Еще бы, за такие-то деньги. А вот без купюр и на пушечный выстрел не подошла бы, наверное. Сегодня – он, завтра – кто-то другой, кто сможет оплатить ее приват-услуги. Сколько губ целовало ее тело? Сколько рук ласкало самые откровенные его части? А сколько тел целовали ее губы? Никогда раньше его не волновали такие детали, но сейчас… Его руки еще помнили совсем другое тело, совсем другие губы. И он совершенно некстати подумал о том, что при одной мысли о той девчонке из Управы, все тело напрягается и становится мучительно тесно в штанах, в отличие от этой красотки, которая не вызывает таких бурных эмоций, несмотря на то, что и так, и эдак демонстрирует ему свои прелести.

К черту эти дурацкие мысли! Воронов провел пальцами по волосам девушки, а затем с силой ее притянул. Перевернув на спину, подмял под себя, с каким-то остервенением принялся целовать нежное тело, покусывая шею, сжимая в ладонях грудь, спускаясь рукой все ниже по животу к внутренней поверхности бедер, удовлетворенно отмечая, как с губ девушки срывается стон. Не в силах больше сдерживаться, отодвинул в сторону легкую ткань ее нижнего белья и, резко подтянув к себе, проник внутрь, ощутив, как ее коготки вонзаются в плечи. Стал двигаться быстрее, резче, глубже, и девушка выгибалась навстречу, обхватывая его спину ногами…

Саша открыл глаза и не сразу понял, где находится. Он лежал на широкой кровати, застеленной белоснежным постельным бельем, по краям которой стояли одинаковые тумбочки. Окно было неплотно задернуто бархатными шторами бордового оттенка. Гостиничный номер? Сильная головная боль, разливающаяся в висках и затылке, говорила о большом количестве выпитого накануне алкоголя. Медленно повернув голову, он увидел рядом лежащую обнаженную девушку, прикрытую по пояс легким одеялом. Сейчас, при дневном свете она уже не казалась маняще красивой.

Сев на постели, Саша потер виски. События прошлого вечера возвращались к нему постепенно, отрывками. Да, девушка вчера потрудилась на славу. Честно отработала немаленькую сумму, выполнив всю программу «максимум». И если вчера Саша был ею всецело доволен и удовлетворен, то сейчас в его душе заворочалось глухое недовольство тем, что это не Юля дарила ему свои нежные ласки, и не ее тело вчера трепетало под его горячими и сильными руками. Стараясь действовать как можно тише, Воронов встал с кровати и принялся подбирать разметанные по полу вещи. Наспех одевшись, он достал кошелек, отсчитав купюры, бросил их на тумбочку и покинул номер.

***

На следующее утро был сделан еще один тест и еще три к утру понедельника. Каждый раз она смотрела на него с надеждой, что предыдущий был ошибочный, и повторяла про себя, не зная, к кому обращаясь: «Нет…Нет…Ну, пожалуйста!» Но, увы, на каждом из них в первую же секунду проявлялась вторая полоска, четкая и яркая, не оставляющая никаких сомнений. Юля чувствовала, что ее захватывает и оглушает волна паники, а в голове крутится только один вопрос: «Что делать?».

В том, что это ребенок Воронова, она даже не сомневалась. Со всеми этими разборками и бесконечными выяснениями отношений у них с Максом за последний месяц ничего не было. Юля горько усмехнулась, хорошо, хоть знает, от кого. Иначе, она бы, наверное, сошла с ума, размышляя, чей ребенок.

Ребенок?! Какой ребенок? Нет!… Пока это еще не ребенок, это просто задержка, это просто тест с двумя полосками. Это просто тошнота и недомогание. Ну, бывает же, тест ошибается! Это просто стресс, вызванный переживанием от случившегося три недели назад.

Все равно до конца не верилось, не хотелось. И лишь периодически накатывающие приступы тошноты и легкого головокружения говорили сами за себя, словно тот, кто находился внутри, настойчиво давал ей понять: «Я есть». Пора признаваться самой себе – она беременна! Беременна от человека, которого ненавидит и боится, и с которым не хочет и никогда не хотела иметь ничего общего. Дальше тянуть нельзя, само ничего не рассосется, и единственный выход, который она видела перед собой в данной ситуации – аборт. Такое страшное слово, выворачивающее душу наизнанку своей жестокостью и необратимостью. Разве могла она предположить, что ей придется применить его к себе?!

Да, не так Юля представляла себе этот день. Это событие должно было стать одним из самых важных в жизни, одним из самых значимых. И день, когда она поняла, что носит в себе ребенка от любимого и любящего мужчины, стал бы самым радостным в ее жизни. Только не сейчас…

Пожилая тетенька в регистратуре долго вбивала в компьютер ее данные для заведения карты и выписывала квитанцию на оплату консультации, ведь московского полиса у Юли не было. Еще около двух часов девушка просидела возле кабинета, где также ожидали своей очереди «беременяшки» и все как на подбор с уже приличными пузиками. Перебивая друг друга, они делились впечатлениями о беременности, советовались о выборе роддома, первых покупках для малыша, и с любовью наглаживали свои кругленькие животики.

Юля сидела чуть поодаль, уставившись в одну точку перед собой, мечтая провалиться сквозь землю, лишь бы их не слышать. И даже взгляда не опускала на свой, пока еще плоский, живот и дотрагиваться до него не решалась. Господи, как же она далека от всего этого! Когда-то, в самом начале их отношений с Максом, она часто представляла себе в мечтах их будущее, неизменный атрибут которого обязательно дети – мальчик и девочка с его глазами, его улыбкой. Если бы этот ребенок был от него, все было бы совсем иначе.

– Пять-шесть недель, – выдала свой вердикт гинекологша, с грохотом бросив использованные инструменты для осмотра в раковину.

Юля медленно сползла с кресла и стала одеваться. От очередного грубого внедрения все внутри напряглось и заныло, и снова вспомнились те первые дни «после», когда эта ноющая саднящая боль никак не хотела оставлять ее тело. Натянув нижнее белье и джинсы, девушка сунула ноги в мокасины и присела на стул возле стола.

Врачиха что-то строчила на сложенном вдвое листе.

– Можешь Элевит купить, можешь Витрум, второй намного дешевле, а по составу такой же, – не поднимая головы, бросила она.

– Зачем? – помолчав, ошеломленно переспросила Юля, как завороженная следя за тем, как ручка бегает по бумаге, оставляя на ней размашистые каракули.

– В смысле, зачем?! Витамины, – грубо ответила врачиха.

Витамины?! Какие, к черту, витамины?! На глаза выступили злые слезы, готовые вот-вот сорваться вниз.

– Вы будете сохранять? Или нет? – без предисловий, безразлично поинтересовалась гинеколог.

Юля медленно покачала головой, чувствуя, как слезы все же сорвались и побежали по щекам.

Закончив предыдущий абзац, врачиха подвела жирную черту, что-то записала с новой строки, а затем выдернула из блокнота чистый лист и принялась строчить какой-то длинный список.

– Вот, – пододвинув бумажку к Юле, сказала она. – Придешь, когда сдашь.

Девушка взяла ее в руки и пробежала глазами. Почти десяток анализов – крови, мазки, УЗИ… Это сколько же времени все это сдавать? Учитывая, что отпроситься с работы практически нереально, к тому моменту, когда будут готовы результаты, уже все сроки выйдут.

– Вы серьезно? – глядя на нее с недоумением, произнесла Юля. – Зачем мне все эти анализы? Просто дайте мне направление на аборт.

– Без анализов тебе никто его не сделает, – грубо ответила врач и добавила: – А вообще… предохраняться надо, девушка! В двадцать первом веке живем… Контрацептивы на что?

Эти слова резанули больнее острия ножа. По презрительному взгляду врачихи было понятно, кем она ее считает – легкодоступной, аморальной девкой, ведущей распутный образ жизни и неготовой отвечать за последствия. Она… Та, которая выключала свет прежде, чем позволить Максу себя раздеть, краснела от его предложения сделать «это» на столе и даже мысли не допускала о том, чтобы изменить ему с другим мужчиной. Макс – родной, привычный, и все равно ей было сложно раскрепоститься перед ним полностью. Он берег ее, всегда старался быть аккуратен, чтобы не создавать им проблем раньше времени и не заставлять ее нервничать понапрасну. Что же говорить о чужом, малознакомом парне, который ради своего кайфа так бесцеремонно, без разрешения, ворвался в ее жизнь, разметав в клочья все, что у нее было, совершенно не заботясь о том, что она чувствует и что с ней будет дальше. И теперь она вынуждена выслушивать такое и проходить через весь этот Ад. Главное, не думать! Не думать о том, что ей предстоит сделать, что все это вообще происходит в реальности, с ней. Это невозможно понять, невозможно принять и вряд ли когда-то удастся стереть из памяти, как и тот вечер.

Глава 17

Юля молча дождалась, пока врач выпишет направления, убрала их в сумку и, не попрощавшись, покинула кабинет. На каком-то автопилоте дошла до регистратуры, оплатила консультацию и, попросив прайс на анализы, пробежала глазами по графе с ценами. Слезы на щеках уже высохли, но ком, застывший в груди, давил, мешал дышать, слова давались с большим трудом. Регистраторша записала ее на анализы и объяснила, как подготовиться. Юля молча слушала ее, лишь иногда кивая в такт словам и чувствуя, как к горлу снова подступает навязчивая тошнота.

Вернувшись домой, девушка скинула обувь и, не раздеваясь, легла на кровать. Хотелось плакать, но слез не было. Только пустота в душе, черная и леденящая. Теперь она точно знала, что внутри нее есть жизнь. И эта жизнь просуществует лишь несколько дней, пока не придут результаты анализов, а потом… Об этом было даже страшно подумать – в один миг его просто не станет. Но это потом. Сейчас он там, внутри. Он? Или она? Господи, ну зачем она об этом думает?! Какая разница? Это ребенок Воронова и все.

Воронов. А ведь он угадал, сам того не подозревая, раньше теста озвучил ей «приговор». От одной мысли о нем все внутри леденело, и сердце сбивалось с ритма, то пропуская удары, то пускаясь в бешеный галоп. Все такой же наглый и самодовольный. Колесница его жизни взмывала вверх, в то время как ее неумолимо неслась вниз…

Первое, что Юля ощутила, открыв глаза, была тошнота. Она едва успела добежать до ванной, прежде чем рвотные позывы стали нестерпимыми, и содержимое желудка вышло наружу. Впрочем, выходить особо было нечему, накануне она почти ничего не ела, да и йогурт, который был с трудом ею осилен вечером, сложно было назвать полноценной пищей.

Когда рвотные позывы закончились, Юля обессиленно сползла вниз на коврик, просидела так несколько минут, пытаясь прийти в себя. Затем, протянув руку, стянула с вешалки полотенце и, намочив его под холодной водой, промокнула лицо. Ну вот, началось. Оказывается, ей суждено познать все прелести беременности. Пусть недолго, но все же. Она медленно поднялась, придерживаясь за бортик ванной. Голова кружилась, и, казалось, что предметы вокруг вращаются в странном замедленном танце. Добравшись до кровати, снова залезла под одеяло, закутавшись по самый подбородок.

За окном только рассветало, и на потолке отражались ночные тени слегка колыхающихся деревьев. Через час уже нужно вставать и собираться на работу, ехать в метро, где по утрам такая давка, до самого вечера сидеть за компьютером, борясь со сном, который в последнее время буквально накрывал ее на каждом шагу. Но главное, это запахи – запахи разогреваемой в микроволновке еды, кофе, ароматы духов. Все то, до чего раньше не было никакого дела, теперь доводило буквально до умопомрачения.

Она не знала, как выдержала этот бесконечно долгий день. Тошнота, кажется, не прекращалась ни на минуту, а в некоторые моменты снова накатывали рвотные позывы, и приходилось на всякий случай бежать в туалет. Девчонки уже поглядывали на нее с интересом и жалостью, видимо, гадая, верны ли их предположения, и за спиной обсуждали, что она собирается делать дальше. Разумеется, все подумают, что ребенок от Макса, и, вероятно, будут осуждать ее, если узнают об аборте. Поэтому все нужно сделать как можно скорее, пока их догадки еще лишь догадки.