Я выдыхаю. Игра. Может, какая-то викторина? Нам будут задавать вопросы о сноубординге или о том, что мы помним друг о друге. Чтобы мы начали говорить о прошлом. А это как раз в стиле Кертиса – таким образом сказать нам, что делать, и чтобы ничего не отвлекало нас от того, что он задумал. Я опускаю телефон в корзину. Только…

Плакат снова привлекает мое внимание. «Игра началась». Один раз я сказала эту фразу ей… Нет, это распространенное выражение. Это ничего не значит. Я кладу телефон поверх других четырех, которые уже лежат в корзине, и захожу.

Банкетный зал словно нависает над горой. Пол покрыт белым ковром с густым ворсом, так похожий на снег снаружи, мебель в белых и серебристых тонах, несомненно, нерационально дорогая. Мягкие кресла обиты сатином, стеклянные столы на хромированных ножках. Эти роскошь и богатство резко контрастируют с грубой мебелью внизу. Здесь даже пахнет по-другому. Запах дыма исчез, вместо него пахнет свежей краской.

Вся задняя стена представляет собой одно огромное окно, белые бархатные занавески отдернуты в стороны и перевязаны шнуром. В дневное время отсюда, вероятно, открывается потрясающий вид, но сейчас за окном кромешная тьма. Ни одного огонька нигде. Как-то это жутко и внушает суеверный страх при нынешнем положении вещей, но если не думать обо всем этом, то банкетный зал – красивое место для празднования свадьбы.

Если вы можете забыть про то, сколько жизней забрал этот ледник.

И сколько тел он еще не отдал.

«Не думай об этом!»

Здесь так холодно, что у меня изо рта идет пар. И влажно. Вероятно, этим помещением не пользовались много месяцев. Все остальные уже что-то пьют. На серебряном подносе одиноко стоит одна бутылочка Kronenbourg 1664. Стекло кажется ледяным, когда я беру ее в руку. Раньше я любила эти маленькие бутылочки французского пива, сладковатого и пенистого. Но я не пила его с тех пор, как в последний раз была здесь.

Нас все еще пятеро. Персонал, наверное, где-то в коридоре. Кертис то и дело посматривает на дверь. Что он задумал?

Хизер сжимает рукой мое предплечье. На ногтях – французский маникюр.

– И как тебе эта игра?

– Какая игра?

Она ведет меня по ковру к высокому деревянному ящику, который стоит на низком столике. Рядом лежат ручки, конверты кремового цвета из хорошей бумаги и карточки. И еще ламинированный лист бумаги, на котором написан текст. Предлагаемая нам игра называется «Ледокол». Таким шрифтом обычно пишут чинопоследование^[4] на похоронах.

«И на свадьбах», – быстро напоминаю я себе. И вообще нам, наверное, таким образом хотят помочь снять напряжение и расслабиться. Хотя бы расколоть лед, если не растопить.

«Напишите какой-нибудь секрет о себе, о котором не знает никто другой. Положите карточку в конверт и опустите в ящик. Потом достаньте конверты, один за другим, и догадайтесь, кто что написал».

Я снова бросаю взгляд на Кертиса. Мне кажется забавным то, что он приложил такие усилия, ведь мы были бы счастливы просто напиться. Он широкими шагами идет к окну мимо меня. Стекло запотело, он вытирает его рукой и выглядывает наружу. Плавность его движений всегда напоминала мне движения мужчин-гимнастов, и она не изменилась до сих пор. Он и сейчас двигается с той же потрясающей грациозностью.

Мне нужно побольше выпить, чтобы осмелиться подойти к нему, поэтому я иду к Бренту. Я удивлена, увидев у него в руке бутылку пива. Он никогда раньше не пил.

– Ты все еще катаешься на сноуборде? – спрашиваю я.

– Раз в год, – говорит он. – Больше не могу себе позволить. Хотя до сих пор много катаюсь на скейтборде.

– Я это вижу по твоим ботинкам.

Его ботинки от DС так сильно поношены, что в одном месте у носка проглядывает палец. Раньше DС Shoes^[5] была одним из его спонсоров, но предполагаю, что эту пару ему пришлось покупать самому. Мне кажется трогательной его верность бренду, но это типично для Брента.

В ту зиму ему было двадцать один, он был очень худым, и энергия била из него фонтаном, как из подростка. Теперь он немного поправился. Из-за мешковатой одежды трудно точно определить, в какой он форме, но мне кажется, что в очень хорошей. И все еще носит спущенные до середины задницы джинсы.

Он смуглый благодаря отцу-индусу, и его внешность позволила ему начать успешную модельную карьеру – до того, как он увлекся сноубордингом. Я слежу за его успехами в Интернете, но из его Instagram мало что можно узнать. Мне хочется спросить, встречается ли он с кем-то, даже хочется спросить, есть ли у него дети, но он может не то подумать. А я просто хочу знать, счастлив ли он.

– Значит, на самом деле ты не приглашала меня сюда? – спрашивает Брент.

– Нет, – качаю головой я. – Я же уже говорила.

Кертис встречается со мной взглядом. Он все еще стоит у противоположной стены и выглядит… обеспокоенным? Вероятно, размышляет, где же обслуживающий персонал.

– Ты все еще катаешься? – спрашивает Брент, явно прилагая усилие, чтобы сменить тему на более безопасную.

– Нет, не катаюсь с тех пор, как уехала отсюда, – говорю я ему.

– Серьезно? Ни разу не каталась?

– Я много работаю.

Я вижу, как он удивлен. Тогда, десять лет назад, я могла думать только о сноубординге, и считала, что буду заниматься им до старости.

По правде говоря, катание приводит меня в ужас. Я боюсь того, в кого я превращаюсь, и боюсь, что могу разрушить жизни других людей. Как только я застегиваю крепления на сноуборде, ничто больше не играет роли.

Брент не знает, что я сделала. То есть он знает не все. Никто из них не знает.

И я намерена сделать так, чтобы они и дальше не знали.

Глава 3

Хизер хлопает в ладоши.

– Пора сыграть в «Ледокол», – объявляет она.

– Я голоден, как волк, – говорит Брент.

– И я тоже, – поддерживаю его я. – Я нашла в кухне жаркое.

Хизер надувает губы.

– Это будет весело. А потом поедим.

Она меня всегда так раздражала, или это замужество приучило ее командовать? Хизер допивает остатки вина из своего бокала. Может, она просто пьяна?

Брент ворчит, но Хизер раздает нам карточки, ручки и конверты. Я снова бросаю взгляд на Кертиса, но он на меня не смотрит и выходит из зала.

– Что мы должны написать? – спрашивает Брент.

– Что-нибудь скабрезное, какую-нибудь пикантную подробность, о которой никому не известно, – отвечает Хизер.

У меня пересыхает в горле. Я осушаю бутылку пива, но горло пересохло так, что тут не поможет никакой алкоголь. Я знаю, потому что у меня уже такое было десять лет назад, когда я отсюда уехала. Я грызу кончик ручки, пытаясь придумать или вспомнить что-нибудь забавное. Я слышу голос Кертиса в коридоре. Он говорит по телефону. Это типично для Кертиса – заставить нас положить телефоны в корзину, когда он сам может пользоваться своим. Он разговаривает со своей девушкой? Он видит, как я за ним наблюдаю, и захлопывает дверь.

Я смотрю на свою чистую карточку, но я слишком сильно замерзла и проголодалась, чтобы четко мыслить. В конце концов пишу: «Кличка моего кота Тухлая Рыба^[6]».

Брент исчез. Я опускаю свой секрет в конверт, а конверт – в отверстие в ящике, словно предназначенное для писем. Где Кертис раздобыл этот ящик? Он белый, но сочетается с остальными предметами в зале только по цвету. Сделан грубо, мой дед вполне мог бы соорудить такое – тонкие листы фанеры плохо склеены друг с другом, а потом их так же плохо покрасили.

Мне нужно в туалет. Женский находится на первом этаже, и к нему еще нужно пройти по коридору. Из крана течет такая холодная вода, будто вот-вот замерзнет в трубах. По крайней мере, так можно подумать.

Я возвращаюсь в банкетный зал. Брент откуда-то достал большой пакет картофельных чипсов. Я беру горсточку. Киваю на куртку Брента. В таких катаются на сноуборде.

– Burton все еще обеспечивает тебя одеждой? Или тебе теперь приходится все самому покупать?

Он хрустит чипсами.

– Мне дают скидку.

– Везет же некоторым. Мне самой пришлось покупать полный комплект для этой поездки, – говорю я.

Я слизываю соль с пальцев. Десять лет назад я отдала весь свой инвентарь и всю экипировку для сноубординга одной французской девчонке, которая жила в доме на противоположной стороне улицы. Ей все это требовалось гораздо больше, чем мне.

Возвращается Кертис. Он закончил телефонный разговор и снова занимает пост у окна, повернувшись к нам спиной. На что он там смотрит? Там же ничего не видно!

Приходит Дейл с новой партией пива. Мы с Брентом берем по бутылочке.

– Готовы сыграть? – спрашивает Хизер.

– Секундочку, – говорит Кертис и еще раз выскальзывает из банкетного зала.

Судя по виду, Хизер готова взорваться. Я пытаюсь скрыть улыбку. Похоже, Кертис ушел специально, чтобы вывести ее из себя.

– Ты видел кого-нибудь из персонала? – спрашиваю я у Дейла.

– Нет, – отвечает он. – Похоже, мы тут одни.

– Похоже, – соглашается Брент.

– Но в кухне стояла горячая еда, – напоминаю я им.

– Да, я видел, – кивает Дейл. – Наверное, они решили, что мы сами в состоянии себя обслужить. Может, утром пришлют кого-нибудь на подъемнике, чтобы приготовить нам завтрак.

– И оставили целую группу гостей без присмотра? Меня это удивляет, – признаюсь я.

– Экономят, – высказывает свое мнение Дейл.

Брент согласно кивает.

– Да, такому крошечному курорту должно быть сложно удерживаться на плаву и конкурировать с другими, например, с таким гигантом, как Труа Валле^[7].

– А почему нам предложили эту игру? – спрашиваю я. – Ее тоже персонал готовил?

Они не могут ответить. А судя по тому, как они смотрят на меня, они все еще думают, что я сама имела к этому отношение.

– Мне достать конверты? – спрашивает Хизер, как только возвращается Кертис.

Не дожидаясь ответа, она открывает ящик снизу, вытаскивает первый конверт и разрывает его.

Мы все рассаживаемся на стульях. Что это она так возбуждена? Что такого, по ее мнению, мы могли написать на этих карточках?

– Я их все зачитаю, а затем мы будет гадать, кто что написал. Хорошо?

Хизер так дергается, что, похоже, она не только пьяна. Я думаю, что она еще что-то нюхает, или глотает «колеса», или колется. С другой стороны, и Кертис нервничает и проявляет нетерпение. Он сидит с абсолютно прямой спиной, напряжен и постоянно оглядывает зал.

Я не чувствую пальцев рук. Засовываю их между бедрами, чтобы согреть. Обтянутый сатином стул такой же холодный, как и все остальное в этом помещении.

Хизер зачитывает написанное на первой карточке и краснеет:

– «Мы переспали с Брентом».

Она с беспокойством быстро бросает взгляд на своего мужа, словно опасается, что он примет это за признание. Но он смотрит на меня, как, впрочем, Брент и Кертис.

– Я это не писал, – говорит Кертис.

Мы все смеемся.

Все, кроме Хизер.

– Мы же договаривались, что прочитаем все, и только потом будем отгадывать.

Она пытается командовать Кертисом. Ну-ну. Попробуй.

– Я этого тоже не писала, – говорю я.

Мужчины снова смеются. Хизер гневно смотрит на меня.

– Не смотри на меня. – Дейл поднимает руки, словно хочет ей сдаться.

Снова смех.

Кто-то из мужчин наверняка написал это, желая пошутить. Вероятно, Кертис.

Хизер уже открывает следующий конверт. Ее поспешность меня удивляет. Между нею и Брентом что-то было? Если и было, то она, несомненно, не стала бы объявлять об этом всем и каждому. В ту зиму они очень быстро сошлись с Дейлом, фактически в самом начале сезона.

Хизер откашливается.

– «Мы переспали с Брентом», – ее голос становится слишком эмоциональным.

Снова смех, на этот раз более громкий. Смеемся мы с Брентом и Кертис. Дейл даже не улыбается.

Кертис хлопает Брента по плечу.