Последняя его фраза надолго засела в голове у Тамары, но та не посмела ни обернуться, ни тем более препятствовать полицейским. У неё было мало опыта общения с правоохранителями, и совсем не хотелось увеличивать этот опыт.

Именно такой была Тамарина первая встреча с Ромкой Твариным, который – среди всех, кто его знал, – носил простую и неблагозвучную кличку Тварь, являющуюся синтезом его фамилии и характера. Конечно имя и кличку его Тамара узнала позже, не говоря уже о характере, но нам обо всём следует рассказать по порядку, и обо всём – в своё время.

* * *

В понедельник, освободившись от уроков, Тамара с портфелем на спине зашагала не домой, как обычно, а к остановке. Агату в этот день она в школе не встретила, и не готова была её встретить, потому что не была наверняка уверена, что её ждёт в «Стаккато». Для начала нужно было самой съездить и убедиться.

На припасённую мелочь она доехала до Сухоложской, где располагался «Стаккато» и, легко вспомнив дорогу к нему, быстро нашла почти закрывшийся театральный клуб.

На улице дул холодный осенний ветер, и было мёрзло, а внутри, между дверями, – тепло. Сделав глубокий вдох – раз двери открыты, значит, Света держит слово и помещение ещё не опечатали, – Тамара вошла в общий зал.

Наверное, он назывался общим?

– Я бы точно выступал против режима, – с причудливо-серьёзным лицом говорил высокий молодой человек с длинными (но не очень длинными) волосами и в очках, приложив одну руку ко рту, а локоть её уперев в собственное согнутое колено. Парень этот сидел на «скелете» тахты, который Тамара заметила ещё в прошлый раз. – Я был бы революционер.

Он говорил спокойно и мечтательно. С таким спокойствием, будто знал, что мечты его не сбудутся, и высказывал их просто так. Чтобы все знали, что в его голове.

– Ага, попробуй выступи – и тебя прищучили бы! – хмыкнув, осадил его другой парень, ниже его ростом, но шире в плечах, и с волосами покороче. И нос, и подбородок его были квадратными, а волосы на голове – того же цвета, что у его собеседника. – Какой ты всё-таки глупый, Костя Соломин!

«Почему он зовёт его по имени и фамилии?» – первым делом подумала Тамара, замерев на пороге. Её, пока не скрипнула дверь, не заметили.

«Глупый» Костя Соломин не обиделся, а сделал псевдо-страдающее лицо и возвёл глаза к небу.

– Ну чем же ты меня слушал! Нюра, ну скажи ты нашему тупому Серёже, что он не прав, а я прав.

– Революции это плохо, – вынесла свой вердикт Нюра, сидящая на самом верху Гардеробуса с книжкой в руках. Она говорила еле слышно. Лицо у неё было улыбающееся и доброе, а волосы – длинные и прямые, спадающие на тонкий синий свитер.

– Ты знаешь кто? – вздохнул «глупый» Костя Соломин. – Ты детерминированная личность.

Тот, кого назвали Серёжей, перевёл взгляд на звук закрывающейся двери и увидел Тамару.

Осмотрел её, взглянул на Стикер, потом снова на неё.

Тамара осторожно сняла шапку, тряхнув светлыми волосами.

– Привет.

Теперь взгляды всех ребят перескочили на неё.

– Тебе кого? – спросил Серёжа. У него был ровный голос, идущий прямо из горла, и татуировка на руке с часами. Сколько ему было лет?…

Тамара быстро нашла слова.

– Я… новый участник.

Ребята неуверенно переглянулись.

– Ты хочешь в театральный клуб? – уточнил Костя Соломин так, будто Тамара могла ошибиться.

– Тогда тебе нужно к Свете, наверное… – сказала ей Нюра, снова оторвавшись от книги.

– На самом деле, ловить тебе здесь особо нечего, – признался Серёжа, сунув руки в карманы. Видимо, решил идти ва-банк. – Здесь не проводится репетиций, на мероприятия нас больше не зовут…

– Тогда почему вы сами до сих пор здесь? – напрямую спросила Тамара.

Серёжа пожал плечами.

– Да просто время коротаем.

– Мне здесь нравится, – признался вслед за ним «глупый» Костя Соломин. – Тут своя атмосфера, можно поболтать и чай попить. А можно вообще не приходить, и никто слова не скажет.

– Мы просто учимся в одном классе, – пояснила Нюра с Гардеробуса. – Вот и ходим сюда посидеть после школы.

– А скоро его вообще закроют, – опять взял слово Серёжа. – Так что иди лучше ищи какой-нибудь другой клуб. Здесь – просто пародия на то, что было раньше.

– Света мне сказала то же самое, – ответила Тамара, снимая куртку и вешая её на крючок. Она осталась в белой школьной рубашке и тёплых спортивных штанах. – Вы – все, кто тут есть?

– Формально есть ещё один парень, – ответил Серёжа, видимо, бывший тут за главного (так как по большей части говорил именно он), – но он не с нами. Так что уже давно тут не появляется.

– Ясно, – Тамара кивнула.

Она прошла на середину комнаты, встав перед грудой театральных вещей, расставила ноги, обеими руками упираясь в поставленный перед собой Стикер, и произнесла на весь небольшой зал:

– Я хочу вступить и поставить здесь спектакль!..

Её энтузиазма никто из троицы не разделил. «Глупый» Костя махнул рукой, а Серёжа почесал шею и поморщился.

– Как бы помягче сказать…

– У тебя ничего не выйдет.

– Вчетвером – конечно не выйдет! – уверенно сказала Тамара. – Но я хочу привести ещё людей. И тогда всё получится!

– Ты откуда такой оптимисткой родилась? – удивился Костя Соломин, подняв брови. Он смотрел на неё удивлённо, а Серёжа – оценивающе. Они оба не верили.

– Набери хоть сотню людей – кто учить-то будет? – задал вопрос Серёжа, скрестив руки. Он спрашивал совсем не зло, и не с досадой, а по делу. По его лицу было видно, что он готов согласиться, если Тамара всё ему расскажет.

– И кто нас выступать пустит? И куда – спросил вслед за ним Костя Соломин.

– И ты-то сама кто и откуда? – спросила с Гардеробуса Нюра. Она единственная из всех смотрела на Тамару с неподдельным интересом.

И той было что ответить. Она – как учила её бабушка – задрала нос вверх и отрапортовала громко и весело:

– Меня зовут Тамара Павловна Суржикова! Восьмой класс 76-й школы! Пятнадцать лет! И я хочу поставить здесь спектакль!..

…Громкие слова её были вновь встречены молчанием.

– Меня Серёжа звать. Там, на шкафу – Нюра Колодкина, а этот увалень – Костя.

– Очень приятно, – подтвердил «увалень» Костя.

– Что до «поставить спектакль»… – продолжил Серёжа, – Света пыталась, и у неё не вышло, а она – дочка Виктора Саныча. Вот при нём было клёво. А заменить его никто не смог.

– Был тут один «молодой руководитель», – подал голос Костя, – кто-то из политических, что ли. Хотел здесь снимать пропагандистские ролики под депутатов и на этом зарабатывать. Света ему бойкот объявила, и мы с ней, естественно, тоже. Он и сбежал. Больше не появлялся…

– А другой всё время требовал снимать всякую чушь, и всегда был недоволен, – поделилась Нюра. – Потом он к двум девочкам приставать начал, и Света его в шею погнала.

– А третий был ни о чём, – снова заговорил Серёжа. – Давал нам задания и уходил бухать. При этом сделали, не сделали – нисколько его не волновало. На такого надеяться себе дороже.

– И что, он до сих пор руководит?

– Да кого там… Ушёл в запой и месяца три уже не появляется, вот клуб и развалился окончательно. Людей-то и так было не очень много… после предыдущих придурков.

– А почему Света сама не станет руководителем? – Тамара прошла вперёд и присела на большой предмет, покрытый пыльной тканью.

Ей ответил Костя Соломин:

– Она говорила, что у неё склад ума не такой, чтобы кем-то руководить. Человек она хороший, но просто не подходит для такого.

Тамара вздохнула носом. Стикер ехидно ухмылялся, чувствуя, как стремительно падает её уверенность. И это злило.

– Видишь, в чём ещё проблема? – подытожил Серёжа. – Не столько в людях, сколько в тех, кто всех соберёт вместе, сплотит и скажет, что делать. В театральном без таких людей – никуда.

– Ну так давайте сами попробуем, – сказала Тамара негромко, – иначе «Стаккато» закроют. Ведь если сюда может прийти кто-то… ну совсем уж отстойный. То давайте делать всё сами. Сами будем ставить спектакли и играть их. И тогда клуб снова заживёт.

– А если кто-то не захочет играть – кто его заставит? – задала резонный вопрос Нюра, до сих пор не слезающая с Гардеробуса.

Вопрос был настолько неожиданным, что Тамара замолчала.

– Она права, – кивнул Костя, зевая и прикрывая рот ладонью. – У самих у нас ничего не получится.

– Но зачем заставлять, если человек сам хочет играть?

– Ну хорошо, – согласился Серёжа. – Вот смотри: ставим мы, например, «Алладина». Я играю роль джина из лампы. Появляюсь во втором действии, но вот что-то мне сегодня ну никак не хочется… Давайте-ка лучше без меня отрепетируете, кем-нибудь замените меня, а я потом отыграю…

– А у меня парень вдруг приехал, – присоединилась к нему Нюра, – я его так давно не видела, так не видела! Давайте сегодня без Жасмин сыграете…

– И как я буду играть один? – возмутился Костя. – Может, отменим репетицию да чай пить будем? Авось завтра отыграем как надо…

И вся троица посмотрела на Тамару в ожидании.

Та сникла, поняв, что ей пытались сказать ребята.

– Но… как тогда вас всех заставлять, если то один не хочет, то другой…

Ей ответили тройным хором:

– А у Виктора Саныча получалось!

Действие 4. «Стаккато» будет жить!

Тамара знала меру, и давала имя далеко не каждой вещи.

К примеру, каждой вилке и ложке в доме своё прозвище придумать сложно: в квартире Суржиковых все столовые приборы были одинаковыми на вид, так что Тамара даже не пыталась выделить среди них собственную. Кружку свою – высокую, прозрачную, со змейкой, – она тоже никак не называла, оставив её просто кружкой. А вот змейку, нарисованную на ней, назвала Лисовиной. Про себя, конечно – потому что обращаться к нарисованной змейке не приходило в голову даже Тамаре.

В чём была разница? В том, что имена получали лишь предметы, единственные в своём роде. Каждый из Тамариных стульев был совершенно неповторимым, не говоря уж о её Стикере и Зонтулье, а уж Чаёвникер и вовсе был настоящим раритетом, откопанным на чердаке на даче. Как же такой – и никак не назвать?!

Стоило отметить, что у Тамары был фотоаппарат.

Совсем небольшой, старенький, хоть и цифровой, но настоящий, её собственный фотоаппарат, на который Тамара фотографировала всё, что ей нравилось. Только не людей. Потому что фотографии людей Тамаре совсем не нравились. Камера носила гордое, и даже слегка зловещее имя Люциорус.

История появления в «Стаккато» Ксюхи Денисовой связана именно с ним.

Во вторник Тамара впервые привела в «Стаккато» Агату, до сих пор не очень уверенную в том, что она куда-то хочет. Поддавшись уговорам, она согласилась, что всё равно ничем особым не занята после школы, и стала первым человеком, которого Тамара завербовала в клуб.

– Ты сюда что, ещё кого-то приведёшь?! – спросил у неё под конец дня Серёжа.

Тамара утвердительно тряхнула головой.

– Ещё четырёх человек – и «Стаккато» будет жить! Поставим что-нибудь и выступим! А уж «гуру» найдётся, не волнуйтесь!

Костя и Нюра переглянулись.

– Плакало наше спокойствие, – вздохнул «глупый» Соломин.

За весьма короткое время – всего лишь день с гаком – Тамара поняла, что между Костей Соломиным и Серёжей Селезнёвым были удивительные отношения. С первого взгляда казалось, что эти двое недолюбливают друг друга и спорят по любому поводу – однако споры эти проходили с таким обоюдным артистизмом, с такими выразительными жестами, с такими вычурными интонациями, что в них просто невозможно было поверить.

Когда спор достигал пика, Костя, как правило, принимался якобы всерьёз обижаться, закатывать глаза и всячески обзывать Серёжу, а также часто просил Нюру встать на его сторону в противостоянии. Нюра Колодкина, всегда ходящая за ними хвостиком, редко поддерживала кого-то из них, а если и выражала какую-то точку зрения – то сугубо нейтральную.