Я в этом ничего не понимал, но язык дворецкого мне не понравился. Я решил, что, если мне представится случай, я научу его хорошим манерам.

Двуглавый подошел к дворецкому и дружески хлопнул его по плечу. Обезьян устоял, но скорчил гримасу, после чего заявил:

– Ты как был деревенщиной, так и остался, Монтгомери. Айэртон, ты бы хоть научил его манерам. Житья же нет.

Одна голова рассмеялась.

Дворецкий отступил в сторону, пропуская нас в дом. После чего вошел сам, запер дверь, поставил фонарь на столик и зашагал в глубь дома, приказав нам следовать за ним. Мы послушались, предварительно посмотрев на Уэллса. Гэрберт не выказывал ни малейшего признака беспокойства, только усталость и злость на тяготы дороги читались на его лице. Обезьян провел нас в большую гостиную, где в камине весело плясал огонь и горели электрические лампочки, а в кресле сидел огромный человек с большой окладистой бородой и густыми вьющимися бакенбардами. Он был одет в домашний халат, расшитый японскими иероглифами, и курил длинную изогнутую трубку.

Он поднялся нам навстречу.

– Хурлядь, как же я рад видеть тебя, Уэллс. Ты нисколько не изменился. Все такой же худой и ядовитый. Не закапай ядом ковры. Перетравишь мне всех собак, – профессор Моро всплеснул руками и расхохотался. – Представь меня своим друзьям. Мы тут в деревнях совсем отвыкли от новых лиц. Штрауса можешь не представлять. Этот старый ботинок нисколько не изменился.

Уэллс нахмурился. Он давно забыл, каким шумным и грубым был его старый товарищ, но все же удовлетворил его просьбу. Сначала он назвал меня, затем я представил Германа, который совсем был не рад знакомству. Но профессора это нисколько не смутило, хотя зловещая подозрительность считывалась с лица Вертокрыла без каких-либо дедуктивных усилий.

Обдав нас ароматным вишневым дымом, профессор схватил мою руку, несколько раз встряхнул ее, а затем ухватился за Германа. Какое-то время они пожимали друг другу руки, затем разошлись в стороны, удовлетворенные знакомством.

– Как добрались? Комфортной ли была дорога? Рудольф, вы можете идти. Проведайте воспитанников. Все ли у них хорошо.

Дворецкий подпрыгнул, хлопнул в ладоши, развернулся и вышел.

– Хороший служащий, старательный, но животное «Я» время от времени берет верх! Тут ничего не поделаешь. Он все-таки не оборотень, а скорее наоборот. Да к тому же из первого выводка. Присаживайтесь, господа. Будьте как дома. Вся Резервация в вашем распоряжении. Так как все же доехали?

– В приграничье опять неспокойно. Деревенские точат вилы и косы, – мрачно заметил Монтгомери, но Айэртон его тут же одернул:

– Не сгущай краски. Они злы и угрюмы не более чем обычно.

– Это неудивительно. Вчера у нас опять случился побег. Двое недопесков ушли в самоволку. Видно, прошлись по соседним курятникам, да попугали девок. Ничего страшного. Деревенские на то и деревенские, чтобы точить вилы и беситься от злости, – сказал профессор.

– Как бы они нам всю Резервацию не спалили, – мрачно заметил Монтгомери.

– Силы духа не хватит. Нет в них ни отваги Брюса, ни коварства Робина, – ответил профессор.

– Далеко же ты забрался, – сказал Уэллс. – И зачем ты нас выдернул в Северный Йоркшир? Чтобы похвастаться своими нежными отношениями с соседями?

Профессор Моро разразился довольным смехом.

– Насмешил. Ты всегда был с отличным чувством юмора, Гэрберт. А позвал я тебя, чтобы рассказать, что мой эксперимент входит в финальную стадию. Я хотел бы показать тебе новых людей, которые достойны начать построение Космополиса. Мне удалось этого достичь. И я чертовски рад, что ты будешь первым свидетелем моего триумфа.

«Или позора» – явно читалось на лице Уэллса.

Глава 11. Остров профессора Моро

Ночью спалось плохо. Место определяет сон. В хорошем уютном месте спится как в детстве – сладко и беззаботно. В походных условиях сон чуткий, так что каждая сломанная сапогом ветка звучит как пушечный выстрел. В многовековых замках спится зябко и одиноко, чувствуешь себя бренной пылинкой, на которую с высокомерием смотрят тысячелетние стены. Здесь же спалось нервно, с постоянными пробуждениями через каждый час, словно по четко выверенному будильнику. Но, несмотря на рваный сон, снились мне загадочные и страшные видения.

В одном из них я оказался в деловом центре, на одном из срединных этажей небоскреба. Я не знал, зачем меня сюда принесло. Я был в строгом костюме, в фетровой шляпе с широкими полями и красной атласной лентой по тулье, в длинном элегантном пальто. Больше похож на гангстера ирландского происхождения, достигшего влияния в обществе, чем на самого себя, ученого изобретателя с берегов Туманного Альбиона. Вокруг меня суетились люди: посетители с портфелями и саквояжами, внутри которых лежали документы, бумаги, печати, ручки. Из одного портфеля выглядывали рыбьи хвосты, завернутые в «Нью-Йорк таймс». Каждый хотел что-то предложить или получить, но были и те, кто просто пришел почувствовать себя живым в обществе себе подобных. Одинокие, никому не нужные люди, без определенных занятий, непристроенные и неприкаянные, они сидели в длинных офисных коридорах, впитывая бьющую ключом жизнь. Только так они могли почувствовать себя живыми. А я никак не мог определиться, кто я. Один из этих потерянных страдальцев или же деловой человек, прибывший в башню, чтобы заключить выгодный контракт на продажу или покупку чего-то важного, что я видел только на бумаге в виде сухих строчек номенклатуры. Я топтался в нерешительности в коридоре, а люди бегали вокруг меня, толкали, пихали, отстраняли с дороги, при этом старались быть вежливыми, хотя внутри проклинали меня почем зря до десятого колена.

Вот какой-то длинный лысый клерк появился в начале коридора. Он размахивал руками, бежал и кричал о том, что «все тонут, мир тонет, все вокруг тонет». Никто на него сперва не обратил внимания. В офисном мире Башни слишком много сумасшедших, которые все время вещают о конце света, который либо уже наступил, либо происходит вот прямо сейчас, либо его стоит ожидать в ближайшее время, запасайтесь закусками и выпивкой и рассаживайтесь в первые ряды. Но потом вслед за ним показалась вода. Сначала легкий ручеек, словно кто-то пролил бутылку с минеральной водой, а потом ручеек разросся, и вот уже поток воды несся мне навстречу, срывая с мест стулья, мусорные ведерки и лотки с офисными принадлежностями. Тут люди поверили в своего нового мессию, развернулись, как по команде, и бросились бежать в противоположную сторону коридора.

Началась сутолока, которая быстро переросла в свалку и панику. Я не остался в стороне. Желания быть погребенным под волной неизвестно откуда взявшейся в Башне воды у меня не было, и я тоже побежал. Но очень быстро натолкнулся на пробку из человеческих тел, что перегородила проход. Я схватил одного за шиворот, отшвырнул в сторону, схватил другого и тоже отшвырнул. Люди увидели, что я делаю, и пришли мне на помощь. Вода уже лизала нам туфли, когда мы расковыряли пробку и побежали по коридору. Я впереди всех, иногда приходилось отмахиваться портфелем от лезущих под ноги офисных жителей. Впереди я увидел дверь на лестничную площадку, толкнул ее и оказался на лестнице, побежал вверх, но через несколько десятков ступенек остановился, перегнулся через перила и взглянул вниз. Вода бурлила и стремительно прибывала, заполняя этажи. Откуда взялось столько воды, чтобы затопить половину небоскреба, я представить себе не мог. Если уж здесь происходит такой хаос и разрушения, что же происходит снаружи, в городе?

Похоже, города больше не было. Он погрузился на дно великого океана. Но тут мое внимание привлек шум сверху. Я задрал голову и увидел зеркальное отражение картинки нижних лестничных пролетов. Те же бурлящие потоки воды, только на этот раз прибывали они сверху, словно небоскреб подвергся одновременному затоплению с двух сторон. Но этого не могло быть, просто никогда, ни при каких обстоятельствах, если только физические законы реальности не поплыли, изменив самим себе.

Я замер на лестничной площадке между этажами, наблюдая, как вода наступает на меня сверху и снизу. Силы оставили меня. Ведь куда бы я ни побежал, везде меня ждал одинаковый итог. «Смерть в результате утопления», – напишут эксперты в заключении. Я смотрел и вспоминал, как меня занесло в эту Башню, но никак не мог вспомнить. В это время стена напротив раздвинулась, из нее показался Двуглавый.

Айэртон довольно улыбнулся. Монтгомери злобно скосил брови. Они схватили меня за руки и резко втянули в стену, спасая от мучительной смерти в воде. И я тут же проснулся, обнаружив, что нахожусь в комнате, которую выделил мне профессор Моро. Дверь в коридор открыта, и в дверном проеме виднеется силуэт Рудольфа, дворецкого.

Он увидел, что я проснулся, подпрыгнул на месте и сообщил:

– Профессор и господин Уэллс ожидают вас в гостиной. Время заняться работой.

Дворецкий исчез, а я еще несколько минут пытался сообразить, не привиделся ли он мне спросонья.

Наскоро приведя себя в порядок, я оделся и спустился в гостиную, где застал Гэрберта и профессора за чашечками кофе и утренними сигарами. Перед ними по дорогому персидскому ковру с наглым видом прогуливалась Миледи, наша дымчатая кошка, которая каким-то неведомым образом последовала за нами, с собой мы ее не брали, а добраться своим ходом она никак не могла. Оставалось только предположить, что ей, как и остальным ее собратьям, известны тайные ходы между мирами, сокращающие расстояние до дверного проема. Судя по загадочному виду Уэллса, он думал о том же.

– Раз мы все в сборе, предлагаю перейти к цели вашего приезда. Хурлядь, как же давно я ждал момента, когда смогу утереть тебе нос, – профессор Моро допил кофе, поставил чашку на журнальный столик и встал.

– Может, все-таки объяснишь, что ты собираешься делать? – спросил Уэллс, также поднимаясь.

– Сперва мы пойдем посмотрим мой Остров. После чего я расскажу тебе о своих свершениях, а дальше обсудим планы на будущее. Хурлядь, это будет прекрасно.

Уэллсу не нравилось то, с каким превосходством говорил Моро, но он проделал слишком долгий путь, чтобы отказаться от знаний.

Я остался без кофе и легкого завтрака, потому что профессор и не думал о том, чтобы покормить гостя. Я был для него всего лишь ненужной обузой, от которой невозможно избавиться. Была бы его воля, он бы пустил меня ко дну соседнего пруда.

Мы вышли из дома. Погода на улице была промозглая и ветреная. Накрапывал мелкий дождик, но раскрывать зонтик мне не хотелось. Котелок вполне спасал голову от промокания. Уэллс, видно, решил так же, а вот профессор раскрыл большой зонт и зашагал по дорожке к длинному зданию, которое мы видели вчера вечером, когда приехали.

Здание больше всего напоминало двухэтажную казарму – длинное, с множеством окон. Перед ним простиралось поле, окруженное сетчатым забором. На нем были установлены гимнастические снаряды и выстроена полоса препятствий. Судя по всему, здесь занимались обитатели казармы. Только вот кого там держал профессор Моро, пока оставалось загадкой. Уж не тренировал ли он свою личную армию? Вот это был бы поворот событий. Зачем ему нужна персональная армия? Может, для свержения существующего политического строя? Тогда мы, находясь здесь, тоже, пускай и косвенно, становимся соучастниками антиправительственного заговора.

– Как помнишь, Гэрберт, меня всегда интересовала природа человека. Ее скрытые возможности и вероятности их раскрытия. И этому я хотел посвятить свою жизнь. В этом видел свое будущее и будущее всего человечества. И именно поэтому мне стало тесно в клубе «Ленивцев», где каждый тянул одеяло на себя и больше занимался демагогией, чем настоящим делом.

– Наш клуб был в первую очередь дискуссионным, где в споре рождается истина. Наши встречи помогали вдохновляться для будущих свершений, двигаться дальше, – сказал Уэллс.