По-настоящему влиятельными факторами оказались возраст и пол. Бертолон считал, что электричество сильнее действует на молодых взрослых мужчин, чем на младенцев и стариков^[51]. Французский хирург Антуан Луи соглашался с ним. «Мужчину двадцати пяти лет, – писал он, – наэлектризовать легче, чем ребенка или старика»^[52]. По словам Сгуарио, «женщины обычно электризуются легче и лучше, чем мужчины, но у обоих полов электризации легче поддаются люди с огненным, вспыльчивым темпераментом, а молодые – легче, чем старые»^[53]. Морен писал: «Взрослые и люди с более сильным темпераментом, с более горячей кровью, более вспыльчивые, также более подвержены влиянию этой субстанции»^[54]. Эти ранние наблюдения – что молодые здоровые взрослые более уязвимы для электричества, чем другие люди, – могут показаться неожиданностью. Но позже мы увидим, насколько же они важны для проблем современного здравоохранения, особенно проблемы с гриппом.

Чтобы более-менее подробно проиллюстрировать типичные реакции электрочувствительных людей, я выбрал доклад Бенджамина Вильсона об эксперименте над его 25-летним слугой, который добровольно согласился подвергнуться электризации в 1748 г. Вильсон и сам был электрочувствительным, так что, естественно, более внимательно относился к подобным эффектам, чем некоторые его коллеги. Современные электрочувствительные люди без труда узнают большинство эффектов – в том числе и последствия, длившиеся несколько дней.

«После первого и второго экспериментов, – писал Вильсон, – он пожаловался на ухудшение настроения и неважное самочувствие. После четвертого эксперимента он стал очень горячим, а вены на руках и лице сильно набухли. Пульс бился чаще, чем обычный быстрый, еще он пожаловался на жестокое сдавление в сердце (как он выразился), которое длилось вместе с остальными симптомами в течение почти четырех часов. Когда он обнажил грудь, она оказалась сильно воспалена. Он сказал, что у него сильно болит голова и колет в глазах и в сердце, а также ломит все суставы. Когда вены начали набухать, он пожаловался на ощущение, похожее на удушение или слишком сильно затянутый на шее воротник. Через шесть часов после эксперимента практически все жалобы разрешились. Боль в суставах продолжалась до следующего дня; он жаловался на слабость и очень опасался простудиться. На третий день он полностью пришел в себя.

Удары током, полученные им, были весьма слабыми, – добавил Вильсон, – по сравнению с теми, которые получают большинство людей, когда они для развлечения берутся за руки, чтобы замкнуть цепь»^[55].

Морен, который перестал подвергать себя воздействию электричества еще до 1748 г., тоже довольно подробно описал его пагубное действие. «Люди, которых электризуют на смоляных брикетах или шерстяных одеялах, часто становятся похожи на астматиков», – заметил он. Морен описал случай с молодым 30-летним мужчиной, который после электризации тридцать шесть часов страдал от лихорадки и восемь дней – от головной боли. Он отрекся от электромедицины, придя после экспериментов на людях с ревматизмом и подагрой к выводу, что «все пациенты стали после них страдать еще сильнее». «Электричество несет с собою симптомы, подвергать себя которым весьма неблагоразумно, – писал он, – потому что восстановиться после нанесенного ущерба не всегда просто». Особенно он не одобрял медицинское применение лейденских банок, рассказав историю о мужчине с экземой на руке, который, получив удар током от маленькой банки, в которой было всего две унции воды (около 60 мл), затем целый месяц страдал от боли в руке. «После этого, – писал Морен, – он уже не был готов становиться мальчиком для битья для изучения электрических феноменов»^[56].

Вопрос, приносит ли электричество больше пользы, чем вреда, для людей, живших в то время, был далеко не праздным.

Морен, у которого была электрочувствительность, и Нолле, у которого ее не было, столкнулись лбами, споря о будущем нашего мира на заре электрической эпохи. Их дебаты были предельно публичными – они развернулись на страницах книг и журналов того времени. В первую очередь, электричество было известно как свойство живых организмов, необходимое для жизни. Морен считал, что электричество – это своеобразная атмосфера, дыхание, окружающее материальные тела, в том числе живые, и вступающее во взаимодействие со всем, что окажется поблизости. Его приводила в ужас идея Нолле, что электричество на самом деле может быть субстанцией, которая перетекает из одного места в другое, которая не может вытечь откуда-либо, пока туда не притечет новое электричество, субстанция, которую человечество укротило и теперь может послать в любую точку мира, куда ему заблагорассудится. Дебаты начались в 1748 г., всего через два года после изобретения лейденской банки.

«Будет очень легко, – с невероятной точностью предсказал Нолле, – заставить огромное число тел одновременно чувствовать воздействие электричества, не двигая их, не причиняя им вообще никаких неудобств, даже если они находятся на значительном расстоянии; ибо сейчас мы знаем, что эта сила передается с невероятной легкостью на большие расстояния с помощью цепей или иных протяженных тел; металлические трубы, железные провода, протянутые далеко-далеко… тысячи иных, еще более легких способов, которые сможет изобрести промышленность, помогут распространить его действие на весь мир и расширить дальность настолько, насколько мы пожелаем»^[57].

Морен был поражен. Что случится с невинными свидетелями? – тут же подумал он. «Живые тела, наблюдатели, быстро утратят этот дух жизни, этот принцип света и огня, который оживляет их… Заставить целую вселенную, или, по крайней мере, огромную сферу, действовать посредством простого треска маленькой электрической искры или формирования светящегося ореола длиной 5–6 дюймов (13–15 см – прим. ред.) на конце железного стержня, – воистину значит сотворить огромную суету без всякой хорошей причины. Заставить электрический материал проникнуть внутрь самых плотных металлов, а затем разойтись повсюду без всякой очевидной причины; возможно, намерения самые благие, но весь мир вряд ли с этим согласится»^[58].

Нолле ответил саркастически: «Сказать по правде, я не знаю, вся ли вселенная чувствует эксперименты, которые я провожу в крохотном уголке мира; как этот текучий материал, который я заставляю приблизиться к моему шару… как его движение ощутят, например, в Китае? Но это будет иметь великие последствия! Эй! Что же станет, как замечательно выразился месье Морен, с живыми телами, с наблюдателями!»^[59]

Как и другие пророки, которые выкрикивали предупреждения, а не славословия новым технологиям, Морен был не самым популярным ученым своего времени. Один современный историк даже осудил его как «напыщенного критика», «гладиатора», который «восстал» против электрического мечтателя Нолле^[60]. Но разница между двумя учеными была в теориях и выводах, а не в фактах. Побочные эффекты электричества были известны всем – и оставались известны всем вплоть до начала XX в.

В авторитетной книге Джорджа Бирда и Альфонсо Роквелла Medical and Surgical Electricity («Электричество в медицине и хирургии», 1881) этим явлениям было посвящено десять страниц. Они использовали термины «электроуязвимость», обозначавший тех, кто легко получал электротравмы, и «электрочувствительность» – тех, кто невероятно сильно чувствовал электричество. Через сто тридцать лет после первых предупреждений Морена эти врачи объявили: «Есть люди, которых электричество травмирует всегда, и единственная разница между малой и большой применяемой дозой для них состоит в том, что первая травмирует их меньше, чем вторая. Есть пациенты, с которыми все навыки и опыт электротерапевта уходят втуне; их темпераменты просто не en rapport^[61] с электричеством. Неважно, от какой именно болезни или симптомов они страдают – паралича, или невралгии, или неврастении, или истерии, или поражения отдельных органов, – и непосредственные, и перманентные эффекты от гальванизации или фарадизации, общей или местной, приносят им только зло». Опасаться, как и в прошлом столетии, нужно было следующих симптомов: головной боли, боли в спине, раздражительности и бессонницы, общего недомогания, возбуждения или усугубления боли, нерегулярного сердцебиения, озноба (похожего на простудный), боли, негибкости и ломоты в мышцах, обильного пота, онемения, мышечных спазмов, чувствительности к свету или звуку, металлического привкуса и звона в ушах.

Электрочувствительность передается по наследству, писали Бирд и Роквелл, а затем сделали те же самые наблюдения по поводу возраста и пола, что и первые электрики: женщины в среднем чуть сильнее подвержены воздействию электричества, чем мужчины, а активные взрослые люди в возрасте 20–50 лет переносят его хуже, чем в другом возрасте.

Как и Гумбольдт, они оказались поражены людьми, не чувствительными к электроэнергии. «Стоит добавить, – писали они, – что некоторые люди индифферентны к электричеству – они выдерживают и тот, и другой ток любой силы в течение долгого времени, не ощущая никаких последствий – ни полезных, ни вредных. Их можно бесконечно поливать электричеством, они могут быть полностью пропитаны им, но все равно они уходят от машин, не чувствуя себя ни лучше, ни хуже». Авторов учебника очень раздражало, что предсказать, будет ли человек en rapport с электричеством или нет, просто невозможно. «Некоторые женщины, – отмечали они, – даже невероятно хрупкие и изящные, переносят огромные дозы электричества, а некоторые мужчины, даже самые крепкие и сильные, не переносят его вообще»^[62].

Очевидно, электричество, вопреки тому, что утверждают современные врачи – те из них, что признают хоть какое-то его воздействие на наше здоровье, – не является ординарным фактором стресса, и считать уязвимость к электричеству индикатором состояния здоровья будет ошибкой.

Бирд и Роквелл не давали никаких оценок количества людей, которые «не en rapport» с электричеством, но в 1892 г. отолог Огюст Морель сообщил, что у 20 % здоровых людей – низкая граница восприятия по крайней мере слуховых эффектов электричества. Иными словами, 20 % населения могли – и, скорее всего, могут до сих пор – каким-то образом слышать электрический ток даже необычно низкого уровня.

Метеочувствительность

В отличие от электрочувствительности, исследования чувствительности людей к погоде имеют древнюю и славную историю, которая началась еще пять тысяч лет назад в Месопотамии и, возможно, в Китае и Египте. В трактате «О воздухах, водах и местностях», написанном около 400 г. до н. э., Гиппократ утверждал, что состояние человека во многом определяется климатом места, в котором он живет, и разнообразием этого климата. Эта дисциплина, несмотря на игнорирование и недофинансирование, все же входит в научный мейнстрим. Тем не менее название этой науки, «биометеорология», скрывает секрет Полишинеля: около 30 % любой популяции, вне зависимости от этнического происхождения, являются метеочувствительными и, следовательно, если верить некоторым учебникам из данной отрасли, электрочувствительными^[63].

Международное общество биометеорологии было основано в 1956 г. голландским геофизиком Солько Тромпом; его штаб-квартира, что особенно уместно, расположена в Лейдене, том самом городе, в котором два с лишним столетия назад началась эпоха электричества. И в следующие сорок лет – до того, как производители мобильных телефонов начали давить на ученых, чтобы те отреклись от целой давным-давно основанной научной дисциплины^[64], – биоэлектричество и биомагнетизм были темами для интенсивных исследований, которыми занималась одна из десяти постоянных исследовательских групп указанного общества. В 1972 г. в Нидерландах был проведен международный симпозиум на тему «Биологические эффекты естественных электрических, магнитных и электромагнитных полей». В 1985 г. осенний выпуск International Journal of Biometeorology был полностью посвящен статьям о воздействии ионов в воздухе и атмосферного электричества.