Графиня больше не раскачивалась, просто висела грязной тряпкой чуть поодаль и смотрела безучастно, но от этого было еще страшнее.

– Обещаю.

Рита шагнула вперед и сама заглянула в жуткие черные провалы глаз:

– Если найду эту чертову книгу, я помогу вам. Обещаю.

Сверху, сквозь серые толстые облака, прорезались яркие солнечные лучи. Они осветили разрушенный зал, стену с выломанными кирпичами, присевшего возле стены Тимура. Он разглядывал нутро несессера: фамильные украшения, серебряные и золотые, ожерелья, браслеты, монеты. Ванечка вырвался из Ритиных рук и в два прыжка оказался рядом. Вопль восторга вырвался у него, он схватил монетку и несколько раз подбросил ее верх.

– А бабушка не верила! И мама тоже! А я знал, что мы найдем сокровища!

Рита тоже подошла взглянуть. Браслет, который нестерпимо жег все это время, потихоньку остывал. Зато в левом виске все сильнее пульсировала боль. Рита присела возле разложенных вещей, подцепила ногтем красивую пряжку для ремня, затейливо украшенную цветными камнями.

– Наш дворовый мастер делал – Семен, – Вирская вместе со всеми рассматривала украшения на пыльном полу, – у него даже заказы были, от соседних помещиков.

– Я возьму себе одну? На память? – Рита перебрала несколько и выбрала, как ей показалось, не слишком вычурный, с сине-зелеными самоцветами.

– Я буду писать книгу о вашем имении, о вас и вашей семье,– Петр Сергеевич обходил по кругу клад и аккуратно фотографировал отдельные предметы.

– И могу упомянуть вашего мастера, выложить фото его работ. Действительно, он был чрезвычайно талантлив…

Графиня выпрямилась, отстранилась, затем медленно поплыла из комнаты куда-то вверх по лестнице на второй этаж:

– Семен… он вилы схватил и пытался меня защитить… Его изрубили всего… Топорами… И, уже совсем издалека, тихо донеслось:

– Напишите и об этом тоже.

***

И снова ослепительно белый снег, и золотые купола, проплывающие мимо, только в другую сторону, в сторону Москвы. Но машина другая. И за рулем Тимур.

Внедорожник шел по асфальту ровно, мягко подпрыгивая на ухабах, и головная боль потихоньку замирала. В салоне висела настороженная тишина. Не совсем, правда, тишина. Павлина тарахтела, как взбирающийся на крутую горку мотороллер: то замирала, набираясь сил, то захлебывалась от переполнявших чувств и воспоминаний про полный приключений день. Тимур занимал в ее неумолчном потоке первую роль. Она пользовалась тем, что тот ее не слышит, и не стеснялась в эпитетах: Тимур то, Тимур это. Получалось, что только благодаря ему все нашли этот клад. Ах, как он сказал графине «прошу вас, мадам» … ах, как он пытался защитить Риту и Ванечку…ах, какой он сильный – разломал кирпич, закрывавший тайник в стене, с одного удара…

– Ну, все, хватит! – не выдержала Рита, – замолчи уже! И так голова болит…

Тимур крепко сжал руль и, не поворачивая голову, угрюмо буркнул:

– Я и так молчу…

Рита виновато уставилась в боковое окно, подумав, что случайно зря обидела человека. Он же не слышит призраков. И все-таки часть правды в словах Павлины есть. И про то, что стоял рядом, когда было страшно, и про стену. Как бы, действительно, она, Ванечка и совсем немолодой историк управились с кирпичной кладкой, продержавшейся почти сто лет? Она скосила глаза на надутую Павлину. Та прижалась сзади к сиденью водителя, отвернулась, сердитая, от Риты и молча гладила Тимура по голове.

Рита вздохнула, повернулась к своим двум спутникам и проворчала:

– Извините. И ты, Тимур, и ты, Павлина. И спасибо за помощь.

Тимур провел рукой по мягко шевелящимся волосам на голове и заулыбался:

– Так это ты Павлине сказала замолчать? Что, сильно достает?

– Тарахтит от самого имения, не переставая…

– Я, между прочим, все слышу. Что это вы разговариваете, будто меня здесь нет? – Павлина переместилась на заднее сиденье, устроилась и завела снова:

– А еще Тимур сказал…

– Ой, не начинай, а?

Рита схватила лежащий между сиденьями маленький фонарик и шутливо замахнувшись, кинула в подругу. Фонарик ударился о спинку сиденья, отскочил и упал на пол. Павлина возмущенно покрутила пальцем у виска и прошипела:

– Вы все равно молчите! А Тимур…– увидев, что Рита нашаривает еще какой-нибудь предмет, чтобы кинуть, обиженно затихла.

– Весело вам! – ухмыльнулся Тимур, когда увидел в зеркало заднего вида, как его фонарик отрикошетил от сиденья.

– А ты в самом деле воспитанник Петра Сергеевича? Вы такие разные… Он историк, а ты… черный копатель…

– Ну, так мы и пересекаемся. Он рассказывает, где шли сильные бои под Москвой, а я там копаю.

– Ты этим живешь? Нигде не работаешь?

– Не работаю. Не люблю границы. Это нельзя, то нельзя, так не скажи, здесь не кури.

– А сколько тебе лет? – вырвалось у Риты, и она вдруг покраснела.

– И спроси, у него девушка есть? – почувствовала она внезапный холод в затылке. Это подскочила Павлина, она не умела долго обижаться.

– Двадцать семь. Я не тунеядец, вообще-то. У меня незаконченное высшее, но военную кафедру я прошел, так что служить мне не нужно, и я не скрываюсь. Просто отчислили с пятого курса. Менты меня тогда задержали с трофейным оружием, я как раз из экспедиции возвращался, осенью. Думал, выхолощу, чтобы не могло стрелять, и дяде Пете сдам, он коллекционерам продаст. Он часто мне помогает, у него много коллекционеров знакомых. И так глупо попался… до сих пор стыдно… Ну, вот и все про меня. А, да, про воспитание…

Впереди показался знак заправочной станции и Тимур, включив поворотник, свернул. Заправив машину, которая сразу будто стала выше и даже хрюкнула приветствие, когда хозяин в нее сел, Тимур продолжил:

– Мой отец и дядя Петя были друзьями. Папа… умер. Когда мне было десять. И дядя Петя меня воспитал.

– А мама? Где твоя мама?

Рита испуганно вцепилась себе в брюки. Павлина быстро переместилась в ноги Рите, присела и положила голову ей на колени– она знала, как подруге трудно было вспоминать про родителей.

– Мама? Дома. У себя. Я живу отдельно. Все нормально.

От Тимура не укрылась реакция Риты. Он пожал плечами:

– Она на заводе работает. Мы общаемся по скайпу почти каждый день. В гости езжу. Ну да, редко, пару раз в месяц. На выходные. Подкормиться. Ну, вот как-то так…и живем. Ты что? Ты плакать, что ли, собралась?

Тимур опять включил поворотник, припарковался на обочине, и повернулся к Рите:

– Расскажи.

Он неуверенно протянул руку и осторожно погладил Риту по лохматой макушке. И Риту словно прорвало. Давясь слезами, впервые за эти страшные полгода одиночества, она нашла родственную душу, что-то услышала в его голосе, в том, как он сказал: «папа умер». Все. Она рассказала ему все. Про аварию, похороны, тетю Варю, работу, сон несколько дней назад, браслет и книгу, призраков, а также про покушение в Театре Армии, черный тягучий взгляд и незнакомца, который гладил ее по лицу. Тимур не торопил ее, достал откуда-то из недр своей отзывчивой машины термос с горячим чаем, мягкие маленькие булочки с вареньем внутри, и, не переставая слушать, накормил ее, а заодно вытер слезы. Уже стемнело, машина мигала аварийками на трасе, мимо проплывал, сияя фарами, нескончаемый поток автомобилей. Суббота, все спешили отдыхать.

– Прости. Не пойму, что на меня нашло.

Рита всхлипнула последний раз, достала телефон, чтобы чем-то занять дрожащие руки, и прочла последние смс.

– Петр Сергеевич уже давно Ванечку отвез. Это я нас задержала. Я больше не буду рыдать. Поедем? Ты сам где живешь?

Тимур тронул осторожно машину, встраиваясь в поток, улыбнулся:

– Мы почти соседи, я живу, оказывается, на параллельной улице. Поэтому дядя Петя нас так разделил. Сам пацана повез, а мне велел тебя доставить до подъезда, – Тимур почувствовал, как опять зашевелились, словно от ветра волосы у висков и весело поправился, – тебя и Павлину.

Свет в салоне Тимур не включал, ехали молча, даже Павлина притихла. Через несколько километров Тимур вдруг опять резко свернул на обочину и остановился. Машина расстроенно замигала аварийками. Тимур повернулся к Рите:

– В общем… Я сначала не хотел рассказывать. Но раз так получилось…

– Папа и дядя Петя были друзьями с детства, выросли в одном дворе. Дядя Петя после архивного института увлекся историей подмосковных имений, а папа был химиком, он изобрел какое-то особое средство, которое позволяло искусственно старить металлы. Мои детские воспоминания – это дом, пропахший химикатами, папа, что-то пишущий в свой дневник, мама, рассказывающая мне сказки на ночь. Мне было десять, когда дядя Петя нашел свой первый клад. Друзья решили подделать под старину несколько монет-новоделов и добавить их в общую кучу. Тогда монеты получали бы историю, и цена соответственно вырастала. Довольно сильно. И монеты были редкими, такими… квадратными. Времен Екатерины. Ну, а закончилось все ужасно. Их разоблачили, и папа взял всю вину на себя. Его арестовали, но он провел в камере всего несколько дней. Написал оттуда письмо дяде Пете, мне мама говорила… В общем… у него не выдержало сердце.

Тимур долго молчал и, наконец, глухо выговорил:

– Теперь и ты знаешь все про мою семью…

Он вышел из машины, прислонился к ее уже остывшему боку, достал из кармана пачку, и, прикрыв от ветра сигарету, закурил. Сделал несколько быстрых неглубоких затяжек, щелчком отбросил ее подальше в грязный сугроб и вернулся в салон:

– Ну, все. Теперь точно поехали.

Хорошо, что было темно. Рита тихо глотала вновь нахлынувшие слезы и очень боялась, что Тимур их увидит. Вряд ли он отблагодарит ее за жалость.

***

Они подъехали к дому, когда вечерние сумерки окончательно сменились на ночные, полыхали светом прямоугольники окон в обрамлении черных стен, во дворе стояла чуткая тишина, прерываемая скрипом снега под ногами запоздавшего прохожего.

Тимур выгрузил Ритину сумку, запер за девушкой машину, подошел к подъезду и молча ждал, пока та справится с домофоном.

Рита тихо психовала. Как ей вести себя с Тимуром? Донесет он ее сумку до двери в квартиру, и что дальше? Пригласить на чай? Или поблагодарить и попрощаться? Но ни того ни другого делать не пришлось. Едва они вышли из лифта, как Тимур напрягся и шумно вдохнул, вся его фигура напряглась, он сделал пару осторожных шагов и огляделся, словно почувствовал опасность.

– Запах… ядовитое что-то… сильно, очень сильно воняет.

Теперь и Рита почувствовала, как разъедает горло и першит в носу.

– Павлина,– позвала она,– облети соседей на площадке, у кого так пахнет?

Павлина сорвалась с места, исчезла за ближней дверью, а через минуту появилась из тети Вариной.

– Ой, там тетя Варя на полу лежит, это у нее так воняет.

Тимур подошел, принюхался и кивнул

– У тебя лом и топор есть? Я так понимаю, раз лежит, значит, или без сознания или… Ну, сама точно уже не откроет.

– У меня ключи есть, запасные, тетя Варя давно отдала, сказала, мало ли что…

– Похоже, это «мало ли что» и случилось, давай, тащи.

Рита кинулась к себе, лихорадочно вспоминая, куда сунула эти злополучные ключи, господи, только бы найти, только бы… нашла! В самом углу выдвижного ящика связка из двух ключей обнаружилась, прикрытая потрепанным блокнотом для заметок.

Рита выскочила на лестничную площадку, протягивая на ходу ключи Тимуру. Он начал открывать двери, потом повернулся и оттер плечом Риту подальше от себя:

– Ты уйди пока, я посмотрю что там, тогда позову.

Рита помедлила, очень хотелось нахамить в ответ, но она сдержалась и коротко мотнула головой:

– Нет.

Вдвоем с Павлиной, которая притихла и жалась ближе, они дождались, когда щелкнет замок и Рита, сама пихнув Тимура, первой заскочила в темный коридор:

– Тетя Варя! – Позвала она, – тетечка Варечка!