Рейзер вновь переключила внимание на паксера. Что-то с ним сегодня было не так, но она не могла понять причину. Обычно достаточно было пропустить несколько стаканов, выслушать одну-две истории, которые Рейзер потом записывала, и, может быть, вызвать у него улыбку – и на вечер этого хватало. Но не сегодня. Сегодня Бейл упорно напивался, не выказывая никаких следов воздействия алкоголя, кроме непривычной задумчивости. А вот расслабленности в нем не было совсем.

– Рейзер, тебе нравится здесь, на Хладе? – спросил он. Спросил, как будто обвинил.

Она неопределенно махнула рукой.

– Этого мало. Скажи мне. Что тебе в нем нравится?

– Тут спокойно, – сказала она.

– Я не в настроении шутки шутить. Что тебе тут нравится?

– Обычно мне нравится выпивать с тобой.

На мгновение Рейзер отчетливо представила Бейла в одной камере с человеком, который дал неверный ответ. Она содрогнулась. И сказала:

– Мне нравится море. Мне нравятся ветер и шум. Хорошее место для раздумий.

– Глаз урагана. Вот что ты мне сказала в первую встречу.

– Да? – спросила она, хотя прекрасно все помнила. – Бейл, что-то случилось? У тебя настроение паршивее обычного.

Он смотрел мимо нее, и Рейзер заметила, как все не-мониторщики затихли под его взглядом. То же самое случилось в тот первый вечер, когда Бейл протиснулся в двери и позволил ей попасться ему на глаза. Он целый час допрашивал ее, как будто подозреваемую, пил прохладительное, хотя она пила горячительное, заявил к тому же, что никто не прилетает на Хлад без очень серьезного повода, а потом бросил допрос и начал хлестать с ней ваводку, догнав и перегнав Рейзер за пятнадцать минут.

Она никогда не встречала никого, похожего на Бейла, ни на одной планете Системы. Они переспали трижды, во второй раз – чтобы понять, не случился ли первый только потому, что оба они были слишком пьяны, а в третий – чтобы понять, не слишком ли на них давило то, что во второй раз они были трезвыми. Рейзер еще с первого раза сообразила, что из этого ничего не выйдет, но уже достаточно привязалась к Бейлу, чтобы позволить ему дойти до этого своим умом. Она должна была увидеть, настолько ли он силен, чтобы дать хоть какому-то подобию дружбы выбраться из-под обломков их близости. Ему потребовалась пара недель, но он вроде бы справился, хотя с мужчинами не поймешь.

Это была странная дружба. Рейзер постаралась, чтобы Бейл понимал, что его раскручивают на истории, но его это, похоже, не беспокоило. Ей было очевидно, что других приятелей у него на Хладе немного. И – как ни жаль – что он настоящий профессионал и не выдаст ей никакой конкретной или конфиденциальной информации. В своем деле он был хорош – в этом она не сомневалась. Для чего-то, кроме солдатской работы, Бейл не годился, но в Системе были тысячи мест для жизни лучше, чем Хлад. Большинство из них Рейзер посетила по указке Синт, и ничего хуже не нашла.

Но благодаря Бейлу она узнала о платформах и жизни на Хладе больше, чем можно было выудить из Песни. Синт сделала хороший выбор.

– Ты о жизни когда-нибудь задумываешься? – спросил Бейл чуть заплетающимся языком.

Рейзер проглотила шутливый ответ. Одной из немногих известных ей личных черт Бейла было то, что, помимо своей работы, он не думал почти ни о чем. В том числе поэтому рядом с ним было так легко расслабиться. Эта идеальная сосредоточенность помогала ему в работе, но она же делала его уязвимым. Когда для тебя все вокруг либо черное, либо белое, ты не видишь серого. Рейзер видела оттенки серого повсюду.

– Задумываюсь, – сказала она. – А что?

– Я тут думал. Администрата, Корпус, Пакс – они все как будто в герметичной камере, куда поступает единственный поток воздуха. Людей много, а источник кислорода один, наверху.

Она кивнула, бездумно оглядывая бар. Таллен все еще не появился.

– Рядом с источником, на плечах остальных, стоят генералы и президенты, им прекрасно дышится, они ссут и срут вниз. – Бейл был уже почти невменяем и щурился на влажные круги на столе. – Под ними мочи и дерьма немного, а воздух еще нормальный. Парочкой тел ниже – и вкус у него уже не тот. А у дна сплошное говно, воздух мерзкий, люди не могут двигаться из-за давления сверху, но они живые.

Рейзер хотела что-то сказать, но Бейл поднял руку.

– Штука в том, – сказал он, – что людям сверху нужны те, кто на дне, чтобы подставить свои пасти к лучшему воздуху, а те, кто чуть ниже, не сводят глаз с пригодного для дыхания кислорода. Им плевать на верхушку, и так будет всегда, и плевать на тех, кто внизу, и так будет всегда.

Бейл налил себе еще. Один из работников бара подошел, забрал несколько опустевших стаканов и одним плавным движением вытер стол. Рейзер попыталась поблагодарить его за обслуживание, но он смотрел куда-то вглубь себя.

Она думала, что ей ответить, не понимая, как относиться к этому настроению Бейла. В конце концов она сказала:

– Метафора простая, но точная. Большинство умирает на том же уровне, на котором родилось. Это твоя жизненная философия?

– Это факт.

Она осторожно рассмеялась.

– И где тогда находишься ты?

Бейл выдохнул поток несвежего воздуха и ответил:

– Как обычно, с тобой в чертовом баре. Тебе нужно еще выпить, и мне тоже.

Он осушил стакан и грохнул им о панель долива – и выругался, когда на панели неожиданно высветилось требование проверить кровь.

Рейзер его таким никогда еще не видела.

– Что ж. Похоже, мы оба пойдем пешком, – сказала она как можно небрежнее.

– Да хрен там. Я что, тебе пьяным кажусь?

– Нет, Бейл. Пьяный пьяному пьяным не кажется.

Бейл засунул палец в кровозаборник на столе, дождался, пока засветится экранчик, и прочел:

ПРАВО ПОЛЬЗОВАНИЯ МАШИНЕРИЕЙ ОТОЗВАНО.

ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЙДИТЕ ПОВТОРНОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ЧАСА ПРИ УСЛОВИИ НЕМЕДЛЕННОГО ПРЕКРАЩЕНИЯ ПРИЕМА АЛКОГОЛЯ.

ДОБРОЙ НОЧИ, ОФИЦЕР БЕЙЛ.

– И тебе тоже хрен, – сказал Бейл. Поднял стакан на уровень глаз, досчитал до десяти, а потом осушил, не расплескав. – Что это, как не блестящая координация движений?

Рейзер сдалась и усмехнулась:

– По-моему, выглядело нормально.

Он втянул в стакан новую порцию и заглотил ее; пустой стакан ударился о стол прежде, чем вместо «четырех часов» на дисплее высветилось «четыре часа пятьдесят минут».

– Может, нам стоит немножко притормозить, – сказала Рейзер.

– Мне без разницы. Я завтра не работаю.

Его тон снова изменился. Она спросила:

– Не работаешь?

Бейл пялился в пустой стакан, пока Рейзер не продолжила:

– Отгул? Когда он у тебя в последний раз вообще был?

– Меня отстранили.

– Что? – Рейзер отставила свой стакан, внезапно наполовину протрезвев. Она что-то пропустила? – Почему?

– Нарушение субординации.

Она немного расслабилась.

– И на сколько? На неделю? Относись к этому легче, Бейл. Разве ты не говорил, что это с тобой случается раз в месяц, как по расписанию?

– Ага. Надо, наверное, пойти домой. Поспать.

Рейзер поймала его взгляд и громко рассмеялась, поломав настрой:

– Нет. Это нам обоим на пользу не пойдет. Иди. Выспись. Увидимся, Бейл.

Он встал, и она проследила за тем, как он ушел, слишком ровно вышагивая; водянистое сияние дверного проема на мгновение обрисовало его широкую фигуру. Рейзер выждала несколько минут, потом вышла следом.

Бейл ее не дожидался. Она с удивлением обнаружила, что немного разочарована.

Рейзер направилась к дому; алкоголь делал жутковатые улицы Форпоста уютнее. Она была трезва как раз настолько, чтобы обогнуть улочки Дырки. В каждом поселке, городе и порте была своя версия того, что в Форпосте называлось Дыркой: анклав контролируемого беззакония, которому дозволялось существовать при неписаной договоренности, что обитающие там криминалы не будут привлекать к себе слишком много внимания. В Дырке орудовали мелкие бандюки, которые торговали наркотой, но не варили ничего тяжелого и показывались наружу только ради хулиганства да мелкого воровства. Пакс ее существование полностью устраивало. Рейзер знала, как они работают, все эти регулирующие преступность клапаны. На Пене она ради ПравдивогоРассказа провела неделю в переулках Средоночия, научилась прятать ИД и ходить невидимкой, сбивать со следа и скрываться, казаться чистой и драться грязно.

Подходило время оставить Хлад. Лучшим здесь были Бейл и его истории. Больше ее тут ничего по-настоящему не интересовало, за исключением, может быть, Потока.

Прочее из того, что могло предложить ей это место, она, скорее всего, уже зафиксировала. Все здесь вращалось вокруг платформ и баров. Все было обустроено так, чтобы держать платформостроителей пригодными к работе и на грани трезвости. Деньги привлекали их сюда, работа занимала, а бары утихомиривали. Пакс более-менее берег их и держал в узде. «Ронен», корпорация, заправлявшая платформами, вела свой промышленный шпионаж втихую, не испытывая терпения Пакса.

Рейзер теперь знала кое-что и о платформах. Она болтала с выпивохами, которые утверждали, что работали там, и записывала их истории, но еще ей говорили, что все они лгут, что никто, побывавший на платформах, о них не рассказывает. Одному она точно поверила, но история в основном жила в его взгляде и молчании. Рейзер предложила заплатить, но в качестве оплаты он принял только ее собственный рассказ. И она поделилась с ним историей, которая досталась ей от криминала, утверждавшего, что он выжил в удалитиевых болотах Геенны. Пересказывая эту адскую небылицу мертвоглазому буровику в пропахшем потом баре «Несон», Рейзер чувствовала себя заблудившимся ребенком.

Это была странная мысль. История за историю, сказал буровик, что было похоже на ее тип сделки. И даже на ее жизнь. Какое-то подобие жизни.

Вернувшись к себе, она рухнула на кровать, закрыла глаза и попробовала уснуть. Когда ей не удалось, как это часто случалось в последнее время, она включила на монитории «„ПослеЖизнь“ Живьем!».

Голомэн только что начал. Она оставила его трепаться и сделала себе каффэ, вернулась в постель, натянула одеяло до подбородка и стала пить, глядя на дисплей.

– Привет, Рейзер. Рад тебя снова видеть. Сегодня у нас особый выпуск шоу в двух частях. Для начала потрясающая «История из прошлого „ПослеЖизни“», а потом, в рубрике «Голосование», свеженький бюллетень. Сейчас мы по-быстрому проскочим всю правовую чепухонь, а потом я покажу тебе историю из прошлого – сегодня она сенсационная.

Голомэн вышел из кадра, уступив место тексту:

ПОСЛЕЖИЗНЬ РЕАГИРУЕТ НА ВСЕ ПОПЫТКИ ВТОРЖЕНИЯ В ЛЮБУЮ ЧАСТЬ СФЕРЫ ЕЕ ИНТЕРЕСОВ, А ТАКЖЕ СОПУТСТВУЮЩИХ СИСТЕМ, БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ И С ПРИМЕНЕНИЕМ ЛЮБЫХ МЕР, КОТОРЫЕ ПОСЧИТАЕТ УМЕСТНЫМИ…

В конце концов Голомэн вернулся, улыбнулся и утер свой гладкий лоб.

– Почти закончили, Рейзер. Никуда не уходи.

– Ладно, – пробормотала она. Рейзер была зарегистрированной работницей одного из ПараСайтов, а это было, считай, как работать на саму «ПослеЖизнь», так неужели ей не могли дать поблажку в плане юринформации? Она зевнула. Может, и не надо было пить каффэ. Он, как всегда, подействует, едва только она соберется задремать перед экраном. Ей нужно было поспать.

Голомэн указал на изображение мозга у себя за спиной и сказал:

– Где-то там скрывается секрет «ПослеЖизни». Нейрид. Его невозможно обнаружить. Его не найти с помощью ножа, сканера или оптики…

Рейзер прикрыла глаза и проговаривала навязшую в зубах речь вместе с ним.

– …Любая попытка либо исследование, которое «ПослеЖизнь» посчитает попыткой обнаружить нейрид, повлечет за собой немедленную реакцию. Это касается любого нейрологического сканирования, исследования или нейрохирургии, не оговоренных с «ПослеЖизнью» заранее.

Экран позади него очистился.

– Всё. Со скучной частью покончено. Перейдем же к нашему крайне, крайне особому Особому выпуску! Первая часть сегодняшнего шоу, Рейзер, посвящена истории, казалось бы, обыкновенного человека. Тебе может почудиться, что эту историю тебе уже рассказывали, но, уверяю, так – еще никогда.