– Ты знаешь, что тут было в 43-м? – он наклонился чуть ближе ко мне и как будто немного разволновался. – Я был ребенком тогда. Отец на фронте, моя мать с нами тремя в городе, который был усеян трупами. Никто не верил, что мы выживем. Но она верила. И мы выжили. Все. У тебя есть дочь, семья, ты не одна.

– В том-то и дело, что одна! – я разрыдалась. – Я не чувствую от них поддержки. И Олег, и Алина, они против меня. Они не верят.

– Значит, твоя вера должна быть сильней. Если ты сделаешь то, о чем думаешь, то не сможешь потом спокойно жить.

– Но ведь многие делают?

– Ты не многие, – в голосе появилась твердость, которой сложно было ожидать от восьмидесятилетнего старика. – Ты не сможешь. Ты сама себя разрушишь. А ты нужна и мужу, и дочери. Они навсегда для тебя останутся виновными в том, что ты совершишь этот поступок. Что для тебя самое страшное в беременности?

Я на секунду задумалась, но ответила:

– Рожать, зная, что малыш умрет. Зачем через все это проходить?

– Ты боишься боли?

– Да нет… Я уже рожала. Это все проходит. Я боюсь, что придется хоронить, держать на руках мертвого.

– Думай о том, что, если так случится, значит, твой малыш сразу отправится на небо, не успев вкусить всей земной боли.

– Но он же будет некрещеным?

Дед усмехнулся. Я почувствовала, что сказала какую-то глупость.

– Неужели ты думаешь, что это имеет значение?

– А разве нет? Как там было в «Божественной комедии» у Данте. Первый круг ада для некрещеных младенцев.

– Я и забываю, что ты в институте изучала много литературы, – улыбнулся он уже мягче. – Но в данном случае лучше было бы почаще читать Библию.

– Но разве это противоречит Библии?

– Маша, крещение – это таинство, обряд, но про крещение младенцев в Библии не сказано ничего. Изначально крещение было актом веры и очищения от прежних грехов взрослого человека. Уже позже по аналогии с Ветхозаветным обрезанием как очищением от первородного греха зачатия в Новом Завете таким актом стало крещение.

– Как-то это непривычно от тебя слышать. Это же противоречит православию.

– Нет, совсем нет. В крещении младенцев нет ничего плохого, как это утверждают всякие сектанты, но это и не приводит некрещеных младенцев в ад.

– Я сегодня по радио про это же слушала, пока мы ехали. Ты слышал, наверно, про такого бывшего священника – Николая Коломийцева? Он про это говорил. Что крещение – лишь обряд.

Дедушка рассмеялся.

– Помню, как мы с ним это в институте обсуждали.

– В институте? – удивилась я.

– Конечно, это же мой студент бывший.

– Ничего себе, я и не знала.

– Да, один из тех, кто меня до сих пор с днем рождения поздравляет, письма присылает по электронной почте. Бывает даже иной раз и я ему пишу, когда его спорное выступление услышу. Он отвечает. Не зазнался.

– Но его же раскольником называют?

– Да, называют. И это действительно так. Но ты знаешь, сейчас, когда мне уже столько лет и я столько в жизни видел, я не готов сказать, что он настолько уж неправ. Когда был коммунизм, служение в церкви было подвигом. Туда действительно шли люди, которые хотели нести веру и понимали, что мирских благ они не получат, этот путь не вел к богатству и почестям. Но в 90-е все изменилось. И в церковь стали приходить другие люди, с другими целями. Когда Николай после института уехал в Москву, он хотел многого. Наверно, не стоило ему в священники идти. Уж скорее в политики. Слишком пытливый у него ум. И слишком много амбиций. Это мешает служению. Но я точно помню, что он всегда был тверд в своей вере и хотел пробиться наверх, чтобы больше сделать для церкви и для людей. Изменить ее в лучшую сторону. Но не получилось. Церковь его вытолкнула. Хорошо, что сейчас много возможностей проповедовать и без церковной поддержки. Вон сколько людей его в интернете смотрят.

Я слушала как завороженная. Когда дед замолчал, мне, наконец, удалось произнести:

– Я и забываю иногда, что ты не просто мой дедушка. И что ты столько в жизни повидал.

– У меня была жизнь долгая, но очень непростая. Возможно, и твой малыш будет жить долго и еще дождется своих внуков, – при этих словах дедушки к моим глазам подступили слезы. Он добавил: – А возможно, он проживет короткую счастливую жизнь в твоем животе. Не лишай его хотя бы этого. Он там уже живой. И только Господь знает, сколько ему отмерено. Ты не вправе решать за него.

* * *

Назад в тот день мы ехали молча. Мы ушли раньше всех, сил оставаться среди празднующих родственников не было. С родителями я перекинулась лишь парой слов: «как дела, как Алина, спасибо, все хорошо» и все. Я села за руль, Олег довольно много выпил и задремал в машине. Я вышла от деда в смятении. А чего я хотела? Надеялась, что он оправдает меня и скажет: «Иди, делай аборт, ничего страшного»? Честно, да, именно этого я и хотела. Чтобы кто-то принял решение за меня. И мне не пришлось бы брать на себя ответственность. Я не хотела чувствовать себя виноватой, ни если бы мой ребенок не выжил, ни если бы я сделала аборт, а после этого нашлось лекарство. Больше всего я боялась сделать что-то неправильно.

Когда я открыла дверь в квартиру, то сразу поняла, что что-то не так. У входа стояли две незнакомые пары обуви. Мужской. Из комнаты доносились музыка и смех. Я даже не успела разуться и с криком «Алина!» бросилась в комнату к дочери. Олег, несмотря на выпитое, тоже сразу понял, что у нас гости, и побежал за мной. Мозг уже нарисовал страшную картину, как мою девочку насилуют два подонка, но все оказалось не так.

Алина сидела на кровати вместе со своей подружкой, с которой они ходили на гимнастику. Кате было тринадцать, и ее фигура уже приобрела вполне девичьи очертания. Алина немного завидовала ей из-за этого. Сейчас моя дочь была в коротеньких шортах и облегающей майке, под которой за счет лифчика с пуш-апом отчетливо выделялась грудь. Она была ярко накрашена. Ее приобнимал какой-то парень лет пятнадцати-шестнадцати, сидевший на корточках возле кровати, другая его рука лежала у нее на голом колене. Второй пацан стоял возле стола и что-то делал за ноутбуком, возможно, переключал музыку.

Когда мы с Олегом зашли, они мгновенно вскочили и началось. Я орала на Алину и, схватив ее за волосы, потащила в ванную умываться. Олег с криками выставил парней за дверь, не дав им обуться и швырнув ботинки им вслед. Катя быстренько убежала, а я крикнула ей вдогонку, что обо всем расскажу ее матери. Алина истерила и брыкалась, но я со всей силой держала ее за голову и водой смывала с нее косметику. Мне безумно хотелось сделать ей больно. Я схватила мочалку и стала тереть ее лицо. Она орала, захлебываясь слезами: «Мама, мне больно, отпусти». А я терла и кричала: «Проститутка!»

Олег подошел к нам.

– Отпусти ее, – сказал он, – ты ей так все лицо поранишь.

– Пусть, – закричала я, – пусть запомнит, чтоб ни один урод на нее не позарился. – Злость разрывала меня. Олег схватил меня за руки, не грубо, но очень настойчиво. Алина вырвалась. Она стояла в дверях и с гневом смотрела на меня.

– Я уйду от вас! – закричала она. – Уйду!

– Да кому ты нужна, – крикнула я в ответ. – Этим переросткам? Им только и нужно, что забраться к тебе под юбку. А ты их домой тащишь, как проститутка!

– Кто это такие? – спокойно спросил Олег, все еще державший меня за руки.

Алина ответила, уже спокойнее.

– Это Тема, парень Кати, и его друг Никита, мы с ним недавно встречаемся.

– А почему они здесь? Если ты с ним недавно встречаешься? Почему я ничего о нем не знаю? – закричала я.

– А ты много мной интересуешься? – злобно ответила Алина. – У тебя сейчас вроде другие заботы.

– Да как ты смеешь? – я вновь бросилась к ней, Олег удержал меня за плечи.

– А что, может, мне тоже забеременеть? – вдруг спросила она. – Месячные у меня уже идут. Будет хоть что-то общее с тобой.

Я рванулась к ней, совершенно себя не контролируя. Алина, увидев, что перегнула палку, бросилась в свою комнату и захлопнула передо мной дверь, подперев ручку стулом. Я осталась стоять в коридоре. Олег подошел ко мне и сказал:

– Успокойся.

– Ты опять ее защищаешь? Даже сейчас?

– У нее сложный период. Но разве у тебя не бывало, что ты звала друзей, когда родителей не было?

– Нет!

– Ах да, забыл. Правильная девочка, – он язвительно улыбнулся.

– Прекрати, – ответила я.

Олег обнял меня и сказал:

– Иди приляг, тебе нужно отдохнуть.

Месяц четвертый. Январь

Вот и наступил Новый год. Встречали мы его у моих родителей, настроения видеться с друзьями не было. За вечерним застольем я рассказала родным про свою беременность. Хотела уже после боя курантов, чтобы не портить всем настроения, но отец начал задавать вопросы, почему я не пью. Я не стала врать.

Мама расплакалась. Да это и неудивительно, учитывая, что рассказывали нам в новостях. За последнюю неделю во всей стране не родилось ни одного здорового малыша. Все так же некоторые дети выживали в родах, но в течение первых суток погибали все. Границы для всех женщин были закрыты, не разрешали не только командировки и отдых, но и поездки к близким, живущим в соседних странах. Предположили, что болезнь как-то поселяется в матке, и даже не у беременных женщин, если они заразятся, не будет и в будущем возможности родить здорового малыша. Всем женщинам настоятельно рекомендовали работать удаленно и не выходить из дома, стараясь сохранить здоровье до того времени, когда будет найдено лекарство.

Новый год прошел в каком-то тоскливом настроении. Алина и Олег смотрели на меня осуждающе, как будто я испортила им праздник. Родители были расстроены. Отец, конечно, не стал вмешиваться и учить меня жизни. Он всегда был достаточно отстранен от нас с мамой. Мать же попыталась поговорить со мной по душам, но так как она опоздала с этим лет на двадцать, то нормального разговора не вышло. Она посочувствовала мне, попросила полагаться на волю Божью и не поддаваться отчаянию. Я покивала головой, и мы переключились на сервировку стола.

Президент перед боем курантов рассказывал, что мы обязательно справимся с этой бедой, лекарство будет найдено, а пока следует больше внимания уделять своим близким и особенно детям, учитывая, какими хрупкими на самом деле оказались наши семьи. Он говорил, что наша страна приняла на себя этот удар и вовремя принятые меры не позволили заразе распространиться за рубеж, предотвратив мировую эпидемию. К тому времени уже поползли слухи, они гуляли по интернету, читались в комментариях к новостям и в группах в соцсетях. Многих смущало, что эпидемия была лишь в нашей стране. Раз за разом мелькало, что это не эпидемия, это какое-то биологическое оружие или специальная отрава, уничтожающая наших будущих детей. Что правительству или иностранным агентам (в зависимости от того, каких взглядов придерживался автор поста) выгодно уничтожение нового поколения. Что, возможно, это мировой заговор, и мы часть эксперимента по уменьшению численности населения планеты. Авторы постов призывали беременных не обращаться в больницы, скрывать свое положение и рожать дома, лишь это, по их мнению, могло спасти будущих малышей.