– Выход есть всегда. Не пропускает человеческую ДНК, так мы заменим повреждённые участки на имеющиеся у нас гены животных и сделаем то, чем и занимаемся с тобой двадцать пять лет. Здесь ошибки не будет.

– Да ты что?.. – простонал Виктор, и по лицу будто судорога прошла. – Филипп, не горячись, подожди!

– В этом-то и дело, что ждать не могу – время работает против меня. И не пытаться воскресить дочь тоже не могу, иначе Лика изведёт себя чувством вины. Это будет наша Ксюша, почти такая же. У неё будет чуткий слух, как у собаки, и кошачье зрение. Мы сделаем первого человека-ксенобота.

***

Над отсечением изменённых генов и присоединением новых корпели дольше обычного, до утра не отрывались от микроскопов, страшась совершить ошибку.

В половине девятого коридоры и лабораторные залы загудели, зазвенели людскими голосами, наполнились смехом и разговорами.

Филипп спохватился и отправил Виктора домой:

– Спасибо, старина, поезжай отдыхать. Дальше я справлюсь.

От нервного напряжения и бессонной ночи разболелась голова, в теле чувствовалась слабость, как после болезни. Филипп подумал, что и Лика в эту ночь не сомкнула глаз. Касаткин взял со стола гибкий мобильный телефон и увидел десять пропущенных вызовов.

Лика сняла трубку сразу:

– Боже мой, Фил, почему ты не отвечал? Я с ума схожу от неизвестности… Ну как, получилось?

– Получилось, а как же иначе. Меньше чем через три недели наша доченька будет дома, с нами… Лика?.. – Он услышал, что жена плачет. – Всё будет хорошо, обещаю.

– Спасибо тебе. Я бы не смогла жить с таким грузом вины, – всхлипывая, призналась Лика. – Закрутилась по дому и забыла приглядывать за Ксюшей.

– Не надо себя казнить, моя Милая. Я буду ночевать в лаборатории, пока всё не закончится. Позже позвоню ещё, – шепнул Филипп, свернул экран и, привалившись к спинке кресла, прикрыл утомлённые глаза.

Внезапно его пронзил страх, что дверь шестого зала осталась открытой. И наверняка кто-нибудь из любопытных лаборанток уже изумлённо таращит глаза на резервуар и экран компьютера с растущим человеческим эмбрионом. Филиппа бросило в жар, он мгновенно вспотел в своём тонком комбинезоне. Сорвался с места и побежал по коридору, расталкивая встречных.

К счастью, зал оказался закрыт, биометрический замок мирно помаргивал диодом. Воровато оглядевшись по сторонам (хотя чего опасаться ему, заведующему лабораторией), приложил к считывателю ладонь.

Всё спокойно. Питательная жидкость в резервуаре насыщалась кислородом, мелькал цифрами таймер обратного отсчёта времени. Эмбрион рос, у него билось крошечное сердечко и появились зачатки конечностей. К концу третьих суток плод должен закончить «внутриутробное» развитие и стать новорождённым ребёнком.

Филипп прикоснулся к голографическому экрану, погладил пальцем червячка с большой головой.

– Расти, Ксюшенька…

Работа не ладилась, воспринималась как помеха тому важному делу в шестом зале. Больше всего хотелось лечь на кушетку, принесённую добрым Виктором, прижаться щекой к подушке и уснуть, просыпаясь время от времени для того, чтобы бросить взгляд на экран.

– Филипп Адамович, у меня нет слов! Какое несчастье! – Раскинув руки, к Касаткину шёл директор, высокий, чуть полноватый мужчина с мясистым носом и седеющими волосами. – Примите соболезнования от всего нашего коллектива. Это ужасно, когда погибают дети!

Ошарашенный Филипп позволил себя обнять. Мысли неслись галопом: как узнали?!

Вокруг стало очень тихо. Враз, как по команде замолчали коллеги, побросали работу, уставились на Филиппа круглыми глазами. Видеть их вытянувшиеся лица было невыносимо.

– Вы зачем пришли? Идите домой, неделю можете не появляться на работе, – вытер глаза платочком директор.

– Нестор Владимирович, вас неверно информировали. У Ксении была клиническая смерть, но её спасли.

– Спасли? Как так? А мне сказали… то есть, слава богу, что девочка жива! Уф, чуть инфаркт не случился!

– Прошу прощения… – Филипп невежливо повернулся спиной и ретировался в свой кабинет, закрылся на замок. Чёрт бы побрал этих болтливых реаниматологов!

Не откладывая в долгий ящик, он изменил график ночных смен на три недели вперёд, переписав дежурства на себя и Виктора.

…Плод прибавил в росте двадцать сантиметров и стал тяжелее на триста шестьдесят грамм, что соответствовало двадцати неделям беременности; шевелил ручками и ножками, жмурил глаза. Филипп наблюдал за движениями малышки и испытывал примерно то же, что чувствует беременная женщина, когда слушает ребёнка, приложив ладонь к животу. Он, казалось, угадывал в маленьком личике знакомые черты, и сердце сладко щемило.

Направил камеру на резервуар:

– Надо показать тебя маме… Посмотри, она чудесная, правда?

Лика улыбнулась, отёрла невольную слезу:

– Красавица… Я так скучаю по ней, думаю постоянно. Представляю, как она вернётся домой, будто прошёл всего один день. Ведь Ксюша будет точно такой же, как и раньше?

Филипп смущённо откашлялся. До сих пор не представилось удобного момента для разговора. Вернее, ему не хотелось такую серьёзную тему обсуждать по телефону, лучше с глазу на глаз.

«Ксюша будет точно такой же? Какие волосы? А глаза? И голосок тот же? Узнает ли она нас?» – эти вопросы волновали, он и сам не мог сказать с уверенностью, какой будет Ксюша с изменёнными генами, первый ксено-человек.

А на завтра едва не случилась катастрофа. Утром, когда Лика кормила Илюшку, к дому подъехала грузовая машина, из неё вышли двое молодых мужчин в чёрных комбинезонах. Вежливо поздоровались и спросили, могут ли они сейчас забрать тело.

Лика растерялась, побледнела и в испуге захлопнула дверь. Визитёры потоптались у порога, позвонили ещё, не дождались ответа и уехали.

В такой критической ситуации выход был только один: бежать, бежать без оглядки. Лика схватила телефон.

– Давай сделаем так, – подумав, сказал Филипп, – бери всё нужное и поезжай с сыном на дачу. Поживёте там, пока всё не закончится.

– А ты?

– За меня не волнуйся, я справлюсь. До встречи, люблю тебя!

Лика в спешке уехала тем же утром, взяв с собой сына и ксено-кошку.

Предоставить прах, который Филипп хранил в кабинете под замком, он по понятным причинам не мог. Оставалось надеяться, что вымысел про внезапно очнувшуюся в криокапсуле дочь не покажется слишком неправдоподобным.

Таймер обратного отсчёта показывал восемь часов двенадцать минут. Сегодня вечером, когда опустеют кабинеты и лабораторные залы, вновь появится на свет Ксения. Филипп подходил к резервуару, как только выдавалась свободная минута, смотрел на зависшее в воде тело, ловил осмысленный, как ему казалось, взгляд и пугался: не вспомнит ли дочка в будущем свою «подводную» жизнь?

Виктор взглянул на таймер, сверил время:

– Мне остаться сегодня, шеф? Тебе понадобится помощь.

– Да, если можешь.

– Могу ли? Разве я упущу шанс увидеть своими глазами такое событие! Конечно, я останусь.

– Старина, я твой должник на всю жизнь. Если тебе потребуется помощь, любая помощь – только скажи.

– Потребуется. Удали нам с Верой противозачаточные чипы, – быстро сказал Виктор и опустил глаза, как будто боялся отказа.

Повисла пауза.

«Он что, не понимает, о чём просит?» – подумал Филипп и сказал: – Это дело подсудное.

– Не бойся, твоё имя останется в тайне.

– Да я не об этом… Ребёнка легализовать ты не сможешь, а если узнают про чипы, то вас накажут.

– Всё не так страшно, шеф. – Виктор по привычке сел на подоконник, покачал ногой. – Жену не тронут, я скажу, что оказал на неё давление. На время беременности я отправлю её подальше от чужих глаз, к своим родителям в деревню. А когда родится ребёнок, то будет уже поздно. Не убьют же его в конце концов!

Он помолчал, рассеянно рассматривая в окно макушки деревьев, и продолжил:

– Дотянули до сорока восьми лет. Зачем, спрашивается, ждали так долго? А всё потому, что в наше время не спешат обзаводиться детьми. К чему дети, когда вокруг столько соблазнов? На каждом углу реклама: «Учитесь, зарабатывайте, делайте карьеру, путешествуйте! Вы были на Луне? Самое время!» А с детьми можно подождать лет до пятидесяти-шестидесяти. Или лучше совсем их не иметь. Жене я смогу удалить чип, а себе – нет. Глубоко их имплантируют, знают дело.

– Да… ты прав, – задумчиво сказал Филипп. – Я помогу, дай только немного времени прийти в себя.

***

– Шеф, нам понадобится кувез на случай проблем с дыханием.

Виктор бросил взгляд на панель резервуара: таймер показывал восемь минут до конца процесса.

– Есть свободный кувез? – быстро спросил Филипп.

– В четвёртом зале есть подходящий, тот, что мы используем для обезьян.

– Идём!

Этот кувез, о котором говорил Виктор, поддерживал нужную температуру и влажность, подавал внутрь кислород и мог в случае необходимости принудительно вентилировать лёгкие. Они выкатили его из четвёртого зала, завезли в шестой, и в это время запищал обнулившийся таймер.

– Сливаем!

Стекала в трубу питательная жидкость, автоматически поднялась вверх боковая панель. Филипп с Виктором осторожно вытянули неподвижное скользкое тело Ксюши из резервуара. Её кожа была покрыта жирной сыровидной смазкой, как у новорождённых, глаза закрыты, губы сжаты.

Филипп освободил рот и нос дочки от слизи, похлопал по спине.

– Дыхания нет, в кувез!

Они перенесли Ксюшу на губчатое ложе капсулы. С тихим гудением закрылась прозрачная верхняя панель, кислородная маска плотно прижалась к лицу. Таймер отщёлкивал цифру за цифрой, текли секунды, показавшиеся Филиппу вечностью. Наконец, к его громадному облегчению, приборы сообщили, что появилось самостоятельное дыхание. Щёки Ксюши чуть порозовели, затрепетали тёмные реснички, она подняла веки. Глаза были прежними, знакомыми, родными…

– Доченька… – Филипп прикоснулся рукой к прозрачной крышке.

Ксюша дёрнулась, замычала под маской и попыталась подтянуть к животу ноги (тесное ложе не позволило этого сделать), маленькие кулачки с неожиданной для ребёнка силой ударили в стенки кувеза.

Виктор среагировал быстро: вставил флакончик с препаратом в отсек для лекарств, Ксюша вдохнула раз-другой и затихла.

– Она испугалась, просто испугалась, – пробормотал Филипп, успокаивая себя. – Надо быстрее вернуть ей память. Если всё пойдёт хорошо, завтра мы будем дома.

***

– Умоляем, воскресите Фокса! Пусть он будет точно таким же, как раньше!

– Это возможно, если клетки мозга не погибли. Вы сразу заморозили Фокса?

– Да, конечно, мы сразу… как только он…

– Привозите.

Подобные звонки раздавались в приёмной «Ксено» не раз и не два в день, менялись лишь клички: Барсик, Снежок, Айдар… Мощная регенерация делала ксено-животных здоровыми, но, к сожалению, не бессмертными. Они гибли от тяжёлых травм, умирали в старости от болезней, с которыми уже не справлялся слабый иммунитет. Безутешные хозяева и слышать не желали о другом щенке или котёнке, они хотели вернуть прежнего.

Компания «Ксено» приобрела необходимые аппараты, и теперь в перечне услуг появился пункт: «Создание нейронной копии, загрузка копии в новый объект».

– Теоретически разницы нет, – рассуждал Виктор, подсоединяя кассету-носитель к ободу наголовника, – а практически… ну сейчас увидим. Запускаю!

Медленно ползла шкала загрузки, светился бледно-голубым светом широкий обруч на Ксюшиной голове. Пять процентов… двадцать… сорок пять…

– Девяносто пять… сто процентов!

Они пристально смотрели в лицо Ксении, пытаясь по едва заметной мимике угадать, можно ли поздравить себя с удачей.

– Пусть поспит, – решил Филипп, – подождём до утра.

Он всю ночь не отходил от дочери, не спал – дремал, открывая глаза на любой шорох. Под утро, едва стало светать, Филипп услышал тихое шипение поднимаемой крышки кувеза. Встрепенулся, протёр глаза. Дочь по-прежнему спала, и непонятно было, почему открылась панель.