Свенельд, остановившись, пристально посмотрел в бегающие глазки Блуда. В них уже светился азарт гончей. Казалось, что ноздри помощника начали раздуваться, беря след.

Свенельд успокоился. Он видел, что Блуд не подведет.

– Может, я смогу чем-нибудь помочь? – вмешался Тримир, опасаясь оказаться в стороне от этого дела.

– Может быть, но не сейчас. – Голос Свенельда звучал ровно, без эмоций.

Тримир понял, что под этой излишней спокойностью скрывается раздражение, и не осмелился настаивать на своем участии в слежке.

– Ступай, ступай… – Свенельд несильно похлопал по спине Блуда, подталкивая к выходу. – Поспеши, дружище.

Блуд согласно кивнул и, ревниво поглядывая на ведуна, вышел за двери.

Рука Свенельда протянулась в сторону колдуна в попытке повторить похлопывание, но, описав в воздухе дугу, поправила пышную шевелюру падавших на лицо волос.

Колдун удовлетворенно усмехнулся, не пытаясь спрятать выражение лица.

* * *

Сова исчезла в вязкой темноте ночи.

Перед Марфой лежала веточка сирени. В памяти всплывали картины ее многолетнего знакомства с Везничем…

Марфа бесцельно бродила по лесу, наслаждаясь густыми сочными запахами весенней природы, вызывавшими сладкую истому. Это чувство было новым для нее и незнакомым. Это было то время, когда она открывала в себе неизвестные до сих пор грани. Вместе с внешними изменениями – стремительно уничтожающими озорную угловатую девчонку, создавая взамен нее очаровательную девушку, – приходила и бескрайняя гамма неизведанных ранее ощущений, диктовавших свою волю.

Вот и сейчас непреодолимое желание побыть наедине с новыми чувствами вытолкнуло ее из города, заполненного суетливыми людьми и весенней грязью, еще не до конца смытой первыми дождями.

Она совсем не знала матери, умершей во время ее рождения.

У нее не было подруг.

Отец – воевода Асмуд – воспитывал ее как мальчишку потому, что просто не представлял себе другого воспитания.

Ему часто доверяли для обучения мальчиков, и одним из них был Святослав – тогда еще не муж, а просто детский друг, – с которым Марфа проводила больше времени, чем с любой девочкой.

Мальчики были для нее просто игрой, и случайно встреченный в лесу мужчина стал объектом игры.

Марфа спряталась, с любопытством разглядывая в просветах листвы высокую худощавую фигуру.

Он увлеченно перебирал стебельки растений, пряча некоторые из них в дорожную сумку. В нем было что-то основательное – как утес над рекой, – казавшееся вечным, незыблемым и надежным. Его глаза были полны мудрости и доброты. Все это смущало, привлекало и заставляло затаиться, как мышка…

Потом их свел несчастный случай.

Отец Марфы заболел. Везнича пригласили лечить знатного воеводу.

Волхв часто оказывал посильную помощь жителям селения, недалеко от которого он проживал. За это ему приносили еду, одежду и другие необходимые в быту вещи. Знание природы позволяло ему успешно справляться с нехитрыми хворями людей.

У Асмуда были жар и слабость, лечившиеся в течение нескольких дней.

Марфа тайком наблюдала за ловкими движениями волхва сквозь приоткрытую дверь, притаившись в соседней комнате.

Везнич внимательно осмотрел больного, достал отвар, напоил его и направился к выходу.

Марфа метнулась ему навстречу и, имитируя неожиданное появление, воткнулась лицом в живот высоченному волхву.

Везнич – всегда занятый природой и своим местом в ней – редко обращал внимание на девушек, но Марфа показалась ему особенной. Ворвавшаяся с тревожным шумом, волнующаяся за здоровье своего отца, слегка растрепанная, она внесла за собой в сумрачную комнату боярского терема ветер, запах леса, солнечные лучи, ослепительно вспыхнувшие в широко раскрытой двери, – и сумасшедшую энергетику, пронзившую душу волхва.

Везничу захотелось, чтобы Асмуд не выздоровел никогда и он лечил бы его вечно, находясь рядом с этим сгустком солнечной энергии. Волхв сделал все, чтобы посещать этот дом как можно дольше.

Марфа провожала и встречала лекаря каждый день и, разговаривая с ним по дороге, все больше восхищалась мудростью этого еще не старого человека, его спокойствием и уверенностью.

Во время одной из таких прогулок она быстро поцеловала его и стремглав умчалась домой…

Место, где это произошло, стало символом их любви.

Скорее всего, Везнич и сейчас ждет ее под старым развесистым дубом, недалеко от берега реки.

* * *

Святослав вывалился из пропахшего винными парами и человеческими телами трактира в ночную темноту.

Свежий воздух лизнул разгоряченное лицо, проникая в хмельную голову вместе с шумным глубоким вдохом.

Из раскрытой двери питейного заведения раздался недовольный голос Икмора, не желавшего расставаться с закадычным другом.

Святослав раздраженно махнул рукой, не поворачиваясь, выпрямил спину, стараясь не шататься, и побрел в направлении дворца Ольги. Он тряс головой в надежде прогнать хмель. Ему было неловко показываться на глаза любимой Малуши в таком состоянии. Но чаще всего именно так и происходило. Когда Святослав был трезв, он мог контролировать свои желания и сдерживать свои порывы, но стоило хмелю затуманить сознание – ноги сами несли к той, без которой не было жизни.

Ворота княжеского дворца оказались закрытыми.

Святослав наморщил нос, выражая недовольство. На языке вертелись ругательные слова, но крупица здравого смысла – не до конца поглощенного хмелем – не позволила устроить дебош.

Он грустно посмотрел на бесконечную стену из заточенных и отполированных до белизны бревен и обреченно зашагал вдоль нее.

К счастью, ворота конюшни оказались приоткрытыми, и князь направился к темному проему.

Суетливая поспешность сыграла с ним злую шутку: Святослав запнулся при входе за свою же собственную ногу и грохнулся на пол конюшни, зацепив по пути конскую упряжь, с шумом упавшую со стены.

Рука уткнулась во что-то теплое и мягкое. По запаху без труда удалось опознать конский навоз.

В одном из пустых стойл мигнул робкий огонек свечи. Разгоревшись ярче, он выхватил из темноты испуганное лицо конюха.

– Кто там? – Голос парня был полон поддельной решимости.

– Князь всея Руси, – ответил Святослав издевательски, злясь на самого себя. – Не видишь, что ли!

Последние слова он почти выкрикнул.

– Вижу… – Парень растерянно попятился от наступавшего на него князя.

– А ты кто? – спросил Святослав, загнав парня в угол.

– Конюх я, Добрыня, ваша светлость. – Парень потупил взгляд, словно смущаясь своего имени.

Святослав оглядел его с ног до головы. Парень был рослый и ладно сложенный. Свеча смотрелась игрушкой в широкой ладони.

– А ты крепок, братец, хоть и имя у тебя бабское. – Святослав ударил Добрыню по плечу, почувствовав твердые как сталь мышцы.

Грязная ладонь оставила на белой исподней рубахе парня навозный след, а Святослав еще и вытер остатки конского дерьма о широкую грудь конюха.

Добрыня просиял от похвалы, не обращая внимания на вонючие полосы, затейливым узором разрисовавшие рубаху.

– Возьмите меня к себе в дружинники. – Голос Добрыни дрожал. – Надоела мне эта конюшня. Я и мечом научился владеть. А? Ваша светлость…

Святослав внимательно посмотрел в глаза Добрыне. При словах «дружина, меч…» хмель слегка развеялся.

Конюх не отвел взгляда. За внешней робостью чувствовалась внутренняя сила, необходимая дружиннику даже больше, чем крепкие мышцы.

– Язык за зубами держать умеешь?

Добрыня молча кивнул, доказывая, что умеет.

– Если кому расскажешь, что меня здесь видел, – убью!

Добрыня виновато переминался с ноги на ногу, демонстрируя, что сожалеет об увиденном.

Святослав удовлетворенно кивнул:

– Молчать будешь – о дружине подумаю.

Князь дунул на свечу, погасив огонек, и в потемках выбрался из конюшни.

Дверь в терем Ольги – обычно достаточно широкая – больно ударила Святослава косяком в плечо.

Покои Малуши находились неподалеку от комнат княгини, чтобы можно было прийти по первому зову госпожи.

Новый терем Ольги не нравился Святославу. Белизна каменных стен и свежих бревен, затейливые коридоры, роскошная резьба по дереву – все это казалось излишне помпезным и ненужным для жизни.

Терем спал глубоко и безмятежно вместе со всеми своими обитателями, производя лишь робкие стоны, издаваемые притирающимися друг к другу частями здания.

Перед Святославом – словно столбик – возник охранник из стражи княгини, выглядевший таким же отшлифованным до блеска, как и стены терема.

Князь зашипел, пытаясь скрыть за нахмуренными бровями нетрезвый взгляд, и закрыл стражнику рот ладонью. Из-под широкой руки виднелись только глаза охранника, хлопающие по-девичьи длинными ресницами.

Покорность, с которой дружинник воспринял этот жест, свидетельствовала о том, что он узнал Святослава.

Князь кивнул и, удовлетворенный реакцией стражника, отпустил его лицо.

– Ты меня не видел. – Ладонь превратилась в кулак, замерев возле носа дружинника.

Рука была все еще в конском навозе. Князь, ни на мгновенье не смутившись, вытер ее о полу кафтана стражника и, икнув, побрел дальше походкой, выражавшей полное безразличие, в ответ на недоуменный взгляд дружинника.

За очередным поворотом бесконечного лабиринта коридоров, в нескольких шагах от себя, Святослав заметил человеческую фигуру, закутанную в плащ. Низко опущенная голова, укрытая капюшоном, не позволяла разглядеть лицо, но плавность походки свидетельствовала о том, что это – женщина.

Бесконечно неожиданные встречи в посещении, предполагавшимся быть тайным, начинали злить Святослава. Пытаясь остаться незамеченным, князь прижался к стене и, вдавливаясь спиной в нишу, сооруженную для бессмысленной вычурности, скрылся в ее тени.

Женщина проскользила мимо него бесшумно, словно передвигаясь по воздуху.

Спина предательски чесалась, и Святослав, не выдержав, потерся о гладкие бревна, невольно улыбаясь от приятных ощущений, снимавших ненужный зуд.

Шорох – соизмеримый с естественными звуками недавно построенного здания – все же привлек женщину.

Слегка приподнятая в тревожном повороте голова позволила на мгновение увидеть лицо, вызвавшее у князя недоуменное замешательство – с детства знакомые черты жены Марфы, несмотря на скрытую тревогу, были все так же милы и по-мальчишески задорны.

«Вот это сюрприз!» – промелькнуло в голове у князя.

Подавив жгучее желание окликнуть Марфу, Святослав предпочел остаться незамеченным, поддавшись сладострастным мечтам о Малуше.

Марфа исчезла беззвучной тенью в закоулках коридоров, рассыпав после себя еле уловимый аромат таинственности.

Святослав взъерошил спутавшиеся длинные волосы, потирая макушку головы. Мрачные предположения непрошеными занозами воткнулись в безмятежное предвкушение запретного удовольствия.

– Здравствуй, светлый князь, – раздался за спиной вкрадчивый женский голос.

Святослав вздрогнул от неожиданности – весь его тайный план летел в тартарары. Он обернулся, пытаясь принять беззаботный вид.

За спиной стояла Будана – служанка матери. Она загадочно улыбалась, и сквозь ее обворожительную улыбку поблескивали белоснежные зубы, казавшиеся жемчужинами в свете луны.

– Я могу быть чем-нибудь полезна? – Будана сделала шаг навстречу Святославу.

На ней не было платья, только ночная сорочка тонкой восточной ткани, сквозь которую отчетливо проступала роскошная грудь. Будана не пыталась прикрыться, наоборот, она распрямила плечи и подалась вперед всем телом, как будто предлагая себя. Родом из племени угров, смуглокожая, черноволосая, высокая и статная, она всегда притягивала взгляды мужчин и была уверена в магии своей красоты.