Полтора года назад на юбилее деда Костя наговорил ему много резких слов о том, что бабушке уже все равно, и она бы порадовалась за детей и внуков, которым книга может принести целое состояние. Но дед остался непреклонен, отказавшись продавать права на экранизацию. Костя уехал ни с чем. Все последние разговоры с ним по телефону тоже не принесли результата. И тут вдруг совершенно неожиданное завещание в его пользу. Чем больше Костя думал на эту тему, тем меньше радовался успеху. Он, конечно, успел похвастаться и Жене, которого сразу попросил начать переговоры с DVG, и Кристине – других близких друзей у него не было. Потом, правда, пожалел, что ей обо всем рассказал. Она сразу начала накручивать: это же странно, почему дед так поступил? У Кости поневоле тоже мелькнула смутная тревога. Как бывает, когда получаешь сообщение на телефон о том, что выиграл огромный приз, но заранее знаешь, что повода для радости нет, – это работают мошенники. Косте ничего в жизни не давалось просто так, весь его успех был результатом долгой работы. А тут вдруг, когда веры, что он сможет получить права на книгу, уже не осталось, они сами плывут в руки. Хоть соглашаться с Кристиной и не хотелось, но в чем-то подруга была права. Лучше бы выяснить, отчего дед вдруг передумал.

– Константен! – раздалось на французском в толпе ожидавших, когда Костя, наконец получив багаж, выбрался в зал прилета.

Софи стояла на носочках, пытаясь выпрыгнуть из толпы, и махала рукой, чтобы кузен ее заметил. За три года она не сильно изменилась. Софи недавно исполнилось двадцать шесть. Она была невысокого роста, с крепко сбитой фигурой, в которой поневоле через столько поколений воплотились славянские черты. Светлые волосы до плеч, серые глаза, а еще полненькие аппетитные бедра и большая грудь. Костя долго потом сожалел, что в последний приезд переспал с ней. Очень уж восхищенно кузина расспрашивала его про создание книг и источники идей. Совместное чтение его нового романа быстро перешло в горизонтальное положение. Софи, на счастье, была девушкой очень современной, так что к связавшей их теме секса больше не возвращалась. Последние полтора года они лишь обмениваясь поздравлениями по праздникам в ватсапе, как любые другие родственники, живущие вдали друг от друга.

– Софи, ты как всегда очаровательна! – Костя подошел к кузине и чуть приобнял ее, быстро чмокнув в щеку.

Он не решил пока, стоит ли повторять прошлый успех. Насколько он знал, Софи не была замужем и в принципе под венец не торопилась. Но в Париже она жила с мужчиной, который, сославшись на занятость, на похороны не приехал. Двоюродная сестричка, и вправду, выглядела очаровательно. Видно, что Софи обратила внимание на свой внешний вид перед встречей с кузеном. На ней были укороченные летние брюки, эффектно подчеркивающие округлые ягодицы, и голубая летняя кофточка с аккуратным декольте, не менее красиво, но скромно выделявшая грудь. Минимум косметики на лице подчеркивал естественность ее красоты. «Даст – не даст?» – подумал Костя. Почувствовав, как она слегка задержала руки на его спине во время объятия, про себя ответил: «Даст».

– Мы все были в шоке, – рассказывала Софи, когда они ехали в машине по красивой проселочной дороге. – Дед будто чувствовал, что умирает. И моя мама, и твоя в пятницу были с ним. Тогда же он позвал нотариуса и подписал бумаги. Сказал, что не будет нарушать традицию и передаст права на рукопись старшему наследнику мужского пола – то есть тебе.

– Ты расстроилась? – мягко спросил Костя, положив руку на подголовник водительского сиденья. Софи не стала отказываться от прикосновения и откинула голову, так что шея ее легла в Костину ладонь.

– Я-то не особо, мне все равно ничего не светило. А вот мама с Себастьяном были недовольны. Они рассчитывали на неплохую прибавку к бюджету за счет возможности продавать права на переиздание книги.

Себастьян был младшим братом Софи. Сейчас он учился в Парижском университете на какой-то специальности, связанной с компьютерными технологиями. Сама же Софи, вопреки традициям семьи, вообще не стала получать высшее образование, зато благополучно в свои двадцать шесть уже руководила отделом в крупном парижском супермаркете.

– Ну, ей дом останется. Так что не стоит обижаться, твои мама и брат очень далеки от литературы. И для них это были бы просто деньги, а для меня – жизнь. И я рад, что дед это понял.

– Да ты что? – лукаво улыбнулась Софи. – Вообще, вся наша родня, кроме меня, то, что ты пишешь, не считает литературой. Даже твоя мама.

– Ну-ну, – рассмеялся Костя. – Зато миллионы людей, покупающих мои книги, так считают. Так что мнение нескольких человек, пусть даже и близких родственников, явно не перевешивает. Рад, что и дед это перед смертью понял.

Софи напряглась при этих словах.

– Не знаю, что он там понял. Мама говорила, что в последние дни дед стал очень странным. Как-то она видела, что он сидел перед телевизором и шептал что-то типа: «Уходи, уходи, ты ничего не добьешься».

– Софи, ты ведь специально меня пугаешь? – нахмурился Костя.

Кузина улыбнулась в ответ:

– Совсем нет, можешь у моей или своей мамы спросить. Все так и было.

– Учти, у меня богатое воображение, сегодня ночью могу не уснуть из-за привидений.

– У тебя будет компания в виде Себастьяна, вам ночевать в одной комнате, он их распугает, – лукаво рассмеялась Софи, на мгновение переведя взгляд с дороги на Костю.

Заметив это короткое движение, Костя в ответ нежно погладил ее шею, тихо произнеся:

– Может, я хочу другую компанию на ночь.

– Как в нашу прошлую встречу? – рассмеялась Софи, но уже чуть более скованно.

– А что, можно? – спросил Костя.

Софи вновь краем глаза взглянула на него и сказала:

– Сегодня в доме будет много людей, я переночую с мамой. Не знаю, где мы могли бы уединиться?

– Ну, насколько я помню, в кабинете дедушки вряд ли кто-то сможет расположиться?

– Константен, и тебе не стыдно? Дедушку ведь еще даже не похоронили, – произнесла Софи строгим голосом, за которым Костя отчетливо услышал ироничные интонации.

– Но кабинет ему в любом случае больше не пригодится.

Софи едва заметно помрачнела.

– Неужели тебе совсем его не жалко?

Костя глубоко вздохнул.

– Жалко, жалко. Человек умер. Но жизнь прожил хорошую, долгую. Это естественно, все там будем.

– Это же не просто человек, а твой дед. И он, вообще-то, оставил тебе немаленькое наследство.

– Ну, это ты к нему все детство ездила, а мы не слишком-то много общались.

Костя попытался скрыть раздражение в голосе, но, видимо, получилось плохо. Софи (умничка, как всегда) быстро перевела тему.

– Ты надолго приехал?

– Тридцать первого августа обратно, – ответил Костя. – Надеюсь, недели хватит, чтобы все уладить.

– Жаль, думала, ты подольше останешься. Давно ведь не был.

– Уже пообещал первого сентября выступить на линейке в гимназии в Калуге, где я учился. А обещания я привык сдерживать.

Софи усмехнулась:

– В гимназии? Зачем тебе это?

– Ну как же, я самый известный их выпускник, пример для детворы. – Костя иронично задрал голову вверх. – Ты думаешь, школа в провинциальном городке много кем может гордиться? Я, между прочим, и книги периодически им дарю для школьной библиотеки.

Софи быстро посмотрела на Костю и вновь перевела взгляд на дорогу, петляющую среди полей с виноградниками.

– Надеюсь, не свои?

Костя рассмеялся.

– Нет, у меня же все с рейтингом «8+». В основном, классику: и европейскую, и американскую. Ну и двадцатый век. Книги помогают развиваться.

Костя отвел взгляд в сторону бокового стекла и добавил про себя: «Да и просто выживать». Вместо зелени под закатным солнцем, мелькающей за окном, перед глазами школьный туалет и пара уродцев из параллельного класса, прижимающих его к холодной кафельной стене. Рукой он нащупывает в открытом портфеле увесистый том из собрания сочинений Пушкина и бьет наотмашь одного из пацанов прямо по голове. Тот отскакивает от неожиданности. Костя успевает оттолкнуть второго и выбегает из туалета, чуть не сбив с ног учительницу математики. Та раздраженно говорит: «По коридору бегать нельзя», и уходит, не поинтересовавшись даже, почему он в таком виде.

Костя спускается бегом по лестнице, где его ждет водитель, чтобы отвести домой. Сегодня это дядя Сережа, подсобный рабочий из музея. Дядя Сережа очень любит болтать. Чтобы избежать его бессмысленных жалоб на жизнь, Костя на заднем сиденье быстро открывает книгу и начинает читать, делая вид, что ему много задали на дом.

Серые провинциальные пейзажи девяностых мелькают за окном, а он видит перед собой пушкинскую метель, разделяющую влюбленных на зимней дороге и сводящую незнакомцев у церковного алтаря. И он хочет туда, где балы, благородные герои и настоящая любовь. А не подпрыгивать на каждой яме в разбитом асфальте, не слышать матерных криков, когда кто-то, нарушая все правила, проносится на красный свет, и не видеть побирающихся нищих на инвалидных колясках в военной форме, стучащих в окно машины на долгом светофоре.

– Костя, мы подъезжаем.

Голос Софи выдернул из нахлынувших воспоминаний. Знакомый с детства старенький двухэтажный особняк с высокими окнами и увитыми зеленью балкончиками, виднелся в конце тихой улицы.

На пороге Костю и Софи встретили матери. Елена Александровна (или Элен, как она просила себя называть даже в России) – мама Кости, была худощавой невысокой женщиной, из тех, про которых говорят «маленькая собачка до старости щенок». Короткая стрижка с крашеными в каштаново-рыжий цвет волосами, худое продолговатое лицо (которым она была очень похожа с сыном), а еще уйма жестов и беспорядочных движений. Она всегда быстро разговаривала и параллельно умудрялась делать десять дел, причем все качественно. Энергии Элен в почти шестьдесят лет могла бы позавидовать молодежь. «Если бы только она ее поместила в другое русло, – не раз думал Костя, – вся моя жизнь могла бы сложиться иначе». Но в своей увлеченности гением прадеда Элен с легкостью разрушила и брак с мужем, и будущее сына.

Валери, мама Софи, напротив, была женщиной степенной. Она была старше сестры всего на два года, но казалось, что разница между ними лет десять. Элен никто больше пятидесяти на вид не давал. Валери была немного полнее сестры, хотя язык бы не повернулся назвать ее толстой. Темные волосы отдавали благородной сединой, которую она не пыталась спрятать краской, а весь вид – красивые платья, изящные драгоценности – говорил: я истинная француженка. В то время как Элен, вечно щеголявшая в джинсах и кроссовках, смотрелась в ее присутствии как бедная родственница.

– Хорошо, что ты приехал, – произнесла Элен, бросившись на шею к сыну. На глазах выступили слезы.

– Да, с трудом удалось взять билеты, уйму денег отдал, – недовольно произнес Костя.

– Ну, не переживай по этому поводу, – тихо сказала мама.

Она проводила сына в комнату – бывшую детскую, где сейчас стояли две кровати. На одной из них лежали мужские вещи.

– Ты переночуешь с Себастьяном, – сказала мама.

– Да, Софи мне уже говорила. А где он?

Элен недовольно вздохнула:

– Поехал искупаться.

Нарбонн, хоть и не был приморским городом, находился недалеко от побережья, всего в паре десятков километров.

– Странно, что он еще не вернулся, поздно уже. – Костя взглянул на часы, было почти девять вечера.

– Вроде хотел с кем-то из друзей встретиться. Ты знаешь, какая сейчас молодежь, никакого уважения к старшим, – недовольно поморщилась Элен. – Может приехать и за полночь. Но ты пока располагайся и пойдем ужинать. Я приготовила поесть.

– Ладно, – тихо ответил Костя, вспоминая, что мать никогда не отличалась хорошими навыками в области кулинарии.

Его очень напрягало, когда Элен начинала строить из себя заботливую родительницу. Для него в принципе оставалось загадкой, зачем она рожала ребенка, ведь материнство явно не входило в зону интересов великой наследницы великого писателя, потратившей жизнь на популяризацию его творчества. Сама Элен литературного таланта не унаследовала и еще в школе, поняв, что писателем ей не стать, всерьез занялась изучением русского языка и литературы как филолог. Увлечение это с годами переросло в какую-то болезненную, едва ли не маниакальную привязанность. Поэтому, когда Советский Союз рухнул, она приложила все усилия, чтобы уехать на родину предков.