Балаклава, лето, приключения (страница 2)

Страница 2

– Смотри! – Леха приложил палец к губам, вытащил из-за спины руку и разжал кулак. На потной ладони лежало пять окурков. От немецких папирос.

– Ты где взял?!

– В ящике, в уголке прикопаны были. Что думаешь?

– Надо отнести дядьке Степану, участковому. А он отнесет кому надо. Видел, он ночью тогда с военными приходил? Им и отдаст.

– Ты понимаешь, Митяй? Это же Семен того гада отпустил, шпиона! – возбужденно зашептал Леха, – он сам на берегу и сигналил, показывал, где встреча. А когда услышал, что мы бежим, сделал вид, будто дерется с ним. Может, теперь шпион здесь скрывается, в будке. И ночью выходит покурить! Немецкий это шпион, раз курит такие папиросы. А вдруг, пока мы к участковому ходим, он скроется? Нет, Митька. Я буду за будкой следить, а ты отнеси окурки участковому. Беги быстрее. Я вон в тех кустах спрячусь.

Не успел Митя скрыться, как на пороге показался Семен. Был он одет по-походному, в куртку, несмотря на жару, с рюкзаком за плечами и толстой палкой в руке. «В горы, видно собрался, – подумал Леха, – поэтому оделся тепло, а в рюкзаке, наверняка взрывчатка, завод наш собрались взрывать, гады!» И стал ждать появления шпиона. Но Семен постоял, настороженно оглядывая пустынную площадь, запер дверь и направился прямо к Лехе.

Леха сжался в крошечный комок и замер, дыша через раз. Но глаза оставил открытыми. Так учил отец. Смотреть опасности в глаза! Семен прошел мимо кустов, за которыми притаился Леха, и, тяжело опираясь на палку, стал подниматься вверх.

Запоздало Леха подумал, как же сообщить Митяю и военным, куда они пойдут? Как же их найдут? Потом вспомнил, как они играли в разведчиков с пацанами на соседней улице. Тогда они с Митяем уговорились оставлять тайные знаки, чтобы знать, куда пошел напарник. Значит, Митя поймет, если увидит сломанные ветки. И взрослым покажет. И он, прячась, отстав от Семена на приличное расстояние, так, чтобы видеть только голову и плечи, начал преследование.

Двигались они, как определился Леха, в сторону старой Генуэзской крепости. Семен шагал широко, несмотря на покалеченную ногу. Но Леха не отставал, хотя порядком подустал спустя час. Ему же приходилось еще искать по пути подходящие, видные издалека ветки деревьев и кустарников, ломать, так, чтобы Митя увидел. А еще очень хотелось есть. Завтрак был давно, рано утром – краюха хлеба с огурцом и стакан кваса. Обед уже прошел, солнце катилось вниз. Семен шел, не останавливаясь, опустив голову вниз, словно рассматривая что-то под ногами. В какой-то момент, когда Леха отвлекся, ломая очередную ветку, Семен вдруг исчез. Они шли вдоль крепостной стены, прямо, никуда не сворачивая, и в первый момент Леха растерялся. И даже запаниковал. Как он мог отвлечься? Он что, потерял того, кто приведет его к шпиону? И Леха принялся отчаянно рыскать зигзагом по широкой полосе у стены. Один раз ему показалось, что он слышит голоса. Немецкую речь. «Бу-бу-бу» доносилось глухо, как из-под земли. Леха подкрался к месту, откуда доносились голоса как можно ближе. Потом пополз. Голоса раздавались все громче. Леха приподнял голову над травой, ничего и никого не увидел и встал на четвереньки. И внезапно провалился вниз, довольно глубоко, а пока летел, ободрал живот и больно ударился коленом.

Оказавшись внизу, он попытался вскочить, но его откинуло в угол страшным ударом. Ударом той самой толстой Семеновой палки.

– Щенок! Все-таки выследил!

Он поднялся по нескольким ступеням, выбитым в камне, вверх, выглянул наружу и тотчас спустился.

– А что ж ты один? Где твой брат? – он помолчал и посмотрел себе за спину.

– Töte ihn!1 – произнес тот, кто стоял за спиной.

– Да… – кивнул Семен, – пацана надо кончать. Никто здесь не найдет.

И он стал надвигаться черной громадиной, выставив вперед свою палку. Леха пятился сколько мог, пока не уперся спиной в холодную стену. «Не успеет Митька, – обреченно подумал он, – если меня и найдут, то мертвого».

– А-а-а, – закричал он громко, как мог, пряча за криком страх, и бросился вперед, в ноги Семену.

В гроте стало сразу тесно. А когда из рук Семена выпал и погас фонарь, еще и темно. Семен вслепую тыкал своей палкой, а Леха, извиваясь, как змея, проскальзывал у него между ног, разворачивался, упирался в стену, и снова разворачивался. И все это время кричал, не останавливаясь. «За Родину!», вот, что кричал. Один раз в темноте его схватил за рубашку немец, рубаха затрещала по швам, пуговицы отлетели, тогда Леха выдернул руки из коротких рукавов и оказался в одних шортах.

Вдруг сверху посыпалась земля, и в грот с рычанием свалился непонятный зверь. Резко завоняло псиной и мужским потом.

– Джульбарс, фас! – крикнул звонкий голос, и сразу стало тихо.

В темноте тяжело дышал Семен, вполголоса ругался немец, рычал пес, а Леха просто сидел на корточках, закрыв лицо руками. Слезы текли сами, Леха злился, вытирал щеки, но они все равно текли.

– Леха, живой? – позвали сверху.

– Леша, вылезай, – Митя оттолкнул участкового и заглянул в грот.

Леха последний раз тщательно оттер лицо, обошел собаку и поднялся на поверхность, помогая себе руками. Там, окружив полукругом вход в грот, стояли Митька, участковый, около десяти военных и отдельно паренек-инструктор собаки.

– А мы шли по следу Семена! Сразу Джульбарса взяли, на задержание! Пришли, нет никого, ну, Сашко как крикнет, «Джульбарс, след!», и Джульбарс нас до тебя и довел! –принялся рассказывать Митя.

– Ты подожди тарахтеть, парень, видишь, с другом беда, – участковый прижал к себе Леху, и не отпускал, пока тот сам не вырвался. Военные спустились по очереди в грот, и оттуда донесся удивленный свист.

Вывели задержанных. Первым шел, ни на кого не глядя, Семен. Немец, щуплый высокий мужчина, увидев Леху, зло оскалился, но получил прикладом толчок в спину и торопливо зашагал вслед за Семеном.

– А вот это ваш трофей, ребята!

Четверо военных с трудом выволокли на поверхность старинный сундук, под завязку наполненный ценностями: там были золотые маски, бусы, подвески, кольца, браслеты, пояса из золотых пластин, монеты, медали, все и не разглядеть.

Все растерянно смотрели на клад.

– Получается, немец и не шпион вовсе, – разочарованно сказал Леха.

…Первым захохотал участковый. Басисто, раскатисто. За ним загоготал инструктор собаки. На разные лады засмеялись военные, вытащившие сундук. Не смеялись только несостоявшиеся разведчики: Леха с грязным в разводах лицом и порванной рубахе, да Митя, потерявший в погоне за другом сандалии. Они думали, что скажут баба Вера и дядя Костя, увидев друзей в таком виде, да еще и без козы Катьки.

– Клад-то из Керченского музея, – рассказывал вечером, зашедший «на огонек» участковый. Баба Вера, прослышав про приключения друзей, обрадованная, что кончилось все благополучно, напекла огромную гору оладьев. Их-то и уминал сейчас Степан Аркадьевич, заодно рассказывая бабе Вере, Константину и мальчишкам, все, что успел выведать у военных.

– Немец этот здесь в Крыму в войну был, насобирал добра по музеям, а вывезти не успел. Наши в сорок четвертом как прогнали их из Севастополя, так до Берлина и гнали! Семен же до войны работал в Керченском музее разнорабочим. На фронт его не призвали по причине инвалидности. Правда, данных, что Семен в оккупации работал на фашистов, нет. Но как-то же они познакомились с этим Гансом. Договорились, что Ганс клад пока припрячет, а Семен поселится в Балаклаве и будет ждать письма. Место-то хитрый Ганс не показал Семену, тот и не знал, где клад искать. Военные сейчас допросят их, может еще что расскажут. Тогда я вам во всех подробностях доложу.

Участковый с сожалением посмотрел на пустую тарелку, встал, одернул китель и строго посмотрел на всех присутствующих.

– Выражаю благодарность вам, родители, за прекрасное воспитание сыновей, будущих защитников Родины.

Он по очереди пожал руку Лехиному отцу и бабе Вере. Отдельно Мите, с уважением. Потом, после всех, повернулся к Лехе:

– Тебе благодарность, что помог музейные ценности найти. И немца задержать. Я еще в сентябре в школу наведаюсь, там всем расскажу про тебя и Митяя. А пока пойду.

Баба Вера прикрыла калитку на ночь и повернулась к друзьям. Светила с неба желтая луна. В сарае хрумкала сеном найденная коза Катька. Пахло оладьями и теплом печи. Леха покосился на отца. Тот улыбался.

[1] Убей его! (нем.)