницу глазами. Потеряла интерес к детским книгам и принялась за энциклопедии и учебники. И однажды потрясла отца, начав разговор о фазах митоза и мейоза.

– Откуда ты это знаешь? – поразился тот.

– Из твоих видеоучебников.

– Удивительно! – откинулся на спинку кресла отец (он просматривал в кабинете газетные новости). – Удивительно, что тебя это заинтересовало. По моим стопам пойдёшь, биологом будешь.

Папа обрадовался и дал ещё видеокниг, а также бумажных – читай на здоровье! И вот оказалось, не всем по нутру такая любознательность.

Ксюша посмотрела на маму исподлобья:

– Разве взрослость – это плохо?

– Это не плохо, но я хочу, чтобы ты подольше оставалась ребёнком.

– Ты не бойся, мам, я не причиню вреда Илюше. Я скорее себя убью, чем ему наврежу… Можно мне с близнецами погулять?

Не дождавшись от ошеломлённой матери ответа, сунула в карман несъеденный тост и направилась к выходу.

***

Ночь выдалась лунной, что было не очень хорошо: Ксюшу могли заметить из окон; а с другой стороны – при яркой луне не нужен фонарь.

Ксюша прислушалась: тихо, все спят. Она на цыпочках прокралась мимо спальни родителей, из приоткрытых дверей которой доносился негромкий храп отца, спустилась по лестнице на первый этаж. За спиной послышался шорох и сопение, и у Ксюши от страха сердце с размаху влепилось в рёбра: помешали! Она обернулась и, к облегчению, увидела белеющее в темноте пятно, услышала цокот коготков по полу.

– Буран, место! – громким шёпотом приказала Ксюша и потянула щенка за ошейник, но тот упёрся всеми четырьмя лапами и жалобно заскулил.

Она махнула рукой:

– Ладно, идём, не то весь дом разбудишь.

В саду Ксюша нашарила под скульптурой припрятанную с вечера лопатку, посмотрела на белые розы, которые широким кольцом окружали фигуру белочки. Жалко… очень красивые цветы. Она постарается не повредить их.

Недовольные вмешательством розы царапали шипами Ксюшины руки, оставляли сочащиеся кровью полоски. Она не обращала внимания: боль была секундной, а царапины заживали, едва успев появиться. Наконец место было расчищено, лопатка всё больше углублялась в землю, пока не наткнулась на что-то металлическое, судя по скрежету. Вот оно!

Ксюша удвоила старание и вскоре вытащила из земли жестяной цилиндр с отвинчивающейся крышкой из-под сладких, тающих во рту шариков, продававшихся во всех продуктовых магазинах. Со своей находкой она подошла поближе к маленькому фонарю возле танцпола и открутила крышку цилиндра. Внутри оказался пепел.

Мама и папа похоронили прах в саду, потому что хотели скрыть её смерть. Похоронили, но не смирились… мать не смирилась. Ксюша вспомнила её дрожащие руки, ощупывающие обрезанные стебли роз, и слова: «Я не могу… Как же тяжело, это невыносимо…»

Она изгой, урод, мутант, от которого обычные люди, не ксено, бросятся прочь с криком ужаса. Будут смотреть брезгливо, как на жабу. Если мама её не полюбила, то чего можно ожидать от посторонних? От обиды сами собой потекли слёзы, и Ксюша, судорожно всхлипывая, присела на ступеньку танцпола.

– Эй, давай разомнёмся! – выскочила весёлая девица в обтягивающих брючках. – Повторяй за мной!

Ксюша подпрыгнула от испуга, одним скачком очутилась возле фигуры сидящего льва и спряталась за его широким телом. В спальне родителей включился свет, и высокий силуэт отца замаячил в окне.

– Кто там, Филипп? – послышался тихий мамин голос.

– Никого. Наверно, кошка зашла на танцпол. Я забыл выключить его на ночь.

Свет потух. Ксюша выждала минуту и вышла из укрытия. Опустила цилиндр с прахом в яму и закопала, стараясь привести клумбу в то же состояние, что было раньше.