* * *

Я прекрасно знала о месторасположении школы имени Годдарда в Роаре, хотя и не ходила в неё, посещая самую обыкновенную школу для обыкновенных детей и имея совершенно обыкновенную, среднюю успеваемость по всем предметам – только рисование, литература и физкультура у меня неизменно имели высший из возможных бал. Школа для одарённых детей была построена в красивом месте, на высокой площадке с открытым видом на залив. Красочное место было буйно объято декоративной растительностью и имела не только хорошую парковку, но и новую игровую площадку на улице, что лишний раз подчёркивало наличие у школы богатых спонсоров. Уже издалека увидев это хотя и всего лишь двухэтажное, но всё равно величественное здание, я поняла, что, скорее всего, в ближайшие годы это место станет для меня ассоциацией с большой дырой в моём бюджете. Однако меня это озарение вовсе не пугало. Меня пугала только перспектива того, что я не смогу выбить в этой школе место для Берека всего лишь из-за каких-то тридцати дней, отделяющих моего сына от пятилетия, необходимого для поступления в первый класс уже в этом году. Поэтому я решила действовать решительно. Первого августа я лично встретилась с директором школы, а уже третьего августа была собрана комиссия для оценки умственного развития Берека, в результате которой все члены комиссии были поражены этим “чудесным мальчиком”, как они единогласно его окрестили. Только после всех озвученных вслух восторгов я вскользь упомянула о том, что Береку исполнится пять лет только в конце сентября. Это заявление вызвало волну среди комиссии, состоящей из десяти человек – разве Вы не знали, что в нашу школу принимают только с пятилетнего возраста? конечно не знала! – однако я сделала ход конём. Перед ними стоял не просто одарённый ребёнок – перед ними был мальчик, который обещал их школе медали, дипломы и прочие блестящие безделушки, которыми они так сильно любили хвастаться, словно собственными достижениями, перед потенциальными спонсорами. Поняв, что комиссия колеблется, я решила вновь походить конём, хотя второй столь дерзкий ход и был слишком рискованным: я сказала, что если они сомневаются, тогда я без проблем могу съездить в Нью-Гэмпшир, в Лаконию, и отдать своего сына на обучение туда – там наверняка его заберут с руками, с ногами и с его четырьмя годами.

На самом деле я бы так не поступила. Не потому, что не хотела, а потому, что переезд в соседний штат был мне откровенно не по карману.

Тот факт, что после второго громкого заявления с моей стороны комиссия в течение всего лишь одной минуты согласилась принять нас в лоно своего заведения, меня озадачил. Я, конечно, осознавала, что Берек умён не по годам, но, похоже, не до конца. Помню, как после заявления директора школы о том, что она готова взять Берека в первый класс под свою ответственность, я опустила свой взгляд вниз и посмотрела на сына, крепко сжимающего мою руку. Он тоже смотрел на меня своими заинтересованными, огромными зелёными глазами, обещающими в будущем покорять женские сердца с первого взгляда.

– Мам, а ты уверена, что мне уже пора? – вдруг совершенно уверенным тоном поинтересовался он, не отрывая от меня своего пронзительного взгляда.

– Что пора, дорогой?

Я думала, что он ответит “пора в школу”, но вместо этого он произнёс кардинально отличающиеся от ожидаемых мной слова:

– Пора взрослеть.

Он как будто сам ответил на свой вопрос. Произнеся это резанувшее моё сердце словосочетание-ответ на свой вопрос, он перевёл свой взгляд с меня на взрослых, которые ещё несколько минут назад тестировали его вопросами вроде: “Сколько будет дважды восемь?” и “Ты знаешь наизусть какой-нибудь стишок?”. Берек знал сколько будет двенадцать умноженное на восемнадцать и знал наизусть пятьдесят четыре сонета Шекспира. Он прочёл им шестнадцать сонетов, после чего ответил на вопрос о том, что такое солнце, двумя вариантами: “Солнце – это одна из звёзд нашей Галактики и единственная звезда Солнечной системы” и “Это то, что дарит людям жизнь”. Были и другие вопросы, и более развёрнутые ответы, но эти моменты того дня мне запомнились больше всего. Очевидно, именно солнце подарило жизнь этому ребёнку, произведя его на свет посредством скромных ресурсов моего организма и ещё более скромных ресурсов организма того, кто оказался достаточно глуп, чтобы не суметь воспользоваться презервативом правильно и после отказаться от знания о существовании этого близкого к совершенству существа, появившегося на свет вследствии беспрерывной цепочки ошибок.

– Мам, а тут будут другие дети? – продолжая сверлить взглядом расшумевшихся взрослых, вдруг вновь спросил у меня Берек и, выпустив мою руку, не дожидаясь от меня ответа, продолжил. – Если это такая школа, где только взрослые, тогда я не хочу в неё ходить.

– Я думала, ты хочешь ходить в школу, чтобы получать знания…

– Нет, мама, знания я пока ещё могу и с тобой получать, – он грустно вздохнул. – Мне бы друзей, раз уж папы у меня нет.

Той ночью я впервые за долгие годы разрыдалась посреди ночи в подушку. Почти пять лет я убеждала себя в том, что справляюсь со своим материнством, напрочь не замечая очевидного: моему сыну не хватает одной лишь меня. Ему всегда будет не хватать только меня. Пустота там, где должен быть его отец, уже начала облачаться в слова пока ещё маленького мальчика. Впрочем, я знала, что рано или поздно этот день наступит: Берек заговорит об отце. В тот день он не спросил о нём, а именно заговорил о нём. Впоследствии он всё чаще и чаще стал говорить о своём отце, но, почему-то, не знаю почему, никогда не спрашивал о нём. Он мог сказать нечто вроде: “Вот было бы здорово, если бы это мороженое нам купил папа!”, – или: “Было бы интересно позапускать этого воздушного змея с папой”, – или: “Папа бы точно смог построить самый большой песочный замок на этом пляже”, – но до сих пор он ни разу так и не спросил меня: “Кто мой папа?”. Я не понимала, почему… Почему? Но я боялась этого уточнения. Потому что я не хотела отвечать на вопрос о том, кто его папа. Потому что тогда мне пришлось бы сказать ему правду – ведь я всегда говорила своему ребёнку правду, считая ложь плохим фундаментом для воспитания достойного человека. И тогда мне пришлось бы сказать своему сыну, что он родился у меня потому что я… Любила его отца. А я не хотела слышать от себя этих слов… Этой правды. Потому что я была испорченной взрослой. Но и солгать я не смогла бы. Потому что я не хотела портить своего сына. И поэтому я не спрашивала у Берека, почему он не спрашивает у меня, кто его отец. Потому что я боялась своей правды и потому что боялась правды его.

* * *

Переезд в Роар гарантировал мне серьёзные финансовые затраты, и я это прекрасно осознавала. Только то, что прежде живя в квартире, двадцать лет назад оставленной моему отцу бабушкой в качестве наследства, в результате чего мне не приходилось платить арендную плату, лишь коммунальные платежи, очень сильно спасало моё положение, но теперь мне необходимо было выделить крупную сумму на аренду жилья, к которой, к моему ужасу, я была не готова. И не потому, что у меня была маленькая зарплата – она была сносной – а потому, что арендную плату за сдающуюся в одном из прибрежных таунхаусов квартиру необходимо было внести на полгода вперёд, а для меня подобная сумма в буквальном смысле являлась неподъёмной. Максимальный срок аренды, за который я могла заплатить, составлял три месяца, и-то с учётом того, что уплатив за них я бы должна была отказаться от бензина для своей рухляди, но в пешехода мне категорически нельзя было превращаться, иначе бы я просто разорвалась между школой, работой, походами в продуктовые магазины и далее по этому бесконечному списку вездесущей матери.

Всё началось с того, что Астрид, узнав о том, что я собираюсь переезжать в Роар, мгновенно, то есть менее чем за одни сутки, нашла для меня подходящее жильё. Во-первых, оно было недалеко от школы Берека, во-вторых, оно было фантастически близко к пляжу, и в-третьих, оно стоило совсем дёшево, как выражалась моя сестра. Это была двухэтажная квартирка в двухэтажном таунхаусе, и хотя сам таунхаус был старше меня, и почти все комнаты в квартире были клаустрофобически узкими, всё же данное жильё было хорошим. На первом этаже располагались маленькая прямоугольная прихожая, компактная гостиная, преступно крохотная ванная комната, квадратная кухонька и компактный чулан. На втором этаже было всего две, зато очень просторные комнаты: спальня и гардероб – обе эти комнаты располагались под низкой, скошенной крышей.

Мне откровенно понравился этот дом: через открытую форточку доносятся буйные звуки прибоя, до пляжа рукой подать, школа Берека практически в шаговой доступности, квадратных метров для нас двоих более чем достаточно, а выцветшие обои в цветочек можно счесть просто винтажными. Тот же факт, что бóльшая часть меблировки пребывала в откровенно дряхлом состоянии, меня совсем не смущал – у меня кое-что имелось из своей мебели (моя и Берека кровати, диван, два кресла, рабочий стол, несколько стульев и комод), плюс к этому женщина, сдающая эту квартиру, разрешала немного расчистить пространство и выкинуть всю ту мебель, которую я сочту лишней. Естественно от такого предложения я сначала пришла в восторг, на первых порах даже не задумавшись о том, в какую сумму мне обойдётся грузоперевозка и отдельно услуги грузчиков на расчищение этого самого пространства, и заполнение его моими вещами. Астрид же, видя одобрение и даже лёгкую улыбку на моём лице, буквально сияла от радости, понимая, что мне нравится этот вариант. Она одобрительно подмигивала мне и показывала два больших пальца за спиной хозяйки квартиры, явно намекая на то, что это место срочно нужно снимать, пока оно не ушло к другим желающим жить близко к пляжу. А с учётом того, что перед этим в телефон сестра уверяла меня в том, что аренда данных квадратов обойдётся мне дёшево, я и вовсе расслабилась, так что в итоге достаточно поспешно ответила на любопытствующий взгляд арендодателя словами: “Меня всё устраивает. Я согласна арендовать эту квартиру”. И только после озвученного мной согласия я узнала о подводных камнях столь привлекательного предложения, которое, как я изначально и подозревала, просто не могло не иметь тайного скелета в шкафу. Хозяйка квартиры хотела, чтобы полная стоимость за аренду была внесена мной за полгода вперёд уже на следующий день после заключения арендного контракта. Фишка же дешёвого жилья заключалась в том, что оно сдавалось на десять процентов дешевле, чем любое другое жильё в округе, потому что никто из желающих жить рядом с заливом не мог позволить себе заплатить полную стоимость за полгода вперёд. Астрид же с чего-то вдруг решила, будто я смогу потянуть эту плату. Наверное она думала, что в моей заначке пятилетней давности остались ещё какие-то деньги, но правда заключалась в том, что этой заначки уже два года как не существовало, потому как я наотрез отказывалась принимать в помощь деньги от старших брата и сестры.

Вот в чём заключался секрет такого “дешевого” жилья прямо у пляжа: пожилая дочь хозяйки квартиры не могла позволить себе часто приезжать в Роар из Хановера, а продавать эту квартиру её престарелая мать, которую она в конце весны перевезла жить к себе, наотрез отказывалась, так что они искали человека, который согласился бы оплатить аренду на полгода вперёд. И этим человеком стала я.

Следующим утром после показа квартиры договор на аренду жилья был мной официально подписан и я внесла полную плату за полгода вперёд.

* * *

Спустя неделю после моего переезда в Роар, на закате очередного бурного дня, Астрид привезла мне обещанный ею двойной холодильник, который в итоге занял половину свободного пространства и до того бывшей слишком маленькой кухоньки. Этот холодильник она, оформив грузоперевозку за свой счёт, транспортировала прямиком из своего бара. Холодильник был с видимой двойной вмятиной посередине дверцы, что, впрочем не нарушало функциональности техники. История этого гиганта была таковой: какой-то пьяный амбал подрался в баре Маршалла и Астрид с каким-то другим пьяным амбалом, в результате чего они оставили вмятину на данном холодильнике, после чего им обоим пришлось поспешно скинуться на точь-в-точь такой же аппарат, потому как среди лучших подруг у Астрид с некоторых пор водилась какая-то супер-крутая леди из полиции, которую, впрочем, я ни разу не видела. Так что холодильник был подарком от старшей сестры, что было очень кстати, потому как до сих пор мне всерьёз светило жить без холодильника – этот переезд выжал из меня последние копейки.